Шоколад (СИ) - Тараканова Тася Страница 40

— Ты новенькая? — спросила приятная девушка в голубом спортивном костюме с розовыми волосами и стрижкой каре.

Слишком светлый, зря она его сюда, отстранённо подумала о костюме. И волосы слишком яркие. Привлечёт внимание.

На хорошеньком гладком лице девушки цвёл нежный румянец. Пока ещё цвёл.

— Меня Светой зовут.

Света ждёт рассвета

Я грустно улыбнулась. Свете стало неловко от моего молчания, она уткнулась в тарелку.

Поломают девчонку

— Через десять минут построение на площади. Начальник лагеря сделает объявление, — зычно произнёс Федя.

Меня прошиб холодный пот. Если увижу полковника, не выдержу. Зачем он хочет познакомиться с отрядом? Увидеть свежее мясо? Когда они прибыли, общего сбора не было. Что за ужасные мысли? Нельзя приближаться к нему, смотреть даже мельком, прячась за спины других. Нельзя! Я могу съехать с катушек, впасть в истерику и что-нибудь вытворить. С содроганием вспомнила карцер. Не выдержу!

Какой карцер? Меня же освободили тридцать первого августа. Не освободили, а снова посадили, поэтому я здесь.

— Встать. На построение. Паёк и термосы оставить. Заберёте после.

Тянуть время было бесполезно, рассовав лапшу, галеты и шоколад по карманам, прихватив термос, я последняя двинулась к двери, вышла на улицу. Самые дисциплинированные уже начинали строиться в один ряд в центре площади под руководством Феди. Опять начался дождь.

Нельзя туда

Опустив глаза, я побрела вдоль здания, достигнув угла, оглянулась. На крыльце администрации появился полковник в тёмно-синей куртке. Сердце остановилось на один удар, потом заполошно запрыгало в груди. Я свернула за угол столовой, сделала несколько шагов и привалилась к стене. Глубоко вдохнула сырой воздух, прижалась к кирпичной кладке, чтобы очутиться под защитой короткого свеса крыши от дождя. Прикрыла глаза.

Почему раньше, попав в круговорот семейной жизни, я решила, что нет никакого просвета, и ничего не изменить. Тогда можно и нужно было бежать, пытаться строить самостоятельно собственную жизнь. А вот сейчас, действительно, не было ни единого просвета, ни на небе, ни на земле, ни внутри меня. Вокруг клубилась настоящая тьма, которую кто-то создал из моих кошмаров и слёз, в которой я уже едва шевелила лапками.

Пчёлы не вылетают из ульев в пасмурную погоду в преддверие дождя, как не летают и в дождь. Просто не летают. Пчёлкам нужно солнце, тепло, цветы и душистый нектар.

Меня обманул муж, лишил жилья и сына, обманул Пасечник. Мне ли тягаться с опытными пчеловодами. Они могут подкормить сладкой водичкой, а могут вырезать из улья и выбросить, как отработанный и бесполезный материал.

До ямы я шла, пошатываясь, оскальзываясь и запинаясь. Круг замкнулся, я там, где должна быть. Вспомнила слова полковника — Майя на своём месте. Содранные пласты земли, я увидела издалека. Трактором зачем-то срезали всю траву, содрав плодородный слой до глины. Когда-то я жевала эту траву, радуясь, что спаслась, наслаждалась солнцем, выглянувшим из-за туч, умилялась кузнечику на травинке.

В груди заныло от дурного предчувствия. Двинулась дальше и всё поняла. Ямы не было, её засыпали, сровняли с поверхностью земли, только в месте разлома она осела, как обычно оседают свежие могилки. Вокруг ничего не напоминало об ужасе, когда-то произошедшем здесь со мной. Пусто, ровно, коричневатая глина вместо травы и чернозёма. Я шла сюда, надеясь, что яма поможет понять, даст силы выстоять против тех, кто решил меня сломать. А ямы не стало.

Внутри я орала от гнева и ужаса, корчилась от боли, стоя над свежей могилой. Внешне застыла неподвижно, глядя на засыпанную яму. В ней осталась самая сильная, безрассудная, самая смелая часть меня. Та часть, которая одержала победу. Слёзы лились из глаз, смешиваясь со стылым мелким дождём. Всё-таки я утробно заскулила, закусив зубами кулак, прощаясь с ямой, поворачиваясь и уходя прочь.

