Стив Берри - Евангелие тамплиеров Страница 69

— Полагаю, вы считаете, что Евангелия говорят неправду.

— Информация, содержащаяся в них, не имеет смысла. Они противоречат не только друг другу, но и истории, логике и здравому смыслу. Нам предлагают поверить, что распятый человек, с несломанными ногами, умер через три часа и потом ему оказали честь, похоронив. Разумеется, с религиозной точки зрения это все объяснимо. Ранние теологи стремились привлечь последователей. Им необходимо было возвысить человека Иисуса до бога Христа. Авторы Евангелий писали по-гречески и должны были знать мифологию. Осирис, супруг египетской богини Исиды, был подло убит в пятницу и через три дня воскрес. Почему Христос не мог сделать то же? Естественно, чтобы Христос мог воскреснуть, должно было сохраниться тело. Кости, обглоданные птицами и брошенные в общую могилу, не годились. Отсюда возникла история о погребении.

— Ларс Нелл пытался доказать, что Христос не воскрес из мертвых?

Кассиопия покачала головой:

— Понятия не имею. Я знаю только то, что тамплиеры владели какой-то информацией. Важной информацией, которая оказалась достаточно ценной, чтобы превратить отряд из девяти рыцарей в международную силу. Их экспансию питало знание. Знание, которое обнаружил Соньер. Я хочу знать, что это такое.

— Что это может быть за доказательство?

— Должно быть что-то такое. Вы видели церковь Соньера. Он оставил массу намеков, указывающих в одном направлении. Он нашел нечто, убедившее его скрыть это от тамплиеров.

— Вы гоняетесь за призраками.

— Неужели?

Малоун заметил, что вечер уже превратился в ночь, окружающие холмы и лес выглядели неясными силуэтами.

— Мы не одни, — прошептала Кассиопия.

Он посмотрел на нее вопросительно.

— Катаясь верхом, я ехала мимо одного горного уступа. Заметила там двоих человек. Один смотрел на юг, второй на север. Следили. Де Рокфор быстро вас нашел.

— Я и не рассчитывал, что уловка с жучком надолго его задержит. Он догадался, что мы направляемся сюда. И Кларидон наверняка указал ему дорогу. Они заметили вас?

— Сомневаюсь. Я была осторожна.

— Это становится опасным.

— Де Рокфору не хватает терпения, особенно когда он подозревает, что его обманывают.

— Вы имеете в виду дневник?

Женщина кивнула.

— Кларидон поймет, что там чепуха.

— Но де Рокфор нашел нас.

— Ему известно мало. Иначе он не стал бы следить за нами, а занялся бы поисками сам. Нет, мы ему нужны.

Ее доводы были разумными, как и все, что она говорила.

— Вы поехали кататься, ожидая заметить их?

— Я подумала, что за нами следят.

— Вы всегда так подозрительны?

Она взглянула ему в лицо:

— Только когда мне стремятся причинить вред.

— Я полагаю, у вас есть план?

— О да.

ГЛАВА LI

Аббатство де Фонтен

30 июня, понедельник

0.40

Раймон де Рокфор сидел перед алтарем в главной часовне, снова облаченный в официальную белую мантию. Скамьи перед ним были заполнены братьями, поющими слова, известные им с самого начала. Кларидон сидел в архивах, копался в документах. Он велел архивариусу дать этому глупцу доступ ко всему, что он пожелает, но при этом не спускать с него глаз. Доклад из Живора гласил, что в замке Кассиопии Витт тихо. Один из братьев следил за фасадом замка, второй — за задней стеной. Поскольку больше ничего пока нельзя было предпринять, он решил заняться своими обязанностями.

В орден должны были принять нового члена.

Семьсот лет назад любой неофит должен был быть законнорожденным, без долгов и физически годным к битве. Большинство из них были холостыми, но женатым даровался почетный статус. Преступники не были проблемой, отлученные от церкви тоже. И тем и другим даровалось искупление. Долг каждого магистра был увеличивать ряды братства. Устав четко гласил: «Если какой-либо светский рыцарь или другой человек желает оставить мирскую суету, не препятствуйте его вступлению в орден».

Но современный порядок посвящения брал начало в словах святого Павла. «Примите душу, если она от Бога». И кандидат, стоявший перед ним, представлял его первую попытку выполнить это указание. Ему претило, что такая славная церемония должна была проходить ночью и за закрытыми воротами. Но таков был путь ордена. Его наследием — он хотел, чтобы в Хрониках о нем было написано в первую очередь это, — будет возвращение к свету.

Пение прекратилось.

Де Рокфор встал с деревянного кресла, служившего троном магистра с изначальных времен.

