Владимир Орешкин - Вдох Прорвы Страница 5

Наплевать и забыть…

Автобус не спеша и приятно катился, переваливаясь с боку на бок. Мы переехали мостик, под которым протекала, должно быть, моя незабываемая речка, и он, взревев, чуть-чуть прибавил скорости.

Я стоял вплотную к окну, держать за поручни, ощущая коленями рюкзак и сумку. Сзади кто-то время от времени касался меня спиной, — а вокруг негромко продолжались все те же неспешные домашние разговоры, такие же уютные, как кактус у меня дома…

Лес за небольшим поворотом отступил, и перед глазами стала открываться чудная картина. Я даже не поверил сначала, что мне не кажется, усмехнулся слегка, сквозь свою усталость, и оглянулся в салон, — дачный народ не уставился в окно в изумлении, продолжал все так же беседовать, не отвлекаясь на привычное.

А увидел я, показавшийся из-за деревьев, самый настоящий замок.

Всяких неимоверных дач, которые повырастали в красивейших уголках Подмосковья за последние десять лет, я наблюдал предостаточно. Подмосковье — музей архитектурной мечты… Будь у меня предпринимательская жилка, — я бы вместо туров по Золотому Кольцу, организовывал бы путешествия по дачному Подмосковью, — и если бы меня, вместе с моими туристами не замочили бы у первой же, бизнес бы мой вечно процветал… Но ведь замочат.

Но неорганизованным порядком, я на всякие чудеса насмотрелся, так что удивить меня очередным экзерсизмом казалось, было невозможно… До вот этого последнего поворота автобуса.

Замок вдавался в лес, так что со стороны дороги виден был, в основном, забор. Не забор — крепостная стена с башенками, увенчанными, как и положено, зубчиками, и с двумя часовыми, с алебардами на плечах, передвигавшимися от одной башенки к другой!..

За стеной виднелись зеленые крыши разнообразных строений, а между ними возвышался шпиль с курантами. Куда там зачуханным Кремлевским до этого золотого с изумрудами циферблата, сверкающего совершенством в лучах заходящего солнца. Я даже смутно представил великолепие мелодии, которую они извлекают каждый час или полчаса. Какого-нибудь Моцарта в исполнении Большого Симфонического. Или «Таганку», но тоже в очень хорошем исполнении.

К крепостной стене, — там, где через ров с водой был переброшен к воротам тяжелый мостик на цепях, сейчас, наподобие Петербургских, раздвинутый, — подходила коричневого асфальта проезжая часть, обсаженная по сторонам вечнозелеными пальмами.

Вот и все, что я увидел из окна автобуса, — но этого хватило, чтобы остро почувствовать себя нищим со своим одиноким миллионом в сумке. Чтобы такое отгрохать, нужно повстречать в лесу штук пятьдесят парашютистов, не меньше… А чтобы содержать?..

— Ни фига себе!.. — вырвалось негромко у меня.

Кто-то слегка прыснул, а больше на мою провинциальность никто не среагировал. Только высокий мужик, который время от времени касался меня спиной, негромко сказал:

— Знаете, те орхидеи — искусственные… Я однажды посмотрел. Их к зиме меняют на серебристые ели, — вот те будут настоящие.

— Так это орхидеи, — глупо сказал я.

Но замок проплыл мимо, — больше до самой станции ничего такого нам не встретилось.

Автобус замер в самом начале станционной площади, и распахнул двери.

— Все, приехали! — весело крикнул водило. — Счастливого пути!

Счастливого, счастливого, — но у меня с его дичкой появилась другая проблема: билет до Москвы стоил тридцать пять рублей, в кармане их оставалось тридцать два. Трех рублей не хватало, — катить же без билета, в надежде отдать наличку контролерам, означало вносить элемент риска в передвижение, а рисковать, имея на руках заветную сумочку, я не имел права.

Не открывать же ее при всех, чтобы выдернуть из пачки зеленый стольник. С обменом просто, на каждой станции по три штуки, — но что решат окружающие, когда заметят, с кем имеют дело. И, главное, — на какие действия их это зрелище подвигнет?!.

Можно было занять у знакомой старушки, до завтра, — но та со своей тележкой уже пропала, а больше вокруг знакомых у меня не было.

Вот, черт возьми, задача задач.

Пока я ломал голову, пропустил электричку до Москвы, со второй платформы. Ее объявили, народ ринулся, — и только я решился все-таки прокатиться зайцем, как она подошла, сидячих мест там не оставалось, я видел, но можно было и постоять, не шелковый. Народ тоже был согласен, набился битком, так что на перроне никого не осталось.

Теперь какое-то время появилось, — помыслить, что мне делать с этими тремя рублями?

