Вильям Кобб - Клуб Мертвых Страница 53

Вырвавшись из рук нападающих, Правый сейчас же бросился к Арману. Тот знал об экспедиции Арчибальда и Лионеля на Жеврскую площадь и не сомневался, что Левого унесли именно в этот притон.

Он бросился к зловещему дому и вскоре обнаружил проход, через который им удалось проникнуть в дом с тыльной стороны.

Остальное известно читателям.

— Теперь, — сказал Арман, — я должен ответить на ваш вопрос о Бискаре. Я не знаю, где он. Вот заметка, напечатанная в одной газете на следующий день после этого дела.

— Читайте, — сказал Арчибальд.

— Наши собственные розыски, — добавил Арман, — не дали никаких других результатов. Но вот что написано в газете:

«Уже давно полиция напала на след преступного общества, члены которого носили прозвище «Парижские Волки». В причастности к банде подозревали одного старьевщика с Жеврской площади по имени Блазиас. Тогда было принято решение схватить его. В то же время надеялись арестовать и других членов шайки.

Но, к сожалению, господин префект слишком долго обдумывал предполагаемую операцию.

В прошлую ночь пожар истребил домишко, служивший убежищем старому Блазиасу, который, как кажется, был предводителем шайки. Этому негодяю удалось бежать, но, по всей вероятности он нашел смерть в волнах Сены, которую он хотел неизвестно для чего переплыть. Это предположение основывается на том, что рыбаки вытащили из воды его платье, которое он, по всей вероятности, снял, чтобы легче было плыть. До сих пор тело его еще не найдено.

Полагают, что этот Блазиас был не кто иной, как один беглый каторжник по имени Бискар. Мы Надеемся, что полиция, оставив на время свои политические заботы, пустит в ход все средства чтобы захватить его сообщников».

— Это все? — спросил Арчибальд.

— Посмотрите сами.

Арман подал ему газету. Арчибальд пробежал глазами замет ку, как бы желая обнаружить подробности, ранее ускользнувшие от него.

Вдруг он вскрикнул от изумления.

— Что с вами? — спросил Арман.

— Разве вы не читали маленькой заметки, помещенной не много ниже?

— Что там такое?

— Прочтите сами!

Заметка гласила:

«Новое банкротство! Дурной пример заразителен. Торговый дом, самозванно присвоивший себе звание банка, лопнул при довольно странных обстоятельствах.

За весь вчерашний день ни один из служащих торгового дома Манкаля, расположенного на улице Людовика Великого, не появился в конторе. Даже сторожа не открыли двери в обычный час, так что многочисленные клиенты, явившиеся получить или внести вклады, не могли проникнуть в дом.

Немедленно явившийся полицейский комиссар приказал открыть двери.

Контора была совершенно пуста. Все бумаги тайно вывезены. Бесполезно добавлять, что в кассах не оказалось денег.

Начато следствие, призванное выяснить причины и степень бедствия. В настоящее время полиция пытается узнать прошлое Манкаля, которому удалось проникнуть в высшее общество и завоевать там неограниченное доверие.

Мы позволим себе заметить, что теперь эти розыски немного запоздали, но, во всяком случае, не надо забывать пословицы: «Лучше поздно, чем никогда».

— Ну, так что же? — спросил Арман.

— Мой друг, — отвечал Арчибальд, — вам известно, что болезнь, ослабляя тело, очень часто придает уму большую ясность, что-то вроде пророческого дара, который, к сожалению, исчезает вместе с восстановлением здоровья…

— Я вас не понимаю…

— Ну, называйте меня, если хотите, сумасбродом; но какой-то инстинкт подсказывает мне, что между этими двумя фактами существует взаимосвязь!

— Между исчезновением Бискара…

— И Манкаля! Но я иду дальше. Мне это не только кажется, нет! Теперь, когда мои воспоминания возвращаются ко мне, я понимаю, почему мне пришла в голову эта странная мысль, и вы сейчас все поймете! Пожалуйста, потрудитесь позвать моих странных сиделок…

— Сейчас. Но, кстати, не странно ли, что такие отъявленные негодяи ухаживали за вами с усердием, которому могут позавидовать самые преданные друзья?

— Что вы хотите? — смеясь, отвечал Арчибальд. — Я их околдовал!

— В таком случае, — сказал Арман, — если вы оставите их у себя, то я посоветовал бы вам…

— Что же?

— Предложить им сменить имена.

— Это зачем?

— В особенности это касается Мюфлие.

— О, друг мой! Позвольте мне на этот раз с вами не согласиться! Это было бы бесчеловечно! Превратившись в какого-нибудь Жана Мартина, Мюфлие перестал бы быть самим собой! Нет, я оставлю ему его имя!

