Яник Городецкий - Треугольник Страница 43

Я раскрыл глаза. Я умею просыпаться среди ночи, если мне очень сильно куда-то надо. Глеб когда-то давно мне сказал, что внутри человека есть биологический таймер, и если уметь им пользоваться, то можно проснуться когда угодно. Надо только перед тем, как заснуть, очень сильно подумать о том, что тебе надо проснуться. Я назвал Глеба дураком, потому что думал, это невозможно. Но иногда получается. У меня. У Глеба ни разу не получилось.

Буду надеяться, что сейчас он тоже спит. Потому что мне нужен наш компьютер…

Я представил себе свою комнату и, не успев даже моргнуть и, как обычно, испугаться, оказался там. Глеб сладко спал, раскинув руки. Его подушка валялась на полу, под голову он положил учебник по ненавистной астрономии. Неужели так можно спать? Или это специфический способ выучить параграф? Может, он ему снится?

Я усмехнулся и пошел в соседнюю комнату — проверить маму. Они с отчимом тоже спали. Последний здорово храпел. Вот сонное царство.

Я вернулся в нашу комнату и подошел к компьютеру. Ногой нажал кнопку на системнике, и "винда" начала загружаться. Колонки заорали аккорд приветствия.

— Зараза! — вырвалось у меня. Я резко убавил громкость и оглянулся на брата. Он что-то сонно пробормотал и поудобнее устроился на астрономии. Я вздохнул с облегчением — у меня чуть сердце не выскочило.

Кстати, странно. Оно колотится так, как у живого.

Ух ты, Глеб поставил на рабочий стол мой любимый рисунок. Черного шипящего кота.

Я залез в папку с документами, а потом — в телефонный справочник и быстро набрал на клавиатуре "Двадцать один, семьдесят шесть, ноль один". Мне повезло — такой телефон в справочнике был, записан был на имя какого-то Казанцева И. И. Ладно, неважно. Главное — адрес. Я несколько раз повторил его, чтобы получше запомнить, и выключил компьютер. Потом еще раз обошел квартиру и собрался было уже перенестись обратно, к Пальме и Юльке, но передумал. Решил, что будет неплохо пройтись пешком. На улице тепло, идти недалеко, а на небе — звезды. Так что можно и прогуляться.

Я вышел на лестничную площадку. Возле двери рядом стоял сосед и курил сигарету. Я решил пошутить и, дотянувшись до его сигареты рукой, выдернул ее. У соседа увеличились глаза, он как-то неясно всхлипнул и попытался вернуть сигарету обратно. Я поводил ею вокруг обезумевшего мужика и бросил на пол. У соседа хватило ума не поднимать ее. Он покачал головой и, закашлявшись, пошел спать.

Спорю, утром он будет думать, что ему это все приснилось. Я побежал вниз, на бегу пролетел через дверь и оказался на улице.

Было тепло и свежо. Я расстегнул рубашку и побежал к ребятам, изредка подпрыгивая. Все равно меня никто не видит…

— Ты больной?! — взъярился на меня Пальма, когда я очутился на пороге. Юлька стояла рядом, и судя по ее недовольному лицу, была полностью согласна с братом.

— А чего случилось-то? — не понимая ровным счетом ничего, поинтересовался я.

— А ты думаешь, ничего не случилось? Куда тебя понесло среди ночи?

— Я же сказал, что уйду…

— Я думал, ты пошутил!

— С какой стати? И вообще — почему вы не спите?

— А ты почему не спишь? — буркнул мальчик.

— Я ходил узнавать адрес Светы, — попытался оправдаться я.

— Серьезно, что ли? Поедешь к ней?

— Ну да. Ты тоже, кстати, поедешь.

— Я не поеду, — уверенно сказал Пальма.

— А куда ты денешься? Должен же с ней кто-то разговаривать.

— Ну вот пускай Юлька едет.

— И ты отпустишь ее одну? — полушутливым голосом спросил я.

— А что? Если ты ее потеряешь, я тебе только спасибо скажу.

— А сам сказал, что тебе тогда не с кем ругаться будет, — поймала его девочка.

— Я передумал.

— Да не ссорьтесь, — на всякий случай сказал я, хотя прекрасно знал, что они и не ссорятся. — Вместе поедем. Я адрес узнал.

— Она нас выгонит, — упрямо твердил Пальма. — Вот Юлька же ей позвонила? Позвонила. А она трубку повесила.

— Она решила, что это шутка. Ты бы не повесил?

— Я бы не повесил, — покачал головой мальчик. — Я воспитанный.

— Ну да. Образец приличия.

— Я образец образца приличия! — высокопарно заявил скромный Пальмиро.

— Ну ладно, пусть так. Просто если мы приедем и ей этот кошелек покажем, она точно нам поверит.

— Она свинья, — не сдавался Пальма.

— Ты еще свинее, — подбодрила его сестра.

— Ну и хрю на тебя, — буркнул он. — Хрюлька.

