Алека Вольских - Мила Рудик и Магический Синод Страница 45

Ромка качнул головой.

— Анфиса не умерла после заклятия Некропулоса, — возразил он. — Лютов и Платина тоже.

— Они были случайными жертвами, — напомнила Мила. — А Гурия Некропулос атаковал целенаправленно. В этом я даже не сомневаюсь, несмотря на всю ту чушь, которую они несут об их сговоре.

— Ты забыла, что говорил знахарь Фенхель, — парировал Ромка. — Когда колдун умирает, его магия перестает действовать. Некропулос умер.

Мила упрямо покачала головой.

— Значит, было что-то еще — что-то, что продолжает действовать.

— Поэтому я и говорю: и для профессора и для тебя мы должны узнать, что произошло в тот вечер, — горячился Ромка. — Может быть, Вирт сможет тебя вытащить. Я надеюсь, что он сможет. Но если вдруг… — Он запнулся и в который раз упрямо повторил: — Надо узнать, что там произошло. Почему, если Некропулос напал на профессора, его морионы чистые? Почему профессор отсек Некропулосу голову тем же заклинанием, которым ты отсекла ему руку? Ничего себе совпадение! Гурий Безродный боевой маг, а Чары Сечения… это даже не боевая магия. «Резекцио» — это для школьников заклинание. Это для тебя было нормально его использовать, чтобы защищаться, а боевые маги так не защищаются!

Мила вздохнула.

— Я тоже не понимаю этого. И дело даже не в заклинании, просто… Чтобы Гурий вот так отсек кому-то голову… Это на него не похоже. Он слишком осторожен в обращении с магией.

Она посмотрела на друга.

— Но, Ром, я, правда, не представляю, как найти ответы на эти вопросы, если Гурий без сознания, а Некропулос мертв.

Ромка кивнул и наконец-то поднял на нее глаза.

— Я подумаю.

Несколько минут Мила изучала выражение его лица: серьезное, сосредоточенное и упрямое. Да, ее друг переживал за нее с самого начала, как только узнал о ее заточении в Менгире, но до сих пор он словно не допускал мысли, что ей грозит что-то по-настоящему серьезное, и его отношение к происходящему было довольно легкомысленным. После того как Мила только что рассказала ему об ордалиях, Ромку словно подменили. На ее памяти он никогда не был таким мрачным — более неунывающего человека надо еще поискать. Но непривычнее всего было видеть на его лице — лице человека, которому все в жизни дается легко — какую-то угрюмую неколебимую нацеленность.

— Ладно, — сказала Мила, думая о том, что она никогда не видела Лапшина таким, как сейчас. — Только не рассказывай ничего Белке, хорошо? Она с ума сойдет от волнения.

— Не скажу, — пообещал он.

В этот же день, сразу после уроков, Мила навестила Гурия в Доме Знахарей. Возле палаты стоял один из людей Велемира — низкорослый и коренастый маг, с ног до головы укутанный в черную накидку. Его глаза быстро глянули на Милу. Видимо, он тотчас же опознал в ней человека, которому позволено навещать Гурия, потому что без слов сделал шаг в сторону, давая пройти.

Акулины в палате не было — по-видимому, сегодня ей пришлось задержаться в Думгроте. Но Мила была уверена, что ее опекунша придет — она навещала Гурия каждый день и просиживала с ним по многу часов.

Гурий выглядел точно так же, как и в течение всего прошедшего месяца. Он по-прежнему был очень бледен, худ и совершенно неподвижен. Но он не выглядел хуже. Мила не знала, говорит ли это о чем-то, но даже в этом находила причины для радости.

Она села рядом с его кроватью. Гурий был таким беззащитным, что Мила не удержалась и взяла его за руку. В этот раз, как и в прошлые свои посещения, она рассказывала ему вслух о буднях Думгрота, делилась последними новостями, жаловалась на дождь — сезон дождей в Троллинбурге, казалось, затянулся на неопределенный срок. Мила не была уверена, что Гурий слышит хоть слово, но все равно говорила с ним и втайне надеялась, что он ответит.

Она надеялась на это и все последующие дни, когда навещала Гурия, одна или с Акулиной. Но он никак не давал понять, что слышит их, оставаясь в оковах своего странного и пугающего, какого-то мертвого сна.

В конце недели Милу ждал сюрприз. По большому счету, сюрпризом это стало не только для нее. В субботу, вместе с Ромкой, Яшкой и Иларием Мила сидела в гостиной. Белка куда-то исчезла, и с самого утра ее не было видно — наверное, ушла по кураторским делам. Поглаживая Шалопая по загривку и пытаясь читать учебник по антропософии, Мила краем уха слушала ребят. С разговора о телекинезе они плавно перешли к обсуждению профессора Шмигаля. Яшка вслух недоумевал, почему профессор такой странный, на что Иларий убежденно ответил, что Шмигаль или вообще не человеческой расы, или какой-нибудь полукровка — у людей, мол, таких голосов не бывает.

