Иэн Рэнкин - Кошки-мышки Страница 7

— Некоторым везет. Это меняет дело, хотя и не слишком. Здесь ты у меня в гостях, и тебе придется мириться с моим присутствием, пока мне самому это не надоест.

Ребус улыбнулся.

— Спасибо, Тони. — Он огляделся по сторонам. — Откуда начнем?

Маккол кивнул назад, и они повернули туда, откуда пришли.

— А скажи-ка, неужели тебе так худо дома, что ты проводишь здесь свой выходной?

Маккол рассмеялся.

— Что, заметно?

— Тому, кто испытал это на собственной шкуре, да.

— Черт его знает… Вроде бы у меня есть все, чего я хотел…

— Только этого мало. — Слова Ребуса выражали не осуждение, а понимание.

— Шейла отличная мать, и с детьми нет никаких проблем, но…

— Всегда чего-то не хватает.

Ребус вспомнил собственный неудавшийся брак, холодную квартиру, куда он возвращался теперь каждый вечер, и глухой звук, с каким закрывалась за ним дверь.

— Но возьмем Томми, моего брата. Раньше я думал, у него жизнь — полная чаша. Деньги, дом с ваннами джакузи, гараж с автоматическими воротами…

Поймав улыбку Ребуса, Маккол ухмыльнулся.

— Жалюзи с дистанционным управлением, — продолжал Ребус, — именной номер машины, сотовый телефон…

Маккол расплылся до ушей.

— Таймшер в Малаге и мраморные столешницы на кухне.

Хохоча, они по очереди дополняли список, но скоро Ребус понял, куда они пришли, остановился и перестал смеяться. Именно сюда каждый раз его приводили ноги.

Он опустил руку в карман пиджака и нащупал фонарик.

— Пойдем, Тони, — сказал он, посерьезнев. — Я хочу кое-что тебе показать.

— Его нашли здесь. — Ребус посветил фонариком на дощатый пол. — Лицом вверх, ноги вместе, руки раскинуты. Непохоже, чтобы такая поза была случайной, а?

Маккол осмотрелся. Сейчас в каждом из них проснулся профессионал, и каждый рассчитывал лишь на собственный опыт и навыки.

— А девушка утверждает, что обнаружила его наверху?

— Да.

— Ты ей веришь?

— Зачем ей врать?

— На это может быть миллион причин. Я ее знаю?

— Она в Пилмьюире недавно. Не очень молоденькая, лет двадцать пять, если не больше.

— Значит, этого Ронни, уже мертвого, перенесли сюда, расставили свечи и так далее.

— Именно так.

— Теперь понятно, зачем тебе его приятель-мистик.

— Посмотри еще вот куда. — Ребус подвел Маккола к дальней стене, высветил звезду и поднял фонарик выше.

— «Привет, Ронни», — прочел Маккол.

— Вчера утром этой надписи тут не было.

— Не было? — удивился Маккол. — Это просто шутки каких-то подростков, Джон.

— Звезду нарисовали не подростки.

— Согласен.

— Ее нарисовал Чарли.

— Так. — Маккол сунул руку в карман и выпрямился. — Я вас понял, инспектор. Приступаем к прочесыванию поселений скваттеров.

Несколько человек, которых им удалось обнаружить, казалось, ничего не знали и знать не хотели. Маккол был прав: они выбрали не лучшее время дня. Все обитатели брошенных домов проводили эти часы в центре города, выклянчивая деньги у прохожих, таская мелочи из магазинов, обделывая всякие делишки. С неохотой Ребус согласился, что они зря тратят время.

Маккол хотел прослушать запись показаний Трейси, и они вернулись на Грейт-Лондон-роуд. Маккол предполагал, что какая-нибудь деталь в рассказе девушки, ничего не говорящая Ребусу, возможно, даст ему какую-то ниточку для поисков Чарли.

Опережая Маккола на пару ступенек, Ребус поднялся к тяжелой деревянной двери участка. За столом дежурного только что заступивший на смену офицер возился с пристяжным форменным галстуком. Остроумное приспособление, подумал Ребус. Просто и умно: если в случае борьбы кто-то схватит полицейского за галстук, он просто останется у нападающего в руках. Таким же образом и очки дежурного сержанта имели специальные линзы, которые при ударе выскакивали из оправы, не разбиваясь. Просто и умно. Ребус надеялся, что дело распятого наркомана окажется простым.

Но пока не чувствовал себя очень умным.

— Привет, Артур! — сказал он, проходя мимо стола. — Есть что-нибудь для меня?

— Дайте мне отдышаться, Джон. Я заступил минуту назад.

— Ну-ну. — Ребус засунул руки в карманы, и пальцы его правой руки наткнулись на что-то металлическое. Он достал зажим, посмотрел на него и обмер.

Маккол с любопытством заглянул ему через плечо.

— Поднимайся, — сказал ему Ребус. — Я догоню тебя.

