Николь Жамэ - Дольмен Страница 55

Молчание.

— Волны достигли пятиметровой высоты, они с ревом бились о прибрежные скалы бухты. Той ночью где-то вблизи Ланд затерялся корабль, и когда на берегу зажглись огни… Скажи, Гвен, вы добились полного сходства с легендой? Привязывали фонарики к рогам коров или просто раскачивали их руками?

Она даже не моргнула. Непробиваемая скала. Но и в самой твердой скале всегда найдется трещинка. Мари знала, где у дочери Ивонны слабое место.

— Потрясающее сходство — та же смесь презрительности и высокомерия!

— Оставь мать в покое!

— Я говорю о твоем отце — Артюсе.

Побагровев, Гвен вскочила:

— Ты без колебаний поворачиваешь в ране нож, чтобы скорее достичь цели, не правда ли? Ну допустим, познаешь ты ее, эту чертову истину! Да, я действительно была тогда на берегу вместе с твоими братьями, Ивом, а также… с Кристианом.

Мари была готова услышать имя жениха, но невольно вздрогнула. Гвен, заметив это, продолжила:

— Что, получила? То-то же! Твой герой виновен не меньше других, а может, и больше.

Взгляд Гвен заволокло пеленой: перед ней встали образы той далекой ночи, полностью изменившей ее жизнь.

— Мы зигзагами носились по берегу над бухтой, покачивая лампами, как это делали наши предки за несколько веков до нас. В ту пору мы были просто детьми и не осознавали опасности. Когда заметили корабль, было уже слишком поздно: он шел прямо на подводные скалы. Раздался страшный треск, и судно раскололось пополам, послышались крики.

Она подошла к окну, посмотрев в сторону Ти Керна.

— Ночь выдалась темная, как чернила. Мы ничего не видели, и от этого было еще страшнее. Как они кричали! Стоит мне закрыть глаза, и я вновь слышу их крики. Нас сковал ужас, мы были не способны двинуться с места, а уж тем более прийти на помощь. Потом крики смолкли. Мы захотели спуститься в бухту, но путь нам преградили волны начинающегося прилива. Мы убежали, но самое худшее… — она обратила на Мари затуманенный взор, — что я ничего никому не сказала. Когда я вернулась домой и мать отругала меня за испачканную одежду, я ничего не стала объяснять. И каждый из нас так поступил — мы дали клятву.

Мари ее разубедила, и лицо Гвен исказилось, показалось, что Гвен вот-вот разрыдается. Ей тяжело было узнать, что Жильдас, Лойк и Ив все рассказали родителям.

Не лгала ли она, утверждая, что никогда не слышала о слитках?

Залитые слезами голубые глаза поневоле внушали Мари доверие.

— В легенде говорится о шести береговых разбойниках, кто же шестой? Пьер-Мари де Керсен?

— Пи Эм? — Гвен презрительно рассмеялась. — Маленькому принцу не разрешали смешиваться с народом из страха, что бедность заразна. Как ты думаешь? Конечно же, Пьеррик. Ему исполнилось всего шесть, и он уже тогда таскался за нами как хвостик. В панике я о нем совершенно забыла. Его нашли на следующий день, обезумевшего от страха, скорчившегося возле могильного холма, откуда он наблюдал за разыгрывавшейся трагедией… С того дня он больше не произнеc ни слова. Впрочем, и для остальных тоже все изменилось.

Она низко склонила голову под тяжестью воспоминаний.

— Мы с Лойком любили друг друга с детства и еще тогда решили пожениться. Но после той ночи все пошло наперекосяк. Между нами стояла ужасная тайна. Сначала мы думали, что со временем все забудется. Я уехала учиться на континент, а когда вернулась, твой брат уже был женат на Катерине. Потом я встретила Филиппа, он мне понравился, и я решила, что мне удастся забыть твоего брата. Ничего не вышло. Три года спустя мы из-за непогоды застряли в Бресте и в ту же ночь стали любовниками. Я надеялась развестись, когда подрастет Ронан.

Она заплакала. На этот раз Мари не аплодировала.

21

Вдруг неведомо откуда — с неба или из моря — появилось солнце: в эти редкие часы одно сливалось с другим. Легкий ветерок дышал терпкими ароматами и водяной пылью, возбуждая мечты о неведомых горизонтах. Спокойствие этого мирного и безмятежного дня нарушали лишь крики носившихся над траулером чаек. «Меня, меня, меня!» — галдели они, совсем как Мари в детстве, когда она, топая ногами, приставала к отцу, чтобы он взял ее с собой проверить верши.

Прошлой ночью Мари не сомкнула глаз. Все, во что она верила многие годы, разлеталось в щепу, вплоть до последнего «удара милосердия», который накануне во время допроса нанесла ей Гвен. Ей вспомнилось: «…а может, и больше». Почему Гвен добавила это, говоря о Кристиане и его ответственности за кораблекрушение?

