Глеб Анфилов - Физика и музыка Страница 35

Нет, мечта доктора Шолпо не погибла вместе с ним. Человек уносит в могилу принадлежащее ему одному, а то, что он создал для поколений, продолжает жить и развиваться вопреки всему временному, случайному, тормозящему.

В послевоенные годы графический звук прижился на кинофабриках ряда стран. Идея синтетической музыки породила изобретение новых аппаратов. В памятных читателю приборах кельнской студии звукозаписи, в морфофоне Анри Шеффера, в аппаратах фирмы «Филипс» и многих других на новой основе возродились принципы, провозглашенные Шолпо, правда в подпорченном, подогнанном к «шумомании» виде, да и технически часто гораздо менее совершенных. Вся «электронная музыка»— это, по существу, извращение идеи музыкального синтеза.

Но кое-какие из новых аппаратов были весьма поучительны. Например, американский электроакустик Олсон построил громадный и сложнейший кибернетический синтезатор, основанный на... камертонных генераторах. Знаменательный факт! Ведь именно такие генераторы ввел Шолпо в свой фантастический проект «механического оркестра» из юношеского рассказа «Враг музыки». Однако наиболее интересное развитие получила мечта доктора Шолпо на его родине. Да это и закономерно.

ЗВУКИ В МУЗЕЕ

Год 1960.

Надо идти по Арбату, за театром Вахтангова свернуть в переулок, разыскать дом 11. На стене вывеска: «Музей Скрябина». Объявление о часах работы заканчивается фразой: «Выходной день—среда». Сегодня среда. Но из окон второго этажа слышатся приглушенные звуки.

Вхожу в парадное. Звоню. Сотрудник музея ведет меня по небогатой квартире великого композитора. Столовая, гостиная... Сверкают полированной чернью два рояля. Дверь, еще дверь — и... Могучий аккорд заставляет замереть! Звуки слились неразделимо. Они не похожи ни на что слышанное прежде. Трудно описать их словами. Но эти звуки прекрасны. Они ширятся, заполняют все, крепчают — и вдруг неуловимо меняются. Аккорд светлеет, искрится, затихает... и гаснет. И тут же, следом за ним, раздается звонкий, рассыпающийся на тысячи брызг удар...

Молчание. Я оглядываюсь. Просторная комната. Незаконченные художественные стенды. Углем начертаны скрябинские слова из программы к четвертой сонате: «...со скоростью света прямо к Солнцу, в Солнце...»

Несколько магнитофонов и динамиков. В углу двое склонились над машиной, напоминающей по виду небольшой печатный станок. Это на ней сотворены звуки. Это новый советский музыкальный синтезатор, плод многолетнего труда изобретателя Евгения Александровича Мурзина.

ОТ ЭЛЛИНГТОНА ДО СКРЯБИНА

Когда поднимался к своим блестящим триумфам Шолпо, Мурзин был еще совсем юным студентом Строительного института. Он превосходно учился и увлекался изобретательством. Чего он только не придумывал! Гидравлические клапаны, ускорители заряженных частиц, усилители биотоков мозга. Правда, внедрить задуманное в практику никак не удавалось. Но Мурзин не унывал. За его плечами — двадцать лет, у него — учение, спорт, друзья и подруги, музыка. Да, музыка. и случилось так, что как раз в этой области ярко выявился его изобретательский талант.

Поначалу, как это нынче частенько бывает, Мурзин слыл почитателем джаза. Нравились упоительная ритмичность, веселые мелодии, неожиданности аккомпанемента. Мурзин принялся разыскивать самобытные пластинки и натолкнулся на замечательного, по-настоящему народного композитора и дирижера — американского негра Дюка Эллингтона.

Как-то в кабине магазина грампластинок, когда Мурзин самозабвенно прослушал очередную эллингтоновскую новинку, другой покупатель с любопытством посмотрел на него и спросил:

— Неужели нравится?

— О! Хорошо!

— А ведь многим нашим джазопоклонникам эта штука не по зубам...

Разговорились. Мурзин узнал о своеобразии ансамбля Эллингтона: музыканты играют без нот, записи их выступлений — это тщательно отрепетированная коллективная импровизация. А под конец затянувшейся беседы новый знакомый дружелюбно заметил:

— Чувствую, что вы уже созрели и для серьезной музыки. Помяните мое слово: настанет время, и вашим любимым композитором станет знаете кто? Скрябин!..

Так началась поныне продолжающаяся дружба с Константином Львовичем Солошеком, в ту пору работником фонотеки Радиокомитета, а ныне — директором специализированного магазина грампластинок на улице Кирова.