— Добрый брат, — обратился он к кандидату, стоявшему перед ним на коленях и положившему руки на Библию. — Ты просишь о великой милости. Ты видел только внешнюю сторону нашего ордена. Мы живем в этом роскошном аббатстве, хорошо едим и пьем. У нас есть одежда, лекарства, мы получаем образование и духовно совершенствуемся. Но при этом мы живем по строжайшим правилам. Заставить себя безоговорочно подчиняться другому человеку — трудно. Тебя могут разбудить, когда ты хочешь спать, и заставить лечь в кровать, когда ты хочешь бодрствовать. Ты должен идти куда приказано, даже если не хочешь. Ты едва ли сможешь делать то, что хочешь. Сможешь ли ты выносить эти трудности?

Молодой человек, около тридцати лет, уже коротко стриженный и чисто выбритый, поднял голову и произнес:

— Я вынесу все во имя Бога.

Он знал, что это обычный для ордена кандидат. Его нашли несколько лет назад в университете, один из братьев-наставников следил за его прогрессом, параллельно изучая его семью и его прошлое. Чем меньше было родственников и близких друзей — тем лучше, к счастью, мир изобиловал одинокими душами. Затем с ним вступили в прямой контакт, он согласился, и его начали постепенно наставлять в уставе и задавать вопросы, которые веками задавали кандидатам. Он женат? Помолвлен? Давал ли он когда-либо клятву или обет какому-либо другому религиозному обществу? Есть ли у него долги, которые он не в состоянии оплатить? Скрытые болезни? Есть ли обязательства перед другими людьми?

— Добрый брат, — продолжил де Рокфор, — в нашем обществе ты не должен стремиться к богатству, почестям или комфорту. Вместо этого ты должен стремиться к трем вещам. Первая — отвергнуть и отрицать мирские соблазны. Вторая — служить нашему Господу. И третья — бедность и смирение. Обещаешь ли ты Богу и Святой Деве, что до конца своих дней будешь повиноваться магистру этого храма? Что ты будешь жить в целомудрии и не иметь личной собственности? Что примешь порядки этого дома? Что ты никогда не покинешь орден, ни из-за силы, ни из-за слабости, ни в лучшие времена, ни в худшие?

Эти слова произносились с начальных времен, и де Рокфор вспомнил, как тридцать лет назад их говорили ему. В его душе до сих пор горело пламя, некогда зажженное, — пламя, которое пожирало его изнутри. Быть тамплиером — это важно. Это что-то значило. И он намеревался проконтролировать, чтобы во время его правления каждый кандидат, надевающий плащ тамплиера, понимал важность и значение этого.

Он посмотрел на коленопреклоненного:

— Что ты скажешь, брат?

— De par dieu. Во имя Бога я сделаю это.

— Ты понимаешь, что ордену может потребоваться твоя жизнь? — После того, что произошло за последние дни, этот вопрос прозвучал еще более весомо.

— Без сомнений.

— И почему ты готов отдать жизнь за нас?

— Если так прикажет магистр.

Правильный ответ.

— И ты сделаешь это без возражений?

— Возражать — значит нарушать устав. Мой долг — повиноваться.

Он кивнул, и церемониймейстер извлек из деревянного сундука длинное саржевое одеяние.

— Встань, — повелел он кандидату.

Молодой человек, одетый в черную шерстяную рубаху до пят, поднялся на ноги.

— Сними одежду, — сказал де Рокфор, и неофит снял рубаху. Под ней оказались белая рубаха и черные брюки.

Церемониймейстер приблизился, держа в руках сутану.

— Ты сбросил покров материального мира, — объявил де Рокфор. — Теперь мы окутываем тебя одеянием нашего братства и празднуем твое возрождение в качестве брата нашего ордена.

Он сделал повелительный жест, церемониймейстер вышел вперед и обернул новопосвященного тканью. Де Рокфор много раз видел, как взрослые мужчины плакали в этот момент. Он сам с трудом сдержал слезы, когда его облачили в этот самый покров. Никто не знал, сколько лет этому покрову, но существовал один, сохранившийся со времен де Моле. Де Рокфор хорошо знал эту историю. После того как в парижском Тампле распятого Жака де Моле сняли с двери, его завернули в покров, использовавшийся до этого тамплиерами на церемонии посвящения. Де Моле пролежал без движения два дня, закутанный в эту ткань. У него не было сил даже пошевелиться, не то чтобы встать. Жидкости, сочившиеся из его тела, пропитали ткань и запечатлели изображение, которое пятьдесят лет спустя легковерные христиане приняли за образ Христа.