Гарри Килворт - Головоломка Страница 20

Мама любила говорить, что за шесть дней, в которые Господь создавал мир, у него был один час абсурда, когда он развлечения ради создал всех безобразных и смешных существ на земле. И в основном это были рыбы. В лагуне еще водились акулы. Главным образом, песчаные и рифовые. Не слишком опасные. Мне нравилось, что я плаваю рядом с акулами. От этого я чувствовал себя морским охотником.

Когда мы снова поднялись на палубу, Грант спустился вниз, а я остался обсыхать на солнце. Джорджия и Лоррейн куда-то ушли, то ли на остров, то ли тоже спустились вниз. Я остался на палубе один.

Я знал, где Грант держит несколько карт — в водонепроницаемом ящике на корме. Я отправился туда, открыл ящик и достал свернутые в рулон карты. Та, которую я хотел посмотреть, была на самом верху. Видимо, ее использовали последней. Я нашел остров Кранту. Потом провел линию на юго-восток и нашел второй остров километрах в двадцати. Остров Манган.

Это был он!

Отсюда пираты на джонке совершали вылазки!

С острова Манган!

Первым порывом было поспешить к папе и заявить ему о своем открытии. Но потом я передумал. Не имеет никакого значения, что я скажу, потому что, возможно, он даже не захочет слушать. Если он придерживается какой-то версии, то понадобится атомный взрыв, чтобы он изменил свое мнение. Мне нужны были веские доказательства.

Я решил, что лучше всего постоянно быть настороже. Я буду смотреть в направлении острова Манган утром, в середине дня и вечером. А может, лучше производить наблюдения даже и пять раз в день, когда Хассан молится? Время его молитв будет для меня отличным напоминанием.

Когда джонка будет хорошо видна, я смогу настоять, чтобы папа или Рамбута пошли со мной, и докажу, что пираты действительно здесь. Единственное, что беспокоило меня, — это ужасное предчувствие, что они собираются напасть на нас. Я уповал только на то, что вовремя успею всех предупредить. Я надеялся, что они меня не застанут врасплох, когда я буду спать. Если у меня ничего не получится, все пропало. Пиратов слишком много, и нам с ними не справиться. А они ведь уничтожат нас, не задумавшись ни на секунду.

17 июля, остров Кранту

По какой-то причине папа запретил нам, мальчикам, ходить в тропический лес. Мы можем пользоваться узкой тропинкой, ведущей к пляжу, но играть мы теперь должны только на берегу. Папа сказал, что из-за диких зверей и по другим причинам (каким еще другим причинам?) в джунглях опасно. До этого запрета мы с Хассом не очень часто бывали в тропическом лесу, но теперь, разумеется, зачастили туда. Всегда есть соблазн пойти туда, куда нельзя. Но мы никогда не заходили глубоко в джунгли: ровно настолько, насколько нам казалось достаточно, чтобы нарушить запрет папы. То есть только чуть-чуть.

В середине острова находилась заболоченная низина, что-то вроде долины, длиной примерно в пять километров с большими пресными озерцами. Вода в них была цвета ржавчины, местами даже темно-коричневая. В такой воде мы бы не стали купаться, а уже тем более пить ее. Но животным она, конечно же, нравилась. Долину окружала шероховатая скала вулканического происхождения, которая поднималась вверх, образуя огромную чашу. На дне чаши находились мангровые болота и когда-то высаженные банановые плантации. Там чаще всего собирались разные животные, так что если хотелось сфотографировать их, то лучше всего было направиться именно туда.

— Вот оно, то, о котором я тебе рассказывал, — прошептал я Хассу. — Смотри, там, под делониксом.

Мы сидели в хижине, которую построили из веток и листьев. Повсюду зеленый полумрак. В этой части тропического леса полог был густой, и сквозь него с трудом проникали лучи солнца. Нам пришлось снять солнечные очки, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

— Я вижу его, вижу! — возбужденно воскликнул Хасс. У него с собой была видеокамера, чтобы заснять животное в движении. Я сделал несколько снимков на цифровик. Нам казалось, что мы телекорреспонденты программы о жизни диких животных.

— Оно стоит на задних ногах, — прошептал Хасс.

— Не шуми так сильно! — шикнул я. — Посмотри, какого оно размера…

Это было странное существо, напоминающее крысу, но размером с домашнюю кошку. Его морда выглядела очень неприятно, а голову украшали похожие на рога уши. Мех же слегка напоминал небольшие перья.

— Это не я шумлю, это ты все время кричишь, Макс.

Наше укрытие было всего лишь хижиной из веток, которые громко хрустнули, когда Хасс прижался лицом к отверстию размером с щель почтового ящика. Крысоподобное существо замерло на месте.

