Владислав Крапивин - Гваделорка Страница 5

— Пролезешь?

Ваня пролез без труда, только слегка зацепился карманом с мобильником.

За щелью открылся длинный проход: слева глухая кирпичная стена, справа — забор. Было видно, что шагов через двадцать проход поворачивает влево. А что дальше — непонятно.

— Дальше — еще одни двор, с огородом, — словно в ответ Ване сказала внучка Любови Петровны. — Его надо проскочить незаметно… А потом будет в кустах тропинка, она приведет на край лога. А там дорожка, между логом и спортплощадкой… Квакер туда не пойдет, не догадается.

— Кто не пойдет?

— Квакер. Тот, кто тебя ищет… Это не имя, а прозвище. Потому что такой вот… лягушачий портрет. Видел, как он улыбается?

«Квакеры — это вроде бы секта была такая в Америке», — вспомнил Ваня. Но не стал уточнять, хмыкнул:

— Прямо партизанская война с этим Квакером… — Было все — таки стыдно, что приходится убегать и прятаться с помощью девчонки.

— Конечно, война, — согласилась девочка. — Но мы его перехитрим. От спортплощадки всего квартал до твоего дома. Ты не бойся…

«Я и не боюсь», — хотел ответить Ваня и понял, какое это будет глупое вранье. Спросил насупленно:

— А откуда ты знаешь, где мой дом?

— Бабушка сказала. И еще сказала, что с твоим дедушкой училась в школе…

«Когда она успела? — подумал Ваня. — И про адрес, и про деда, и как меня зовут… Видать, я долго топтался на крыльце…» — И вспомнился петух с насмешливым взглядом.

Девочка не спешила. Остановилась и будто прислушивалась. Наконец позвала:

— Ну, идем…

Середина прохода заросла темной травой с узорчатыми листьями, вроде как у полыни. Ростом выше колен. А вдоль забора тянулась неширокая тропинка. Девочка шагнула на нее. Ване надоело быть все время позади, он решил пойти рядом с девочкой — прямо через травяную чащу. Девочка быстро оглянулась, уперлась ему в грудь ладошками.

— Что ты! Не ходи там!

— Почему?

— Это же татарская крапива! У вас в Москве такой, наверно, нет. Она в сто раз кусачее обыкновенной…

Ваня глянул недоверчиво. Трава казалась безобидной, совсем не похожей на крапиву. Но… спасительницам полагается верить. И он послушно пошел следом, в затылок девочке. Однако любопытство было сильнее страха. Ваня не утерпел, тыльной стороной ладони мазнул по макушке растения… «Ма — амочка моя!» Хорошо, что не вляпался ногами, а то плясал бы теперь, как на костре!

Девочка опять оглянулась.

— Зацепил все — таки?

— Чуть — чуть…

От этого «чуть — чуть» ядовитые иглы прошивали руку аж до локтя.

— Потом обмакнешь в холодную воду. Через часик пройдет…

«Ничего себе — через часик!..» Ваня на ходу лизал руку, как обжегший лапу кот.

Проход сделал поворот, и оказалось, что он упирается в крепкий, в два ребячьих роста, плетень — из толстых прутьев и березовых жердей. Девочка приложила палец к губам, раздвинула прутья.

— Ох… ну, так и есть. Пасется среди грядок…

— Кто?

— Парамоныч. Хозяин огорода. Если увидит нас, будет скандал.

Ваня тоже глянул сквозь плетень. Грузный дядька среди помидорной ботвы был старый и, кажется, хромой. Ваня азартно шепнул:

— Если рванем напрямик, он не догонит… — Хотелось показать девочке хоть какую — то смелость.

Но девочка мотнула косичками.

— Он меня знает. Сразу пойдет ябедничать бабушке.

— И что? Ты ей объяснишь, что спасала меня… Или все равно попадет?

— Да ничуть не попадет. Но он станет мучить ее разговорами про современную молодежь и клянчить взаймы. На четвертинку… Давай подождем немножко…

— Давай… — Ваня снова стал лизать руку.

В кармане опять затрепыхался, запиликал мобильник.

— Ванечка, ты далеко?

— Да недалеко, недалеко! Приду уже скоро! Не волнуйтесь вы, пожалуйста!..

— Я волнуюсь, потому что ты можешь не успеть. Если начнет сильно хлестать, спрячься под навесом на автобусной остановке или в каком — нибудь магазине…

— Что хлестать?

— Да ты разве не видишь? Посмотри на небо!

В самом деле как потемнело! Ваня глянул вверх. Над кромкой кирпичной стены клубилась белесая кайма лиловой тучи. Елки — палки! А он и не обращал внимания на небо во время своего малодушного бегства от Квакера!

