Дин Кунц - Твое сердце принадлежит мне Страница 49

– Они арестовали Лили два года тому назад. Я потратила год, пытаясь ее освободить, действовала осторожно, не привлекая к себе внимания.

В темноте Райана начало качать, как на палубе яхты в штормовом море, и он открыл глаза, уставился на кресло, в котором недавно сидела Вайолет.

– Тяжелый труд, избиения, пытки, изнасилования – это не все, чему подвергали в трудовых лагерях последователей учения. Некоторых, наоборот, обеспечивали всем необходимым, потому что хорошее здоровье оказалось доходным товаром.

Рыдание вырвалось из груди Райана, но он попытался взять себя в руки, потому что чувствовал – его слезы сочувствия не вызовут, только приблизят к смерти. Ему следовало сдерживать эмоции, чтобы потом как-то убедить Вайолет внять голосу разума.

– В Шанхае есть больница, которая призвана решать две задачи. Первая – проведение неких экспериментов. Вторая – обеспечение донорскими органами высших государственных деятелей и богатых иностранцев, которые готовы заплатить высокую цену.

К удивлению Райана, женщина появилась перед ним, слева. Она так сильно вдавливала глушитель в его затылок, что Райан продолжал чувствовать его давление, даже когда Вайолет убрала пистолет.

– За три дня до операции я узнала, что Лили перевели из концлагеря в больницу.

Вайолет держала пистолет двумя руками, в пяти футах от него, целила в шею, но, несомненно, при выстреле приподняла бы пистолет, чтобы пуля вышибла зубы и вышла через затылок.

– Почки моей дорогой Лили потребовались двум товарищам, печень – третьему, роговицы – четвертому, а сердце – какому-то владыке Интернета, одному из ста самых желанных холостяков.

Райан узнал кое-что новое для себя: страх мог сжать человека с такой силой, что ничего другого он больше не ощущал, не мог думать ни о чем, кроме неминуемой смерти, лишался всех надежд и… внезапно переставал чувствовать боль от многочисленных ран. Страх все подмял и заполонил.

– Я не знал, – вырвалось у него как молитва, которую ранее и по другим поводам он повторял десятки тысяч раз, вот и сейчас слова эти он произнес автоматически, безо всякой мысли, потому что страх полностью парализовал его.

– Ты знал, – настаивала Вайолет.

– Клянусь, что нет, – вновь как молитва. – Клянусь, что нет. Клянусь, что нет. Никогда бы на это не пошел, если бы знал.

– Доктор Хобб привозит пациентов со всего мира. За долгие годы ста шестидесяти пациентам доктора Хобба подбирали донора за месяц или даже меньший срок. Доктор Хобб знает.

– Может, и знает. Я не могу говорить за него, не могу его защищать. Но я не знал.

– Для того, чтобы заполучить органы, убили так много людей, что там, где они похоронены, теперь растет красный бамбук. Заросли красного бамбука.

– Я не знал.

Она опустила руку с пистолетом. Глушитель сработал, как и положено. Поэтому, когда она прострелила Райану левую ступню, выстрел более всего напоминал едва слышный человеческий вздох.

Глава 55

Страх – не обезболивающее при пулевом ранении, во всяком случае, он не может полностью снять боль, как не может остановить кровь. Но рана оказалась менее страшной, чем мог ожидать Райан, не вызвала дикой боли, не вызвала агонии, стала лишь причиной страданий, которые прочистили туман в голове. Потом Райана прошиб пот и тут же начал бить озноб, от которого застучали зубы.

Он не закричал, потому что для крика не было ни сил, ни воздуха в груди, но женщина предупредила:

– Если закричишь, тебе не поздоровится. Я заставлю тебя замолчать, а потом все будет гораздо хуже.

Он хрипел, стонал, но эти звуки никоим образом не могли услышать за стенами дома.

Вместо того чтобы сползти на пол, он подался назад, к спинке раскладного кресла, зажав правой рукой туфлю, к которой находилась раненая ступня, потому что обнаружил, что сжатие уменьшает боль.

– Потеряв Лили, я жила только для того, чтобы найти тебя.

Вайолет не могла оставаться на месте, кружила по комнате, как черная птица, случайно залетевшая в открытую дверь, крылатая посланница беды, ищущая, где же ей свить гнездо.

– Мне потребовалось десять месяцев, чтобы покинуть Китай. Мы втроем дезертировали при выполнении очередного задания. Два месяца ушло на то, чтобы попасть в эту страну, собрать все необходимые сведения о тебе и спланировать операцию.