На секунду мы затаили дыхание. Но животное вскоре вернулось к поеданию плода дуриан, который вонял сильнее, чем наша выгребная яма. Плод дуриан похож на шипованный зеленый мяч для регби с мякотью внутри. Рамбута очень любил дуриан. Он говорил, что, хотя от него и пахнет туалетом, но на вкус он как амброзия. Я же не мог выносить вонь достаточно долго, чтобы поднести эту штуку ко рту.

Вдруг это существо перестало есть и отправилось к ближайшему дереву. Там оно стало тереться спиной и шеей о ствол. Несколько волосков выпали из шкуры. Они были черновато-серого цвета. Затем зверь поднялся на задние лапы и начал точить когти о дерево. Мои глаза расширились, когда он содрал кору. Она сходила длинными тонкими полосками, похожими на вермишель. Может, это вовсе была не крыса? Может, это какое-то другое млекопитающее? Его когти были очень и очень острыми.

— Хотелось бы мне послать его по почте Барри Коксу, — сказал я Хассу.

— А кто такой Барри Кокс?

— Пацан, который доставал меня в школе.

— А зачем ему это? Доставать тебя?

Я пожал плечами:

— Думаю, я ему не нравился. Или еще что-нибудь. Может, он считал меня занудой, потому что мой папа археолог.

— А ты зануда?

Я внимательно посмотрел на Хасса.

— Тебе предстоит еще многое узнать о западных детях, — сказал я. — У зануд торчат передние зубы, и они носят очки с толстыми стеклами. Они всегда говорят об одном и том же.

— О чем?

— Неважно, но это всегда что-то скучное для всех остальных. Например, марки самолетов, карточки с покемонами или перуанский картофель.

Мне очень понравился последний пример, который я привел. Возможно, он делал и меня занудой, но мне казалось, что это очень умно. Я прочитал в журнале, что в Перу растет двести видов картофеля, и этот факт почему-то потряс меня. Возможно, я и был сдвинутым. Сдвинутым на собирании разных интересных фактов.

— Тебе нужно было вызвать этого Барри Кокса на боксерский поединок, — сказал Хасс.

— Ты шутишь? — спросил я шепотом, так как животное как раз перестало обдирать кору с дерева. — У Барри Кокса телосложение как у танка Шермана.

— Наш отец говорит, что все приставалы — трусы.

— У нашего отца булыжники вместо мозгов. Он археолог, поэтому читает слишком много комиксов.

— Но, Макс, это же мы читаем комиксы.

— Ну, он, должно быть, читал их в детстве. Слушай, Барри Коксу вовсе не надо быть смелым. Он может раздавить меня как букашку. Трус он или нет — не имеет значения. Я маленький, а он большой. Ты чего думаешь: я Давид, а он Голиаф? Тогда ты чокнулся!

— А кто это такие?

— Ладно, не грузись. Посмотри, теперь оно лопает корни, выкапывает их клыками. Лучше бы нам записать все это, когда мы вернемся. У нас получится очень интересная телепрограмма. Думаю, это животное уникально.

Хасс поднял бровь:

— А что значит это слово?

— Это значит, что оно очень редкое.

— А вот и нет, — прозвучал девчоночий голос у входа в хижину. — Это значит, что оно уникальное, то есть единственное в своем роде. Это значит, что на свете есть только одно такое животное… Кстати, а на что это вы смотрите?

Джорджия протиснулась в укрытие. Она посмотрела на объект нашего наблюдения, а потом разразилась едкими замечаниями.

— Фу-у, оно отвратительное! — воскликнула она. — Вы не могли сфотографировать кого-нибудь посимпатичнее этого уродца? — Она сморщила нос. — И здесь пахнет потом. Вы оба воняете.

В укрытии было жарко, а ее голос звучал очень громко.

— Ну все, ты этого добился, Макс! — раздраженно воскликнул Хасс. — Оно убегает, а я хотел сделать запись получше!

— Да я не виноват! — запротестовал я. — Это мадам пришла…

— Не смей меня так называть! — воскликнула Джорджия.

— Слушай, Джорджия…

Я поднял голову и увидел, что ее губы сжаты в тонкую линию, глаза широко открыты, а ноздри раздуваются. Все из-за того, что в последнее время все мы друг друга раздражали. Это было неизбежно, так как нам приходилось жить вместе на маленьком острове. Хасс раздражал меня. Папа злил. А теперь я стал придираться к Джорджии. Я в ту же секунду пожалел об этом. Но с некоторыми девчонками нельзя просто взять свои слова назад. Джорджия была как раз из тех, кто принимает язвительные замечания близко к сердцу. Следовало понять это прежде чем я открыл свой проклятый рот!