Стив Берри - Измена по-венециански Страница 43

Она вспомнила слова Птолемея. «О искатель приключений! Пусть мой бессмертный голос, хоть и звучащий издалека, наполнит твои уши. Услышь мои слова. Плыви в столицу, основанную отцом Александра, где мудрецы стоят на страже».

Хотя Птолемей, вне всякого сомнения, считал себя великим хитрецом, время уже дало ответ на эту часть его загадки. Во времена Александра Великого Египтом правил фараон Нектанеб. Когда Александр был еще подростком, в Египет вторглись персы, и фараон бежал. Египтяне твердо верили в то, что Нектанеб однажды вернется, чтобы изгнать персов. Примерно через десять лет после его поражения правильность этой надежды нашла свое подтверждение. В Египет вошли войска Александра, после чего персы быстренько капитулировали и убрались восвояси. Чтобы возвеличить своего освободителя и представить его присутствие в Египте оправданным, египтяне стали передавать из уст в уста историю о том, как в начале своего правления Нектанеб, которого считали искусным магом, совершил путешествие в Македонию и соблазнил Олимпиаду, мать Александра. Из всего этого следовало, что отцом Александра являлся не Филипп II, а Нектанеб. Эта байка, разумеется, была полной чушью, но тем не менее просуществовала пять столетий и в конце концов вошла в «Историю войн Александра Великого» — сборник фантастических легенд, которые многие историки ошибочно использовали как авторитетный источник. Будучи последним фараоном Египта, Нектанеб основал Мемфис и сделал его своей столицей, что вполне объясняло слова про столицу, основанную отцом Александра.

Следующий пассаж — где мудрецы стоят на страже — делал эту версию еще более правдоподобной. У храма Нектанеба в Мемфисе стояли полукругом одиннадцать статуй из песчаника, изображающие греческих мудрецов и поэтов. Центральной фигурой среди них был Гомер, которого боготворил Александр. Там были Платон, учитель Аристотеля, и сам Аристотель, который учил Александра, а также многие другие знаменитые греки, с которыми Александр был тесно связан. От тех статуй теперь остались только фрагменты, но и их было достаточно, чтобы быть уверенным: они существовали.

Птолемей поместил тело, принадлежавшее, как он считал, Александру, в храм Нектанеба, и оно оставалось там вплоть до смерти самого Птолемея, после чего его сын перевез останки на север, в Александрию.

«Плыви в столицу, основанную отцом Александра, где мудрецы стоят на страже».

Это означало: отправляйся на юг, в Мемфис, в храм Нектанеба.

Она подумала о следующей строчке загадки.

«Прикоснись к сокровенной сути золотой иллюзии».

И улыбнулась.

43

Торчелло

Виктор распластался на лестнице, прикрывая рукой лицо от жара, который волнами накатывал снизу. «Черепашка», отреагировав на заданную температуру, взорвалась, выполнив заложенную в ее программу задачу. Рафаэль просто не мог выжить. Первоначальная температура горения «греческого огня» поистине чудовищна — ее достаточно, чтобы размягчить металл и поджечь камень, но затем она становилась еще выше. Человеческую плоть «греческий огонь» пожирает с такой же легкостью, как хворост. Как и тот мужчина в Копенгагене, Рафаэль вскоре превратится в горстку пепла.

Виктор отвернулся. Огонь бушевал в десяти футах от него. Жар становился невыносимым. Он пополз вверх.

Старое здание было построено во времена, когда, согласно архитектурной традиции, потолок первого этажа служил полом для второго. Сейчас этот потолок был полностью охвачен огнем. Скрип и стоны досок пола второго этажа служили подтверждением того, что тот доживает последние минуты. Неминуемое обрушение приближал вес трех выставочных стендов и других тяжелых экспонатов. Хотя пол второго этажа еще не занялся огнем, Виктор понимал, что ступать на него было бы глупостью. К счастью, лестница, на которой он сейчас стоял, была сложена из камня. В нескольких футах от него располагалось двойное окно, выходящее на площадь. Он решил рискнуть и осторожно двинулся по направлению к нему, испуганно поглядывая на бушующее внизу море огня.

Кассиопея увидела возникшее в окне лицо. Она моментально бросила на землю лук, выхватила пистолет и дважды выстрелила.

Оконное стекло разлетелось от ударившей в него пули, и Виктор отпрыгнул обратно к лестнице. Он вытащил пистолет и приготовился отстреливаться. Он успел заметить силуэт противника и теперь знал, что это женщина. Она держала в руке лук, который буквально в мгновение ока сменился пистолетом.