Вспомнились женщины с серыми лицами. Как быстро я стала одной из них, хотя думала, что выдержала, что гораздо сильней. А теперь позорно пошла ко дну, расписалась в своём ничтожестве. Для меня не было естественным сражаться. Я не боец, не воин, не умею драться и защищать себя. Сегодня от страха у меня отказали ноги. Если бы не Федя, волчара бы ударил. Слабую, униженную женщину легко сломить.

Неужели опять всё по кругу? Волчий взгляд, страх, боль?

Дождь вымочил плечи и спину, я поплелась к ближайшему зданию, в котором находился ненавистный изолятор. Посижу на ступеньках под козырьком, успокоюсь. В полном опустошении я смотрела под ноги, чтобы не растянуться на мокрой земле. Слёзы смазали изображение, промозглая сырость, упадок сил вызывали крупную неконтролируемую дрожь. Встреча с Егором, начальник в синей форме, засыпанная яма — немного же мне понадобилось, чтобы рухнуть на дно отчаяния. Я облизала солёные губы, присела на сухие деревянные ступени.

За железной сеткой высился лес, покачивались от ветра верхушки сосен, чуть слышно доносилось редкие птичьи голоса. Сожалеть о своём выборе бесполезно, искать причину, обвинять себя, топтаться в болоте и погружаться в него ещё глубже, можно бесконечно. Выйти из состояния жертвы, которая стала моей сущностью, не получалось. Каждый раз, когда появлялась надежда, снаряд летел точно в цель, разбивая мечты в прах, и я катилась по наклонной.

Как чёрная дыра я притягивала несчастья. Если бы в колонии было безопасно, как убеждал Пасечник, здесь бы не появился волчара. Полковник специально притащил сюда этого садиста, чтобы его руками расправиться со мной. Что мне делать? Сидеть в комнате и шить? Ходить по территории с оглядкой в компании других? Как защитить себя ночью?

Ничего из этого не помогло в прошлый раз. Смиряться и подстраиваться я умела, но это только ухудшало моё положение на шахматной доске. Ухудшало с каждым неверным ходом, потому что я всегда выбирала не себя. Мои душа и тело оказались нужны только в виде корма, а бесполезное, хаотичное сопротивление лишь раззадоривало хищников.

Из-за угла дома показалась знакомая коренастая фигура Феди. Его общество сейчас казалось самым безопасным из всех возможных. Он не торопясь приближался ко мне с каким-то настороженным видом, поглядывая вокруг.

— Чего ушла?

Вопрос остался без ответа. Думаю, тут любому понятно. Недавно с волчарой подрался, и уже по сторонам зыркает. Такие законы у них, у хищников.

— Куришь?

Федя вытащил из кармана пачку сигарет. Я отрицательно покачала головой. Он вытащил сигарету, зажал зубами, спрятал в ладонях от дождя, попытался прикурить. Не с первого раза, но у него получилось. Федя глубоко затянулся, выпустил струю дыма.

Едкий дым проник в лёгкие.

— Слушай, не переживай. Егор — подонок. Я думал его посадят, но вот же. Выговор в личное дело и свободен. Сказали, никто не погиб. Ну, и всё. Ты не думай, я не такой, как Егор. Мой папаша по пьянке мамку зарезал. Я женщин не обижаю.

Воспоминание о платке, которым Федя протирал мне лицо в кузове пикапа, ещё не стёрлось из памяти. Может и «не такой».

— Иди в комнату, там безопасно.

Я отрицательно замотала головой, глаза наполнились слезами. Щека Феди со шрамом дёрнулась в нервном тике.

— Да, блядь!

Похоже, волчара часто промышлял по ночам, и все об этом знали. И Ольгу тогда же выцепил. Федя вновь затянулся сигаретой.

— Слушай, у него раньше допуск был к камерам. Сейчас лишили.

Я почувствовала, что тело опять затрясло крупным ознобом.

Федя докурил, щелчком сбросил окурок на землю, затоптал его.

— Плохо, что у него тут дружки, могут допуск передать. Хотя за это… вплоть до увольнения.

Ценой моей чести и жизни

Не имея сил держаться, я зарыдала. Всё именно так, как я думала. Меня никто не спасёт. Полковник выписал мне билет в один конец.

— Ты давай, это…пойдём, провожу в общежитие.

Запасливый Федя достал из кармана не первой свежести мятый платок, подал мне.

— Лучше одна не ходи.