Вернувшись к столу дежурного, он протянул вперед левую руку.

— Будьте так любезны, Артур, одолжите мне ваш галстук.

— Что-что?

— Галстук.

Предвкушая, как будет рассказывать об этом вечером в буфете, сержант потянул свой галстук вниз. Прищепка щелкнула.

Просто и умно, подумал опять Ребус, взяв галстук двумя пальцами.

— Спасибо, Артур, — поблагодарил он.

— Всегда рад помочь, — отозвался сержант, глядя Ребусу вслед. — Всегда рад.

— Ты знаешь, что это такое, Тони?

Маккол, сидевший за столом Ребуса запустив руку в ящик, удивленно вскинул голову. Поглядев на галстук, он кивнул и извлек из стола бутылку виски.

— Это галстук, — констатировал он. — Стаканы есть?

Положив свою добычу на стол, Ребус подошел к стойке с папками, поискал среди немытых чашек на верхней полке и, выбрав одну, вернулся к столу.

Маккол читал записи, сделанные Ребусом на обложке одной из папок.

— «Ронни, — огласил он. — Звонила Трейси». Вы обстоятельны, инспектор, как всегда.

Ребус протянул Макколу чашку.

— А тебе? — спросил тот.

— Не хочу. По правде говоря, я теперь почти не пью. Это для гостей.

Маккол поднял брови и округлил глаза.

— К тому же голова раскалывается.

Ребус заметил большой конверт на столе. «Фотографии. Не сгибать».

— Ты только посмотри, Тони! Когда я был сержантом, я получал такие письма не раньше чем через неделю. Теперь чувствую себя не инспектором, а королем.

Достав из конверта пачку черно-белых снимков восемь на десять, он протянул их Макколу.

— Погляди. Никакой надписи, и звезда не дорисована.

Маккол кивнул, Ребус протянул ему фотографию тела.

— Бедолага, — отозвался Маккол. — Ведь это мог быть твой или мой сын, а, Джон?

— Нет, — жестко ответил Ребус. Он закрыл конверт и положил его в карман пиджака.

Маккол поднял галстук и помахал им, прося объяснения.

— Ты никогда не надевал такого? — поинтересовался Ребус.

— Надевал, конечно. На своей свадьбе, на похоронах, на крестинах.

— Я имею в виду такую конструкцию, на прищепке. Я помню, когда был мальчишкой, отец решил, что мне пойдет национальный костюм. Он купил мне полный комплект — килт и галстук-бабочку, с узором в клетку. На прищепке.

— И я носил галстук, разумеется, — согласился Маккол. — Как все. Мы, кажется, не родились инспекторами?

— Не родились. Вытряхивайся из моего кресла.

Маккол нашел стул и придвинул его к столу. Ребус сел на свое место и снова взял галстук.

— Полицейская прищепка.

— Ты о чем?

— Об этой штуке. Кто еще носит такие?

— О, господи, откуда же я знаю?

Ребус бросил прищепку Макколу, но тот не поймал ее и поднял с пола.

— Прищепка для галстука, — произнес он.

— Я нашел ее в доме Ронни, — пояснил Ребус. — На верхней площадке лестницы.

— То есть?

— То есть у кого-то отстегнулся галстук. Может быть, когда тело перетаскивали вниз. Возможно, он принадлежал констеблю полиции.

— Ты думаешь, кто-то из наших…

— Просто предполагаю. Конечно, эту штуку мог потерять и кто-то из обнаруживших тело. — Ребус протянул руку, и Маккол вернул ему прищепку. — Наверное, стоит с ними поговорить.

— Джон, да что ты… — Маккол замолчал и кашлянул, не находя слов для своего вопроса.

— Пей свой виски, — примирительно посоветовал Ребус. — А потом можешь послушать запись и скажешь мне, похоже ли это на правду.

— А ты что будешь делать?

— Не знаю. — Он положил галстук сержанта в карман. — Подберу кое-какие болтающиеся ниточки.

Маккол налил себе виски.

Ребус вышел из кабинета, и с лестницы до Маккола донеслось:

— А может быть, пойду к черту!

— Да, простой пятиугольник.

Психолог доктор Пул, который, впрочем, пояснил, что на самом деле он — вовсе не психолог, а только лектор по психологии, — внимательно рассматривал фотографии, надвинув нижнюю губу на верхнюю в знак того, что не сомневается в своем заключении. Ребус играл пустым конвертом и смотрел в окно кабинета. На газоне Джордж-Сквер-Гарденс, залитом ярким солнцем, лежали студенты, вооружившись вместо учебников бутылками вина.

Ребусу было неловко. В высших учебных заведениях, будь то обычный колледж или Эдинбургский университет, где он находился сейчас, он чувствовал себя дураком. Ему казалось, что каждое его слово и движение здесь придирчиво оценивают и делают вывод: этот неглупый человек мог бы быть гораздо умнее, если бы не упустил свой шанс.