Боль пылала ярким огнем, но за ней в разуме Райана поднималась черная приливная волна, поднималась выше всех выстроенных им волнорезов, и в нем начал нарастать новый страх, страшнее страха смерти, который он никогда не испытывал, даже не подозревал о его существовании.

– Хобб знал, – она все кружила по комнате.

– Мне он не говорил, – только и смог ответить Райан.

– Разумеется, он не говорил: «Давай слетаем в Шанхай, вырежем сердце у совершенно здоровой женщины и пересадим тебе».

– Если он не говорил мне, как я мог знать? – молил он, но даже для него самого мольба эта не казалась убедительной. – Как я мог знать?

– По его предложениям.

На это ответа у него не нашлось.

Вайолет же не знала пощады.

– По твоей готовности идти на сотрудничество.

Черная волна, что рушила его волноломы, была волной правды.

– По скрытому значению международного донорского списка, по скрытому значению месячного ожидания, по скрытому значению астрономической суммы, по скрытому значению срочного вылета в Шанхай, по скрытому значению тысяч подмигиваний и кивков, которые наверняка не укрылись от тебя.

– Подтекст, – вырвалось у него.

Действия несли с собой последствия. Всегда это понимая, он по большей части придерживался общепринятых правил и в бизнесе, и в личной жизни.

Новый и самый страшный страх, который все набирал силу, которого он ни разу не испытал за прожитые тридцать пять лет, возник при мысли о том, что действия могли иметь последствия и за пределами этой жизни.

Ее ярость, похоже, сменилась спокойной решимостью воздать ему по заслугам, она приближалась к нему неспешно, но неотвратимо.

– Меня готовили для того, чтобы я могла сойти за американку. Намеревались заслать в эту страну, чтобы я создала ячейку агентурной сети.

Серо-зеленые глаза затуманились, в голосе вдруг появились мягкие нотки.

– Я надеялась тайком привезти сюда Лили. Мы бы растворились в этой стране с новыми документами, действительно стали бы настоящими американками. Теперь Америка для меня потеряна. И Китай тоже. И идти мне некуда.

Она смотрела на него поверх пистолетного ствола.

Густая кровь медленно вытекала из дыры в туфле, пробитой пулей, разбитая левая кисть напоминала птичью лапу, голова болела так, словно череп крепко стянули колючей проволокой, но не физическая боль вызывала слезы, которые потекли из глаз Райана. Причиной стало осознание той слепоты, которая подтолкнула его к доктору Хоббу, с которой он прожил всю жизнь.

И заговорил он, обращаясь скорее не к Вайолет, а к самому себе, движимый стремлением исповедоваться:

– В тот вечер она сказала мне, что я должен быть осторожен. «Ты особенно, – сказала она. – Ты, будучи таким, какой ты есть, должен быть особенно осторожен».

– Писательница? – спросила Вайолет.

– Она сказала, что я не должен вмешиваться в то, что происходит. Ничего не должен решать. Чтобы все шло как идет.

И вновь боль исчезла, как и недавно, когда страх полностью подавил все остальные эмоции.

– Господи, она знала, на что я способен. Она знала, тогда как я не знал. Я не знал, а она знала… и любила меня.

И вот тут страх последовал за болью, а его место заняло другое чувство, которое теперь правило и разумом и телом, новое для него, но при этом и знакомое: стыд.

До этого момента Райан Перри не знал, что в нем что-то сломалось.

Причины насилия включали алчность. Жадность.

– Моя слепая жадность убила твою сестру, – признал он.

– Жадность? У тебя были все деньги этого мира.

– Жадность к жизни.

Он стремился получить ее сердце, любое здоровое сердце, и он лгал себе, скрывался от самого себя.

Вайолет смотрела на него поверх пистолетного ствола.

Теперь, слишком поздно, он осознал, что шестнадцатью месяцами раньше, в самый начальный период возникшего кризиса, ему предоставили уникальный шанс заглянуть в себя и измениться, стать тем, каким хотела видеть его Саманта, чтобы согласиться пойти с ним под венец. Осознать, что в жизни и в мире есть подтекст, скрытое значение, что это значение имеет последствия. Исмей Клемм, жертва жадности своего мужа и зачарованности смертью Спенсера Баргхеста, прибыла в Калифорнию не из Денвера, а из куда более дальних краев, чтобы предупредить его об опасности одной тропы и повести к другой. В тех снах Исмей показала ему три ада, но он увидел в них лишь три загадки-головоломки.