У здешней погоды такое свойство: среди жаркого ясного дня вдруг откуда ни возьмись вырастает грозовое облако — треск, ливень, сломанные ветки тополей! А через полчаса опять солнце и благодать…

— Сейчас польет, — деловито сообщила девочка. — Но это даже хорошо. Парамоныч уберется, а мы бегом под дождем… Не размокнем, да?

— Да… — озабоченно сказал Ваня. — Только я боюсь, что намокнет мобильник. У меня уже было так в мае, в Москве. Попал под ливень, и телефон отказал. Его починили, но он с той поры крякает… как простуженный селезень. Я даже не жалею, что забыл его дома. А этот — дедушкин…

— Если дедушкин, то конечно… Тогда надо отсидеться. — Девочка сказала это с такой серьезностью, что на миг почудилась усмешка.

— Где тут сидеть — то? — буркнул Ваня. Сверху уже падали капли.

— Вон там… — Девочка потянула его за локоть назад, к повороту. В кирпичной толще стены у самой земли виднелась квадратная ниша. Высотой и шириной около метра и чуть поменьше в глубину. Ваня мельком подумал, что, наверно, стена была когда — то противопожарной защитой. Называется «брандмауэр». А в нише в ту пору стояла бочка с запасом воды…

В убежище влетели с разбега, завозились, устраиваясь. Девочка угодила Ване коленом в бок, он зашипел. Наконец уселись рядышком.

Сверху хлынуло. Ливень падал отвесно, стена не заслоняла от него землю. Но в углубление струи не попадали, только редкие брызги покусывали ноги. Ваня втянул их поглубже, согнул посильнее, охнул.

— Что? Руку жжет? — посочувствовала девочка.

— Бок… Ты мне врезала коленкой между ребер, она у тебя как деревяшка, — слегка дурашливо объяснил Ваня.

— Да, я костлявая, — печально призналась девочка. Ваня ощутил себя виноватым. Неловко утешил:

— Не костлявая, а… худощавая.

— Нет, костлявая… Всегда натыкаюсь суставами на что попало. Вот и на тебя… Ой! — Это сильно сверкнуло снаружи. И сразу грохнуло так, будто стена раскололась сверху донизу. Девочка вздрогнула и притиснулась к Ване — щуплым своим плечиком к его плечу (рядом с которым была эмблема «Айвенго»). Он высвободил из — под себя руку, обнял девочку за спину, пальцами обхватил другое ее плечо. Без всякого стесненья. До сих пор он был «тем, кого спасала она», а теперь спасал он. Стал смелее и уверенней и как бы отдавал девочке долг.

— Не бойся.

— Ага, «не бойся»… — Она не стала освобождаться из — под руки. — Я грома и молний боюсь пуще всего на свете… Пуще пауков и мокриц…

Ваня тоже побаивался грозы, но в меру. И сейчас деловито объяснил:

— Сюда молния не влетит. Ей ведь нужно для разгона расстояние, а здесь тесно. А гром — это просто звуковой эффект…

«Звуковой эффект» грянул так, что девочкино плечо под Ваниными пальцами затрепетало, будто подбитое крылышко.

— Да не бойся ты. Здесь безопасно. Даже… хорошо.

Было и правда неплохо. Кто — то расстелил здесь сухую траву, а на нее бросил старый мешок.

— Видать, это обжитое местечко, — сказал Ваня, чтобы отвлечь девочку от страха.

— Ага… Раньше здесь жил беспризорный пес Каштан. А год назад его забрал себе Квакер…

— Значит, Квакер знает это место! — сразу встревожился Ваня.

— Его многие знают. Но Квакер же не знает, что это место знаешь ты, — обстоятельно рассудила девочка. — И не будет искать тебя здесь… Тем более сейчас…

Подтверждая это «сейчас», гроза ударила снова. Правда, уже не так страшно. Шум ливня стал ровнее, хотя и оставался сильным. Лариса Олеговна при таком дожде обязательно говорила: «Разверзлись хляби небесные…» И заводила разговор о капризах нынешней погоды, о всеобщем потеплении климата, которое на деле оборачивается похолоданием, о бестолковых прогнозах синоптиков, о своей знакомой, которая работала на местной метеостанции и уволилась, потому что поругалась с начальником: он велел объявить, что на выходные ожидается прекрасная погода, хотя по всем данным следовало ждать снежных зарядов… А так же о муже этой знакомой, которому недавно сделали безболезненную операцию на почках, и о его сестре, купившей у какого — то проходимца кольцо с бриллиантом, оказавшимся простой стекляшкой…

Лишь бы не вздумала позвонить сейчас. Пришлось бы тянуться к карману за телефоном, беспокоить девочку.

Она словно угадала Ванину мысль, шевельнулась, будто хотела освободить плечо из — под ладони, но тут гром ударил с новой силой, и она опять прижалась. Надо было успокаивать снова.

— Послушай… Ты про меня столько знаешь: и откуда я, и где живу, и как зовут… А тебя как звать?