Солошек оказался прав. Может быть, он и сам привил Мурзину любовь к подлинной музыкальной красоте, в какую бы форму она ни облекалась. Так или иначе, но скоро в коллекции студента появились пластинки с музыкой Рахманинова, Листа, потом в его маленькой комнате зазвучали Бах, Вагнер, Мусоргский и, наконец, Скрябин.

КАК ПРИШЛО ОЗАРЕНИЕ

«Открыв» Скрябина, Мурзин был потрясен. Ничто прежде не волновало его так, как творчество этого гения. Мурзин упивался скрябинской властью над звуком, его сочетаниями тембров, неповторимыми аккордами. В молодости увлечения находят, как весенняя гроза: легко, бурно, радостно. Мурзин залпом перечитал все написанное о Скрябине. Потом углубился в музыкальную акустику. Натуральные лады, обертоны, темперация — все стало более или менее ясно. Остро почувствовал желание любимого композитора выйти за пределы старой музыкальной системы. Но как? Как?

И вот однажды сверкнула молнией изобретательская мысль. Вспыхнула идея машины, способной по воле человека создавать любые музыкальные звуки, тембры, интервалы — все, что захочет композитор. Неужели все? Не верилось самому себе.

...Солошек долго слушал, переспрашивал, наконец понял и заторопился:

— Вот что, немедленно бегом в консерваторию, в лабораторию музыкальной акустики!..

Мурзин побежал. Волнуясь, сбивчиво выложил свое предложение тогдашнему руководителю лаборатории профессору Гарбузову. И получил спокойный ответ:

— Идея искусственной музыки, молодой человек, не нова. Этим у нас уже занимаются: Шолпо в Ленинграде, в Москве — Авраамов и Янковский. Лучше всего обратитесь к Янковскому,

Первая встреча с Борисом Александровичем Янковским была радостной и грустной. Мурзин познакомился с глубоко понявшим его энтузиастом, но уяснил, как трудно будет построить задуманное. Синтетическая музыка только-только нарождалась. Не хватало средств, аппаратуры, помещений. Было наивно рассчитывать на то, чтобы машину Мурзина, неизмеримо более сложную и дорогую, чем мультстанки и даже вариофоны, приняли к экспериментальному изготовлению. Это ведь далеко не необходимое изобретение. Экономических выгод оно не сулит, А эстетические достоинства.., их чертежами не докажешь.

Мурзин выслушал невеселые доводы Янковского, а потом они оба все-таки сели за тщательный разбор проекта. Янковскому понравился принцип синтеза звука. Изобретатель получил много советов и в конце концов еще сильнее поверил в свою мечту — трудную, вдруг оказавшуюся почти неисполнимой, но тем более заманчивую и многообещающую.

Что ж, думал Мурзин, впереди вся жизнь. Построю машину сам — не спеша, постепенно, по винтикам и гаечкам.

Но замысел пришлось отложить. И надолго. Нагрянул 1941 год.

ДВИЖЕНИЕ К ЦЕЛИ

Только после войны появились у Мурзина, уже многоопытного военного инженера-прибориста, свободные минуты, которые он мог посвятить с юности памятной и всегда жившей в нем мечте.

1947 год. Возобновились встречи с Солошеком, который вернулся с фронта. Незаметно собрался кружок влюбленных в музыку друзей. Они служили хорошей поддержкой в трудную минуту. Только Янковского еще не было. Мурзин тщетно пытался разыскать его.

Шли месяцы, годы. Вот собраны два магнитофона, столамповый (!) усилитель, электропривод. Во время командировки в Германскую Демократическую Республику удалось заказать оптические детали из высококачественного стекла. Их сделали на знаменитом Цейсовском заводе. А в Москве Мурзин оформил заказ на каркасы машины.

Немало людей бескорыстно помогли изобретателю. Поддержало служебное начальство. Товарищи по работе — слесаря, механики, оптики — приложили руку ко многим деталям, конструкторы посоветовали, как скомпоновать узлы.

Дело шло. Но далеко не всегда гладко.

Это и счастье и несчастье — такая жизнь. Есть ясные цели, есть беспрестанные думы о них и работа, работа... Сначала на службе — исследования мудреных приборов, подготовка диссертации, потом дома, на даче, где то же дело, ставшее до боли любимым. Сутки заполнены до отказа. Но временами находит тяжелая усталость. И никуда не убежишь от горькой досады при неудачах.

А неудач хватало с избытком.

...Четыре одинаковых стеклянных диска надо было покрыть очень точным рисунком: полторы сотни концентрических колец, на которых периодически и непрерывно меняется прозрачность и темнота. Смещения в сотые доли миллиметра, почти незаметные нарушения оттенков недопустимы. Мурзин решил наносить этот узор фотографическим способом на фотопластинку. Ради ускорения дела сконструировал и построил специальный станочек. Работа началась.