Лоренс Гоф - Сэндсторм Страница 52

– Чего ради нам меняться с израильтянами? И потом, с какой стати им понадобился ваш полковник?

– Сирийцы обладают ядерным оружием, а Бутросу известны все подробности.

– Что?!

– Открою вам один секрет. Сирийцы ухитрились стащить у израильтян самонаводящуюся ракету и несколько ядерных боеголовок.

– Господи! – Фостер нахмурился, пожевал губу, потом спросил: – А какова все-таки роль Чарли?

– Хотите с ним поговорить? – справился Дауни. Фостер заколебался, взглянул на часы, призадумался, затем кивнул.

Фостеровский «БМВ» решено было оставить в гараже посольства. Дауни без труда убедил Фостера, что гораздо разумнее и безопаснее будет взять одну из посольских машин.

Он выбрал темно-зеленый «форд-темпо», который, подобно большинству автомобилей из посольского гаража, имел корпус повышенной прочности и пуленепробиваемые стекла.

Сразу за воротами Дауни остановился, чтобы проверить, как работает связь. У девицы, которая дежурила на радиостанции, был такой голос, словно она что-то жевала, что, впрочем, не помешало ей мгновенно откликнуться на вызов. Дауни рассказал девушке старую байку про погонщика верблюдов, которому никак не удавалось переспать с женщиной; она хрипло рассмеялась, улыбнулся и Фостер. Дауни уловил запах виски. Все же Фостер выпил – наверно, для храбрости.

На максимально разрешенной скорости они покатили вверх по течению Нила, мимо острова Рода и ярко освещенного дворца Маньял. На южной оконечности острова купался в лучах прожекторов дворец Манистерли, за которым располагался знаменитый Пилометр, утративший сегодня всякую практическую ценность и превратившийся в туристическую достопримечательность. У Дауни мелькнула шальная мысль, что если Нил когда-нибудь разольется вновь, это произойдет потому, что либо израильтяне, либо ливийцы взорвут Асуанскую плотину.

Полчаса спустя роскошные отели остались далеко позади; дорога вела через кварталы складов и фабрик.

Узкие улочки загромождали здоровенные грузовики, одни из них ожидали погрузки, другие разгрузки, которые должны были начаться пораньше с утра. Дауни заметил, что Фостер сидит прямее прежнего. По всей видимости, тот начал трезветь.

– На таком расстоянии от посольства рация бесполезна, – сказал он. – На связь выйти не удастся.

– Ничего страшного, – успокоил Дауни.

Еще примерно с полчаса они кружили по узким улочкам, сворачивали в проулки и вдруг очутились у реки, проехали через пустырь, миновали стоявшую на приколе у берега ржавую баржу, увешанную гирляндами лампочек. Фостер заерзал на сиденье.

– Уже скоро. – Дауни свернул в переулок между двумя кирпичными домами, притормозил, остановил машину под высоким деревянным шестом, на конце которого болтался фонарь, заглушил двигатель и вылез наружу.

Фостер последовал за ним. Они направились по грязи туда, где плескались в темноте нильские воды. В прохладном воздухе витали запахи ила, испражнений и гнили. Вдоль дорожки стелился туман. Фостер поскользнулся, приупал на колено, выругался. Из мрака проступило нечто огромное, вытянутое в длину; при ближайшем рассмотрении оказалось, что это баржа – из тех, что доставляли в город известняк из карьера, расположенного выше по течению. Дауни двинулся в сторону ее носа. Вода, казавшаяся во тьме этакой черной маслянистой массой, текла мимо баржи в направлении моря.

Шагая следом за Дауни, Фостер различил впереди перекинутый с борта судна на берег узкий мостик. Путь к тому преграждал забор, поверх которого была натянута колючая проволока; в заборе имелись ворота. Дауни достал из кармана ключ, вставил его в замок, открыл ворота, жестом пригласил Фостера пройти, затем прошел сам, затворил створки и просунул руку сквозь сетку, чтобы повернуть в замке ключ.

– И что же тут делает Чарли? – справился Фостер.

– Читает. Спит. Прячется от нас с вами, – Дауни, ступив на мостик, указал пальцем на баржу. – Она стоит здесь с полгода. Владельцы переругались, а судно ржавеет.

Фостер осторожно встал на мостик. Похоже, тот отличался известной прочностью. В темноте закричала ночная птица; на мгновение Фостеру почудилось, будто он слышит голоса, приглушенные, неразборчивые, доносящиеся откуда-то издалека. Тем временем Дауни поднялся на борт баржи, его каблуки зацокали по стальной палубе. Он повернулся и протянул Фостеру руку. Тот инстинктивно ухватился за нее и только тут заметил в глазах Дауни холодный блеск. Едва коснувшись пальцев своего спутника, Фостер отдернул руку и опустил ее в тот карман, где лежал пистолет. Дауни рванул Фостера за пиджак и одновременно ударил мыском башмака по колену. Фостер потерял равновесие, упал, ударился затылком о палубу, однако умудрился все-таки вытащить пистолет и нацелить его в жирное брюхо Дауни. Слишком поздно! Дауни пнул Фостера, тот выронил пистолет и получил еще один пинок – в лицо, как и первый. К горлу подкатила тошнота, из сломанного носа закапала на белоснежный воротничок рубашки кровь.