Прежде чем он успел воспользоваться преимуществом, как говорят военные, господствующей высоты, между прутьями решетки в окно влетела горящая стрела и вонзилась в штукатурку противоположной стены. К счастью, «черепашка» здесь не поработала, и единственную опасность представляли две бутыли с горючей смесью. Одна лежала на полу, вторая — в разбитом стенде, где раньше находился медальон.

Нужно было что-то делать.

Последовав примеру своего врага, Виктор выстрелил в окно, выходящее на задний двор музея. Стекло со звоном осыпалось осколками на пол.

Слева от себя — там, где находились ресторан и гостиница, — Кассиопея услышала голоса. Наверное, звук выстрелов привлек внимание кого-то из постояльцев. Увидев два темных силуэта, приближающихся по дорожке, ведущей от поселка, она торопливо покинула свою позицию и вернулась под укрытие козырька над церковным крыльцом. Последнюю горящую стрелу она выпустила в надежде поджечь второй этаж. За секунду до этого она отчетливо разглядела в окне лицо Виктора.

Люди подошли ближе. Один из мужчин прижимал к уху сотовый телефон. Полиции на острове не было. Благодаря этому она располагала запасом времени. Что же касается Виктора, то вряд ли он станет звать на помощь случайных зевак.

Слишком много возникнет вопросов относительно обгоревшего трупа на первом этаже.

Поэтому она приняла решение покинуть остров.

Виктор смотрел на бутыль с «греческим огнем», лежащую на деревянном полу. Решив, что двигаться нужно как можно быстрее, он схватил бутыль и прыгнул к тому окну, в котором только что выбил стекло.

Доски пола пока держали его.

Затем он просунул бутыль сквозь кованые прутья решетки и положил ее на подоконник с внешней стороны окна.

Пол в центре комнаты застонал. Виктор вспомнил балки, поддерживающие потолок нижнего этажа. Сейчас они уже наверняка наполовину съедены огнем.

Сделав еще несколько шагов, Виктор оказался возле стрелы и выдернул ее из стены. Тряпка, которой был обмотан наконечник, все еще горела. Снова подбежав к окну, он кинул горящую стрелу в окно, и она упала на подоконник, в нескольких дюймах от бутыли. Языки пламени принялись лизать ее бок. Он знал: нужно лишь несколько секунд, чтобы пластик расплавился, — и поэтому, не теряя времени, укрылся на лестнице. Послышалось громкое «вуф-ф-ф», и за окном взметнулся еще один огненный смерч. Кинув взгляд на окно, Виктор увидел, что металлическая решетка горит. К счастью, поскольку бутыль с горючей смесью находилась за окном, жар в комнату почти не проникал. Его порадовало и то, что огонь не охватил оконную раму.

В следующий момент центральная часть пола второго этажа провалилась вниз, увлекая за собой выставочный стенд, в котором находилась последняя из бутылей. Еще через пару секунд она взорвалась, выбросив вверх огненный шар. Мусео ди Торчелло прекратил свое существование.

Виктор прыгнул к окну и ухватился за карниз, тянущийся поверх оконной рамы. Он выбросил ноги вперед и ударил ими в горевшую решетку.

Никакого эффекта.

В его крови бушевала адреналиновая буря, от жара стало трудно дышать. Он снова подтянулся на карнизе и принялся бить ногами по решетке. Она стала поддаваться. Несколько новых ударов — и ее угол отделился от стены.

Еще два удара — и решетка вылетела наружу.

Рухнуло то, что оставалось от пола. Вместе с пылающими досками вниз полетели два оставшихся стенда и кусок мраморной колонны, выбив из бушующего на нижнем этаже пожарища огромный сноп искр, взметнувшийся к потолку.

Виктор посмотрел в окно. До земли три или четыре метра. Из нижних окон вырывались огненные протуберанцы.

Он спрыгнул.

Малоун мчался на северо-восток, по направлению к Торчелло, выжимая из лодки все, на что она была способна. На горизонте мерцало зарево.

Пожар.

К небу поднимались клубы черного дыма, который, смешиваясь с висящей в воздухе влагой, становился серым. До острова оставалось плыть десять — пятнадцать минут.

— Похоже, мы опоздали, — сказал он Стефани.

Виктор стоял позади музея. Он слышал голоса и крики, раздающиеся из-за живой изгороди, которая отделяла музейный двор от сада и оранжереи. За ними тянулся канал, в котором его ожидала лодка.