Тогда дочь Ивонны ее не пощадила.

— Все просто. Кристиан удрал первым, не заботясь об остальных, потому что уже тогда был трусом.

Дизельный мотор затарахтел и смолк. Они вышли в открытое море. Можно начинать.

Мари помогла отцу столкнуть в воду два гроба, находившихся на борту траулера.

Они исполнили волю Лойка. Он хотел, чтобы его тело похоронили в море. Такой, без сомнения, оказалась бы и воля Никола, если бы судьба оставила ему время об этом подумать. Из любви к ним офицер полиции Мари Кермер готова была нарушить закон.

Держа за руку отца, вполголоса произносившего на бретонском молитву моряков, она смотрела, как гробы с привязанным к ним грузом медленно погружались в морские глубины. На поверхности показались пузырьки воздуха, их становилось все меньше, потом они исчезли совсем. Море приняло то, что принадлежало ему по праву.

Вернувшись на остров, Мари узнала, что Кристиан Бреа официально признан без вести пропавшим, и увидела в этом знак судьбы, настигшей шкипера с тридцатипятилетним опозданием. Береговой разбойник, в свою очередь, потерпел кораблекрушение. Круг замкнулся.

Съежившись, она сидела в своем любимом уголке старой пристани, когда пришел Люка и силой усадил ее на паром, отплывающий в Брест.

— Тебе не повредит провести несколько часов на континенте. К тому же интуиция мне подсказывает, что похороны уже состоялись, — мягко добавил он.

Письмо лежало на сервировочном столике в гостиной вместе с газетой и остальной почтой. На конверте было написано только имя: «Жюльетта».

Позже, когда расспрашивали садовника, он сказал, что нашел его в почтовом ящике. Нет, он не заметил, кто его туда бросил.

Пока Армель комментировала статью в «Телеграмм де Брест», в которой говорилось, что прекращены поиски Кристиана Бреа, девушка незаметно его открыла.

— Теперь будет еще легче завладеть верфью. Что вы думаете об этом, отец?

Артюс собирался ей ответить, но внезапно раздался изумленный возглас Жюльетты.

Все взгляды обратились в сторону девушки, выронившей листок, который упал на столик.

Послание состояло из вырезанных из газеты букв:

Первой реакцией у Керсена-младшего было желание посмеяться над дурного вкуса шуткой — анонимщик оказался дилетантом, но внезапная бледность отца была красноречивее любого признания. И тогда единственного наследника Керсенов охватила паника: окажись дочь Ивонны его сводной сестрой, она тоже могла претендовать на наследство, о котором он мечтал долгие годы.

Артюс стукнул тростью об пол:

— Сожгите эту грязь немедленно!

Никто не двинулся. Тогда старик встал с удивительной для ревматика легкостью и бросил анонимное письмо в камин, где постоянно поддерживался огонь, безуспешно боровшийся с сыростью и плесенью на стенах.

— Вряд ли потомок дома Керсенов мог сойтись с женщиной такого сорта, как эта «булочница»!

Вопреки ожиданию отвращение, написанное на физиономии Армель, вызвало у старика легкую улыбку, в которой сквозило сожаление о прошлом.

— Видели бы вы Ивонну, когда ей было двадцать лет!

Взглянув на бледную, тощую грудь снохи в вырезе лифа, он поморщился.

— Сколько в ней было соблазна, чувственности! Но, думаю, вы не способны понять, о чем идет речь, дорогая. — Он повернулся к сыну, смотревшему на него с округлившимися глазами и открытым ртом. — Перестаньте таращиться на меня с идиотским видом, Пьер-Мари, и не переживайте за наследство, которого вы еще не получили! Речь не идет о том, что я признаю эту нахалку своей дочерью.

— Гвен может с этим не согласиться, отец, — кисло заметила Армель, которой пришлась не по вкусу его последняя реплика. — Достаточно провести анализ на ДНК. Если этого не произойдет при вашей жизни, Гвен не остановится и перед эксгумацией.

— Знай Гвен об этом, она бы уже все сделала. Слухи не должны покинуть пределы наших владений! — прогремел голос старика. — Понятно? Ни в коем случае!

Июньское солнце так раскаляло крыши, что, несмотря на отличную вентиляцию, температура в ангаре достигала сорока градусов. Техники судебной полиции изучали найденные обломки катера Патрика Риана.

На рубашке Франка Карадека под мышками темнели круги, и это очень его раздражало, поскольку Ферсену удавалось сохранять безупречную элегантность и при удушающей жаре. Исчезновение Кристиана Бреа открывало ему перспективы, но достаточно было посмотреть на Мари и специалиста по ритуальным преступлениям, чтобы потерять всякую надежду.