— А ты… ты…

— А я — жертва коммунизма, — подсказал мальчик. — Ты что, забыла?

— Ты просто жирный хряк тогда, а не жертва.

— Я жирный?! Да я совсем тощий хряк! Меня почти не кормят, с чего мне быть жирным! Так что позволь с тобой не согласиться. И вообще — я спать хочу. Видишь, ничего с ним не случилось. Давай спать.

Я осторожно посмотрел на Юльку. Вот как.

А я думал, это Пальма разбудил сестру.

Я улыбнулся ей и посмотрел в зеркало. Двойник, здорово выгнув шею, с интересом наблюдал за нами, а когда заметил меня, поспешно превратился в мое отражение.

А я понял, что и правда — все, что случилось — вовсе не так плохо.

Я не спал больше этой ночью. Совсем не хотелось, хотя по идее, я должен был валиться с ног. То, что я могу встать среди ночи, вовсе не значит, что после этого я не буду хотеть спать. Еще как. Но сейчас не хочется. Я смотрел в небо и думал о маме. И о Пальме с Юлькой. И о шофере. И вообще обо всем.

И о смерти думал тоже. Вот если человека застрелили — он умер по ошибке или нет? По всякому выходит, что так. Но разве есть у него второй шанс? Разве в него выстрелят еще когда-нибудь?

Или если кто-нибудь разбился в авиакатастрофе? Разве повторится такое снова?

"Там слишком много грустного и несправедливого", — вспомнил я. Двойник не стал говорить мне об этом. Но это и так понятно…

Тогда где они? Где эти несчастные? Так и ходят, как неприкаянные, по свету? Среди живых?

Нет, наверное, куда-то они все-таки попадают. А вот куда?

Чего мне бояться? И к чему, возможно, готовиться?

Как же это все-таки… дико. Господи, мне тринадцать. Не шестьдесят, не восемьдесят — тринадцать. Это в конце концов просто нечестно.

Но у меня хотя бы есть шанс. А у других?

Я поднял голову и, нахмурившись, посмотрел вверх. Будто звезды были виноваты во всем, что случилось со мной и с другими. Я ожесточенно посмотрел на них, точно ждал ответа. Но они молчали, как впрочем, и всегда.

А мне показалось, что я что-то уловил. Какая-то мысль тоненькой ниточкой потянулась до моего сознания, но так и не дотянулась до конца. Как я ни вглядывался в яркие искорки холодного космоса, так ничего и не понял.

Я оглянулся на спящих брата и сестру, а потом снова повернулся к окну. На стекло с внешней стороны села большая черная муха. Я провел пальцем по тому месту, где она приземлилась. Муха осталась на месте, меня она не испугалась. Я понял, что она вообще меня не видела.

Я покачал головой и сел на подоконник.

— А ты чего не спишь? — удивилась Юлька, проснувшись и увидев меня все там же, на подоконнике. Я просидел там часа четыре или пять. О чем думал — не помню.

— Не знаю, — честно признался я.

— А тебе там не холодно?

— А мне не бывает холодно.

— А я что-то есть хочу сильно… А он чего дрыхнет? — недовольно спросила меня девочка, решив разбудить брата немедленно.

— Не надо, пусть спит, — сказал я.

— Так нам же ехать…

— Можно и попозже. Не с утра же ехать.

Мы пошли в кухню, к милому родному холодильнику.

— А ты… не хочешь ничего съесть?

— Лапшичку, например, — пошутил я.

— Да нет. Может, бутер какой.

— Так! — крикнул из комнаты Пальма. — Вы там лопать собрались, да? Без меня! Ну, знаете, это нечестно!

— Проснулся, — сказал я. Пальма тут же подтвердил, что он проснулся — пришел к нам и сел на свободный табурет.

— Мне тоже сделай, ага, — попросил он Юльку.

— Сам сделай, — сказала она. — Без рук, что ли?

— Никакого уважения к старшим, — пробурчал мальчик и взял нож. Отрубил от колбасы довольно приличный кусок, потом еще один точно такой же, и третий — совсем тоненький. Юлька мрачно наблюдала за его действиями.

— Знаешь что? — сказала она. — Отрезай мне нормальный кусок.

Пальма засмеялся.

— Да это мне, — фыркая, сказал он. — Я не хочу сильно есть. Ты что себя накручиваешь? И задираешься, между прочим, тоже ты…

Мы съели всю колбасу, сложили половину картинки с тигренком, посмотрели какой-то прикольный сериал про икающего дядьку, которого вся семья пыталась хорошенько напугать. Его жена и дети все в квартире измазали красной краской, будто кровью, дочь перебросила через люстру веревку и повязала на шее, сын залез в ванну и тоже добавил туда краски, жена тоже отмочила что-то в духе этого, мы с Пальмой и Юлькой не видели, потому что трансляция сбилась. Ну и, в общем, когда этот несчастный пришел домой и весь этот кошмар увидел, они спросили, помогло ли ему это средство. А мужик сказал, что он теперь никогда в жизни икать не будет. Только заикаться.