Дауни связал руки и ноги Фостера желтым нейлоновым шнуром. Пистолет, «кольт» 38-го калибра, лежал на палубе в нескольких дюймах от лица поверженного. Дауни пошарил в карманах Фостера, нашел запасную обойму.

– Какой-то мерзавец взорвал мой номер в лондонском отеле. Установил противопехотную мину. Признавайся, с твоей подачи? – Фостер пробормотал что-то неразборчивое. Дауни ударил его по лицу. – Громче!

– Джек, я впервые об этом слышу! – Фостер выплюнул накопившуюся во рту кровь.

– Отряд парашютистов атаковал мой лагерь в пустыне. Об этом ты тоже впервые слышишь?

– Какой лагерь? О чем вы, Джек?

– Хватит притворяться, Дик.

– Я вовсе не притворяюсь!

– Чего я и боялся, – Дауни схватил Фостера за галстук, усадил, затем подтащил к поручню, протянувшемуся вдоль борта. Фостер слабо вырывался – как новорожденный котенок над ведром с водой. Дауни перевалил Фостера через поручень и разжал руки. Густой туман над рекой поглотил эхо всплеска. Дауни посмотрел вниз. Фостер колотил по воде связанными руками и ногами, отчаянно стараясь удержаться на поверхности. Дауни направился к противоположному борту.

К поручню того был привязан конец длинного шнура, который стягивал лодыжки Фостера. Дауни принялся выбирать шнур. Что твоя рыбалка – то же сопротивление жертвы, те же усилия, которые требуются, чтобы справиться с ней.

Фостер, который барахтался в холодной воде, ощутил вдруг резкий рывок. Его потянуло вниз, он закричал; ржавый корпус баржи неумолимо приближался. Он заметил, что шнур, который перетягивал ему запястья, уходит вверх, теряясь в темноте над бортом, ухватился за веревку, ухитрился высунуть из воды голову и плечи… Столь решительное противодействие застало Дауни врасплох. Он покачнулся, грязно выругался, стукнул кулаком по поручню, а затем потянул изо всех сил. Нейлоновый шнур ложился кольцами у его ног…

Фостер набрал полную грудь воздуха – и скрылся под водой, чуть было не содрав с ладоней кожу в последней попытке удержаться на плаву. Веревка протащила Фостера вдоль корпуса; наконец он уперся каблуками в киль судна. Дауни закрепил шнур двойным узлом, перешел на другой борт и проделал то же самое с тем концом, который был привязан к запястьям Фостера, после чего внимательно осмотрел палубу. На той, рядом с пистолетом, валялись золотые карманные часы. Дауни подобрал пистолет, заглянул в барабан – ни одного свободного гнезда. До чего же подозрительный тип! Он сунул пистолет в карман, спустился по мостику на берег и направился по дорожке к ожидавшему неподалеку «форду».

Шейла, новенькая машинистка из Вашингтона, снимала квартиру в квартале Гиза, поблизости от Каирского университета. Дауни навел справки и выяснил, что она живет одна.

Вот почему, когда он, отперев отмычкой замок, проник в ее квартиру, его привел в некоторое замешательство донесшийся из спальни мужской смех. Дауни осторожно притворил дверь. Смех раздался снова. Он кинул на ковер часы Фостера и наступил на них каблуком. Те остановились – ровно в час сорок две. Дауни натянул резиновые перчатки, вынул фостеровский «кольт» и двинулся по коридору, стараясь не производить ни малейшего шума. Дверь в спальню была распахнута настежь. Дауни взглянул в щелку между дверью и косяком. Шейла восседала на чернокожем сержанте морской пехоты из подразделения по охране посольства. Дауни знал, как его зовут, но в столь критический момент имя того начисто забылось. Шейла задвигала бедрами. Сержант издал нечто вроде звериного рыка, погладил груди девушки… Дауни криво усмехнулся. Бедняга Фостер, должно быть, и не подозревал, что творится у него за спиной.

Ладно, пора кончать с этим балаганом. Он прицелился девушке в шею и дважды нажал на курок. Кровь брызнула во все стороны: на пестрое постельное белье, на изголовье кровати, на книжную полку, на стену, на которой висели часы, на широкую грудь сержанта. Шейла повалилась на своего любовника, придавив того к кровати. Дауни выстрелил снова, прямо в лживое сердце машинистки. Пули разорвали подушку, в воздух взвились окровавленные гусиные перья. Сержант скинул с себя труп и скатился с постели. Шустер, однако! Дауни всадил пулю в матрац, и сержант закричал от боли. Дауни вскочил на кровать, поскользнулся на атласном одеяле, упал на спину. Сержант мгновенно прыгнул на него, размахивая ножом размером с мачете. Дауни выстрелил в упор и откатился в сторону. Сержант замер с ножом в руках, уставившись на рану в груди. Дауни прицелился, намереваясь попасть сержанту между глаз, надавил на курок – выстрела не последовало; по всей видимости, в барабане кончились патроны. Гримаса исказила лицо сержанта, он оскалил зубы.