Николай Усков - Семь ангелов Страница 49

– Он просит передать вам трубку, – сказала она с тревогой. Кен хотел было сообщить в подробностях о случившемся, но полковник перебил его:

– Я обещал назвать вам имя убийцы. Он сидит сейчас передо мной. Мы мило беседуем. Приезжайте к дю Плесси.

Алехин разъединился и растерянно сообщил, что Севастьянов ждет их на вилле Антуана: «Они мило беседуют».

Ирина Сергеевна взяла три минуты, чтобы переодеться, Ксантиппа – пять, чтобы подыскать замену сломанным лабутанам. «Ой, Иришечка Сергеевна, – вы прелесть! Какое чудо! И каблучок гвоздиком!» Еще через семь минут автомобиль профессора Бриена въезжал в ворота виллы в Вильфранш.

Мизансцена, которую они застали в гостиной, совсем не походила на задержание особо опасного преступника. Антуан сидел в кресле у мраморного камина с пузатым бокалом красного вина в руке. Севастьянов пыхтел сигарой и раскладывал пасьянс за столиком напротив. Комиссар Комндом разместился на диване и сосредоточенно изучал барочное великолепие люстры. Среди аристократической роскоши он чувствовал себя явно чужим.

– А вот и вы, – приветливо встретил Севастьянов гостей. – Познакомьтесь, перед вами организатор убийства Федора Климова, убийца Ивана и Лизы – мосье Антуан дю Плесси.

– Негодяй, – тихо прошептала Ирина Сергеевна.

– Ах ты мразь, гандон! – завизжала Ксантиппа. – Он хотел нас убить, там в Авиньоне.

– Это все какой-то бред, – невозмутимо отрезал дю Плесси. – Заявление было столь наглым, что в комнате воцарилось молчание. – Друзья, – продолжил Антуан, – уже поздний час, и я, право, немного утомился, – он улыбнулся. – Очень рад видеть вас, мадемуазель, я, признаться, начал волноваться.

– О’кей, – терпеливо сказал Севастьянов. – Повторю еще раз. – Он сжал кулак. – Именно вы продали Федору Климову дом в Авиньоне. Раз. – Он отогнул мизинец. – Вы встречались с Иваном Климовым за неделю до исчезновения Федора Алексеевича. Два. Вас видели в Hotel d’Europe в Авиньоне в день смерти Ивана. Три. Мои люди нашли у вас оригинал духовной, похищенный у Климова. Четыре. На бутылке воды из спальни Лизы обнаружены ваши отпечатки. Именно там был цианид. Пять, – Севастьянов показал ладонь. Но она не произвела на Антуана никакого впечатления.

– Все это ерунда, мой дорогой друг, – начал он. – Климовы мои соседи. Мне полюбился этот весельчак Иван. Открою вам страшную тайну. Мы встречались с ним не один раз. Мы играли в теннис, когда Иван бывал в наших краях. Очень одаренный молодой человек… – Антуан с грустью прикрыл глаза, словно вспоминал счастливое время, проведенное с Иваном. – В продаже дома я не вижу ничего необычного, – продолжил он бодро, – соседи часто что-нибудь друг другу продают. Я не знал, что делать с этим обветшавшим строением – в доме надо жить, а Климову очень хотелось открыть свою галерею во Франции. Он был благородным человеком, редким. Это такая потеря для всех нас, – голос дю Плесси звучал трагически. – Вы говорите, меня видели в гостинице в Авиньоне? Это абсолютно естественно. Я навещал там мою тетушку из Экс-ан-Прованса. Мы пропустили по стаканчику «Шатонеф дю Пап». Она страстная поклонница местного кролика. Знаете, там отменно готовят кролика. И то и другое, дорогой мосье Севастьянов, очень легко проверить. Когда соберетесь, не забудьте взять у меня адресок папаши Готье – у него лучший кролик в Провансе, – Антуан смачно поцеловал кончики пальцев. – Оригинал духовной Климента в моем доме стал для меня не меньшей неожиданностью, чем для вас. Хотя ваши люди и вторглись в пределы частного владения, я им весьма благодарен. Вы знаете, я доверчивый человек и жизнь меня не раз за это наказывала. Когда я познакомился с мосье Алехиным, я считал, что встретил человека образованного, благородного и честного. Мне и в голову не могло прийти, что он как-то может быть причастен к трагедии, обрушившейся на семью моих друзей…

– Что?! Что ты несешь? – взорвался Алехин. – Еще пару часов назад ты рассказывал нам, как хладнокровно отравил Ивана и Лизу!

На лицо Антуана опустилась печаль. Он тягостно вздохнул и обратился к полковнику:

– Почему же, дорогой мосье Севастьянов, вы не скажете, где именно нашли оригинал духовной папы Климента?

– Хорошо, – Севастьянов пристально посмотрел на Алехина, – Иннокентий Александрович, оригинал был найден в вашей комнате, в сумке. Как вы это объясните?

– Кен, боже, как ты мог?! – вскрикнула Ирина Сергеевна. – Как ты мог? Она же так тебя любила?!

Алехин застыл, не зная, что ответить.

– Вы что-то говорили про отпечатки, – продолжал Антуан. Лицо его вновь стало печальным. – В ту трагическую ночь мы все отправились в парк искать мосье Алехина. Он был без чувств. По крайней мере, так казалось, – поправился дю Плесси.