Чуть в стороне сидели восьмикурсники. Берти с Пентюхом что-то по очереди рассказывали, пытаясь рассмешить девушек с их курса. Так как периодически гостиная взрывалась звонким смехом, то было вполне очевидно, что удавалось это ребятам без особого труда.

Как раз в один из таких моментов, когда восьмикурсники заразительно хохотали, открылась дверь гостиной. Мила оторвала взгляд от страниц учебника, чтобы посмотреть, не Белка ли это, и удивленно застыла.

Смех восьмикурсников стремительно угасал.

— Берти, — негромко позвал Тимур, — твоя сестра.

— Ну и? — все еще смеясь, отозвался Берти. — Я что, свою сестру никогда не ви…

Мила вполне понимала, почему Белкин брат внезапно потерял дар речи. Белка смущенно мялась в дверях, в то время как все в гостиной совершенно бесцеремонно таращились на нее во все глаза. Неизменные Белкины хвостики исчезли. Теперь пепельно-русые волосы Белки были подстрижены под каре. Одна перемена повлекла за собой другую: внешняя инфантильность сменилась взрослостью. Мила скосила глаза на Яшку — судя по его лицу, выражающему смесь потрясения с восхищением, Белка стала выглядеть не только старше, но и привлекательнее.

— Так, — недовольно изрек Берти, нарушив всеобщее молчание, — кажется, теперь придется отгонять от нее поклонников. Можно подумать, мне больше заняться нечем было.

Он повернул голову в сторону Милы и ее однокашников. Заметил, каким взглядом Яшка смотрит на Белку и, устало вздохнув, произнес:

— Ну вот. Как я и сказал.

В тот же день вечером Белка рассказала Миле, что склонило ее к такому шагу.

— Когда ты мне сказала, сколько Вирту лет, я поняла, — оживленно делилась она, — ему, наверное, должны нравиться девушки постарше.

Не заметив на лице Милы воодушевления, Белка забеспокоилась.

— Я же выгляжу теперь старше, правда?

Мила заставила себя улыбнуться — навязчивая одержимость Белки Виртом за неделю успела сильно ее донять. Заметив, что она все чаще старается избегать подругу, Мила решила, что с ее стороны это нехорошо. Она пообещала себе быть более терпеливой. В конце концов, это ведь нормально, они ведь лучшие подруги — кому еще Белка может рассказывать о своем увлечении?

— Угу, выглядишь, — кивнула Мила. — Ты вообще классно выглядишь. Тебе так очень идет.

Белка просияла.

— Ты думаешь, теперь я Вирту понравлюсь? — с горящими глазами спросила она.

Какое-то время Мила смотрела на Белку, старательно удерживая на лице улыбку, и не знала, что на это сказать. Мысленно она напомнила себе, что давала слово быть терпеливее к увлечению Белки. Но напоминание не возымело действия. Прямо сейчас Миле хотелось сбежать — и она позволила себе такую слабость.

— Э-э-э, слушай, мне же надо накормить Шалопая! — воскликнула она, спрыгнула с кровати и, бесцеремонно стянув своего питомца с подушки, где он сладко спал, поспешила из спальни, оставив Белку в растерянности смотреть ей вслед.

Во время спуска по лестнице вниз Шалопай недовольно фыркал и бил Милу тяжелым чешуйчатым хвостом по ногам — в отместку за то, что она бессовестно нарушила его сон.

— Не злись на меня, — ворчливо шептала на ходу Мила. — А что я, по-твоему, должна была делать? Посмотрела бы я на тебя, если бы это тебе приходилось выслушивать все эти трели про Вирта! И вообще, чего тебе жаловаться? Ты сейчас наешься от пуза овсяного печенья и будешь доволен. А вот мне, наверное, этой ночью придется спать в гостиной, в кресле, потому что если я сегодня еще раз услышу имя «Вирт», то взвою!

Оставшись безразличным к страданиям Милы, Шалопай, однако, заметно оживился, услышав про овсяное печенье. Он перестал фыркать и, обогнав Милу, жизнерадостно бросился к двери в столовую.

Насыпав своему питомцу полную миску печенья, Мила смотрела, как он ест, и теперь уже сама думала о Вирте. Хотя и совершенно не в том смысле, в котором о нем думала Белка. Следующее заседание суда должно было состояться послезавтра, и Мила спрашивала себя, что Вирт приготовил на этот раз, чтобы убедить судей — точнее, Добролюба — в ее невиновности. Но еще больше ее волновало, что готовит к понедельнику Злата, или, пожалуй, вернее будет сказать, что готовит Мстислав.