— Как вам угодно. Конечно, вы лучше их знаете…

— Позовите же их…

— Мюфлие!… Кониглю!… — позвал Арман.

Оба друга были наготове, не из нескромности — так как, надо отдать им справедливость, они в корне изменились, — но для того, чтобы быть готовыми явиться по первому зову.

— Я здесь! — в один голос сказали они.

— Дорогой господин Мюфлие и вы также, господин Кониглю, — начал Арчибальд, — позвольте прежде всего выразить вам свою благодарность…

— О! Маркиз!

— В то же время я прошу у вас прощения, так как мне кажется, что я иногда говорил вам «ты»…

— Это делало нам честь…

— Нисколько! Я был несправедлив и груб. Я буду оказывать вам впредь то уважение, которого вы заслуживаете, и прежде всего я прошу вас снять эти передники, недостойные вас.

Мюфлие взглянул на Кониглю. Тот взглянул на Мюфлие. Их лица вытянулись в горестной гримасе.

— Послушайте, господин маркиз, — сказал Кониглю, — если вы нами недовольны, то лучше сказать это сразу…

— Недоволен вами? Нет! Но зачем этот передник…

— Этот передник доказывает ваше согласие по-прежнему принимать наши услуги… Я вам скажу сейчас всю правду. Мы негодяи… но вы нравитесь нам, и вы приведете нас в отчаяние, если прогоните от себя…

— Но вас никто и не гонит, — перебил Арман, которого невольно трогала такая наивность.

Кроме того, Арчибальд, действительно, нравились эти два негодяя.

— Хорошо! Не будем об этом говорить, — продолжал он с комической серьезностью, — однако, так как я говорю с джентльменами, то я предпочитал бы…

— Оставьте нам передники, — повторил Кониглю.

— Ну, как хотите, — со вздохом согласился Арчибальд. — А теперь поговорим о наших делишках… и о вашем приятеле Бискаре.

— Бискаре! — с неподдельным ужасом вскричали оба. — Где он?…

— Мы не знаем… Однако имеем некоторые основания полагать, что он умер…

Мюфлие и Кониглю вскочили.

— Если вы видели его труп, если вы сами похоронили его — да, тогда Биско отправился на тот свет!… Но если нет, тогда это неправда!… Не радуйтесь раньше времени… Он живуч, как дьявол!… Есть ли у вас какие-нибудь доказательства?…

— Вот, прочитайте это.

Арман подал Мюфлие газету.

Тот медленно, внимательно прочитал заметку. Кониглю смотрел через его плечо.

— Ну, что? — спросил Арман.

— Биско жив, — решительно отвечал Мюфлие.

— Однако он исчез под водой и не появлялся!

— Его появления не видели, а это совсем не то!

— А его платье?

— Это хитрость!

Наступило молчание. В глубине души Арчибальд и Арман разделяли это убеждение.

— Скажите мне теперь. — заговорил наконец Арчибальд, — не обманывает ли меня память, или вы действительно говорили об одном банкирском доме, в который не раз входил Биско?

— Да, вы не ошиблись.

— На какой улице был этот банк?

— На улице Людовика Великого.

— И вы никогда не видели его выходящим?

— Никогда!

— Что же вы предполагаете?

— Ну… Это очень трудно сказать!… Видите ли, если бы вы знали Биско, то поняли бы, что в сравнении с ним сам черт — дурак… Он может пройти через воду, не замочившись, сквозь огонь, не загоревшись! О! Он очень хитер! И если мы попадем ему в лапы, тогда пиши пропало!

— Бывали ли вы когда-нибудь в этом банке?

— Нет! — отвечал Мюфлие, поднимая руки к небу. — Разве у нас есть процентные бумаги? Разве мы играем на бирже?

Арчибальд и Арман переглянулись. Их подозрения подтверждались. Бискар и Манкаль были, очевидно, одним и тем же лицом.

Что касается чистосердечия двух бывших сообщников Бискара, то в нем, очевидно, незачем было сомневаться и лучшей гарантией этому служил страх, который внушал им король Волков.

— Итак, — сказал Арман, — вы не знаете о Бискаре ничего, кроме того, что вы уже сказали?

Мюфлие принял торжественную позу.

— Клянусь вам, что я ни минуты не колебался бы, если бы мог дернуть за веревку, на которой ему суждено быть повешенным!…

— Значит, вы стали его врагом?

— О! Это началось уже давно. Как негодяя он меня уважал, но как человека не ценил совсем…

— Большая ошибка и свидетельство дурного вкуса, — серьезно заметил Арчибальд.