– Что значит «так казалось»?! – разозлился Кен. Дю Плесси устало махнул рукой – дескать, не мешайте мне, с вами и так все понятно.

– Я помог доставить мосье Алехина в спальню. Мадемуазель Климова была очень взволнована. Я налил ей стакан воды. Уверяю вас, на тот момент цианида в бутылке не было. Этот яд действует мгновенно, не так ли, мосье Комндом?

– Абсолютно верно, – важно подтвердил комиссар.

– Мы оставили мадемуазель Климову с мосье Алехиным. Был поздний час, и я счел бестактным находиться в спальне молодой девушки. Какая ужасная смерть! Не могу себе простить. Если бы мы оставались рядом, мадемуазель была бы сейчас жива, – он сокрушенно вздохнул.

– Тебе это так с рук не сойдет, гнида лоснящаяся, – зарычала Ксантиппа. – Я свидетель – ты сам признался, что убил Ивана и Лизу, ты и нас с Кеном хотел убить.

– Дю Плесси! – вступил в беседу профессор Бриен. – Я вас видел в Авиньоне. Вы заперли мосье Алехина с мадемуазель в подземелье и потом уехали.

– О боже, – страдальчески поморщился Антуан, – подземелье, Авиньон, – мы просто гуляли, а потом разминулись… К тому же… – дю Плесси замялся. Казалось, что он не хочет говорить, но его вынуждают обстоятельства. – Бедная мадемуазель Ксантиппа, я понимаю, что разрыв наших отношений стал тяжелым ударом для вас, и я искренне сожалею, что причинил вам боль. Я много читал о женской мести, но всему есть предел. Итак, надеюсь, я ответил на ваши вопросы, дорогой мосье Севастьянов, – Антуан отхлебнул вина и обворожительно улыбнулся.

– Как бы не так, – спокойно объявила Ксантиппа. – Тебе, кажется, не понравилась моя хризантема? – она коснулась цветка, прикрепленного к бретельке сарафана. – Так вот, зайчик, там спрятан диктофон – это маленькая хитрость светского журналиста. Моя работа заключается в том, чтобы пересказывать читателям, кто и что кому сказал. Без этого цветочка я как без рук, особенно если выпью. Когда ты стал откровенничать в Авиньоне, я незаметно нажала на «запись». Будь уверен, вся твоя эффектная речь записана, – она торжественно отколола цветок и медленно направилась к Севастьянову. На лице ее играла самодовольная улыбка. – Жаль, что во Франции больше не казнят на гильотине, – заключила Пылкая.

С Антуаном произошло что-то невероятное. Лицо его мгновенно стало серым, глаза яростно впились в Ксантиппу. Он вскочил и выхватил револьвер:

– Стоять, сука! – Ксантиппа замерла. – Сюда цветок, живо!

Пылкая была похожа на кошку, которую ослепило фарами.

– Я сказал, сюда! – повторил Антуан. – Севастьянов, без глупостей, иначе я прострелю этой балаболке печень.

Грянул выстрел, но не оттуда, откуда все ожидали. Никто не обращал внимания на Ирину Сергеевну. Она скромно стояла у двери. В тот момент, когда Антуан выхватил револьвер, она достала из сумочки маленький дамский пистолет и спокойно выстрелила. Ксантиппа инстинктивно присела, а потом быстро заползла за диван. Раздался второй выстрел – стрелял дю Плесси. Пуля угодила в тяжелое бра рядом с диваном. Оно с грохотом обрушилось на наборный паркет. Потом – третий. Антуан рухнул.

– Отличная работа, мосье Севастьянов, – одобрительно объявил комиссар Комндом. Он присел к дю Плесси, который лежал на полу. – Вы вышибли ему мозги. – Комиссар поднялся и важно обратился к Ксантиппе, которая все еще пряталась за диваном: – Мадемуазель, от имени Французской республики позвольте поблагодарить вас за смелость и находчивость, – он подал ей руку, – надеюсь, вы передадите мне диктофон.

– Какой диктофон? – удивилась Ксантиппа.

– Как какой? Вы же только что рассказывали… хризантема… маленькая хитрость… – растерялся Комндом.

– Это был блеф. Я же не Мата Хари, в самом деле.

– Браво, Ксантипка! – с восхищением протянул Алехин.

– Он назвал мою хризантему чудовищной. Козел! Лучшие женщины носят хризантемы на груди. Это символ чистоты.

Кап-Ферра

Следующие два дня потрясли мир. Новостные передачи всех телеканалов планеты открывали репортажи из Авиньона. Даже с Первым творилось что-то странное.

В тот день и Медведев, и Путин переделали массу важнейших государственных дел. Президент посетил школу для вундеркиндов в селе Пыжиково, где подарил айпад мальчику Пете, потом отчитал косного чиновника, хлестко назвав его доклад «какой-то презентацией», и даже успел обсудить с патриархом (в присутствии Владислава Суркова) предстоящее празднование дня святителя Агафангела Пермского – покровителя инноваторов. Свершения Путина выглядели не менее судьбоносными. Он прививал теленка на фоне умиленных животноводов и зоотехников, затем встречался с недовольными рабочими. На вопрос фрезеровщика Рюхина Путин ответил, не мигая: «Богатым надо будет раскошелиться. Раскошелиться, я сказал!» На нем была отличная клетчатая рубашка, расстегнутая на одну пуговицу. Вечер премьер завершил молитвой в сельском храме Костромской области. Он печально стоял среди косынок, размышляя о судьбах России.