Вдалеке, у касс, окошки которых выходили на улицу, стояла пара человек, и я, на всякий случай, направился к ним. Поближе к центру событий.

Но, как говорится, с обеда мне везло. Если то, что со мной постоянно происходило, можно назвать везением… Не успел я пройди половину дороги, как меня окликнули:

— Молодой человек, — вы рыбак?

Я по привычке остановился, — хотя никакой команды «стой» при этом не последовало.

На лавочке сидела беспризорница женского пола. Она позвала меня, когда я поравнялся с ней, так что мы оказались «визави», то есть, иными словами говоря, совсем рядом, — друг перед другом.

Если бы между нами было метров пять или десять, я бы не заметил ничего особенного, беспризорница и беспризорница, — их теперь по великой России хватает, беспризорников и беспризорниц, — но расстояние в данном случае сыграло довольно важную роль. Можно сказать, — определяющую.

За десять метров от нее я бы увидел отдыхающую на лавочке, рядом с велосипедом, никогда не умывавшуюся девчонку, лет от пятнадцати до двадцати, одетую в нестиранное, подобранное на помойке платье, в такой же нестиранной, подобранной на той же помойке кофте, в, похожих на мои, кроссовках на босу ногу, и в таком же, как все остальное, сиротском платке. Обычное дело. К сожалению.

Но между нами не было этих десяти метров.

Поэтому, после секундного замешательства, — рыбы, чтобы отдать ей, у меня не осталось, денег лишних — тоже, и другой еды не было, последнюю луковицу я пустил на генеральскую уху, тарелочку которой сейчас бы с удовольствием съел, — я уставился на велосипед.

Точно такой украшал витрину «Спорт-Мастера», магазина в соседнем доме, в который я так ни разу еще не зашел, потому что цены там были такие, что позволить себе в нем покупки могли только те, кто подъезжал к нему на «Мерседесах».

Как можно беспризорнице доверять сторожить такие велосипеды. Она возьмет и укатит на нем, ищи ее после этого свищи, — где-нибудь на другой станции, но уже с наркотой в руках.

Но тут же меня поразила какая-то странность в ее бесприютном облике. Странность эта заключалась в ее темных, как ночь, глазах. Она как-то не так взглянула на меня, и отвела взгляд. Как-то не так, не так, как-то иначе, что ли, чем должна.

— Рыбак, — сказал я, ничего еще не понимая.

— Вы не поможете мне? — сказала она, пряча от меня глаза. Смотрела на мои удочки, как завороженная. — Мне нужно на электричку, но я не могу затащить по лестнице велосипед. Мне тяжело.

Вот те раз, — она его уже успела спереть.

— А почему рыбак? — осторожно спросил я. — Что, если рыбак, то может тащить велосипед, а если нет, то сил не хватит?

Она подумала и ответила:

— Не знаю.

— У тебя, наверное, и билет есть?

Ее что-то задело в моих словах, — тень отчуждения пробежала по ее грязному лицу.

— Да и я без билета, — миролюбиво сказал я. — Потратился на рыбалке, так что трех рублей не хватает.

Какая-то внутренняя борьба происходила в ней. Я видел отражение этого процесса на ее лице. Может быть, она хотела, чтобы я купил у нее краденое транспортное средство, по дешевке?.. А тут рыбак, — а денег на билет не хватает. Вот и внутренняя борьба… Велосипед хороший. Рублей за пятьсот я бы у нее его взял, — если бы была гарантия, что откуда-нибудь не появится его хозяин со своим законным возмездием, и не испортит всю торговлю.

— Я дам вам деньги на билет, — наконец, сказала она, — если вы мне поможете донести велосипед до электрички, затащить его туда, а в Москве поможете выгрузить.

— Три рубля, — сказал я.

Она кивнула, вытащила из-за спины помойную хозяйственную кошелку и, заслонившись от меня спиной, принялась там копаться.

И тут я увидел ее руки. С длинными ногтями и без грязи под ними… Вот это, — без грязи под ними, — бросилось в глаза сразу. То есть руки были, как и лицо, перепачканные по норме, — но ногти оказались аккуратно длинные и грязи под ними не было… Интересные нынче пошли бомжихи, с крадеными велосипедами от «Спорт-Мастера» и без грязи под ногтями.

Между тем моя беспризорница, перерыв имущество, извлекла на свет пятидесятирублевую бумажку.

— Вот, возьмите, — сказала она, — купите себе билет.

— Я мигом, — сказал я. — Шмотки мои пусть здесь полежат.

Взял бумажку, оставил ей рюкзак с удочками, подхватил свою фартовую сумку, и отправился к кассе.