Ксения Беленкова - Улыбка ледяной царевны Страница 16

– Плохое говорил? – осторожно переспросила я.

– Да ничего плохого он не говорил! – отмахнулась Катька. – Я все это выдумала. Но ты тоже хороша, начала тогда расспрашивать, не лучше самого Ивана! Мне даже показалось, что ты обрадовалась, когда подумала, что у нас ничего не было… Вот я и ляпнула, со зла…

– Ладно, ничего страшного, – успокоила Катьку я. – Тебе, может, ничего плохого обо мне он и не сказал. Зато потом мне в лицо выдал столько, что мало не показалось…

Катька снова начала всхлипывать.

– Он не просто так ругался, – она уже не смахивала слез, и они спокойно струились по щекам. – Ему я тоже наврала. Не знаю, как это вышло… слово за слово. Поначалу я просто сказала, что идея свидания вчетвером – твоя.

– Моя? – выпучилась я.

– Угу, – проныла Катя. – Не хотела, чтобы он думал: мол, сама напросилась. Свалила все на тебя. А когда он начал расспрашивать подробнее, я ляпнула, будто ты специально решила нас свести! Чтобы он от Марика отстал. Вроде как хочешь потихоньку разрушить их дружбу. Вот тогда он и завелся! Позеленел весь прямо…

Катька продолжала рассказывать о том, как Ваня злился, но я уже ничего не слышала. Теперь мне стало понятно, почему он в тот злосчастный день назвал меня паучихой. Накануне, в «Макдоналдсе», Ваня сам первый пошел на перемирие. А потом Катька своим рассказом будто воткнула нож ему в спину, сказав, что я строю против него козни. Я, конечно, не была в восторге от Ивана, но всегда уважала выбор Марика и ни разу даже не пыталась встать между ребятами. И в мыслях не было!..

– Я думала, это пустяк! – вновь услышала Катькин голос. – Ну что такого? Пыталась рассорить друзей – ясно же, что Иван тебе не нравится. Но он так завелся! Я даже сама испугалась… Но еще думала, что все быстро забудется. А потом случился тот разговор. Иван обозвал тебя. Я уже хотела вступиться, признаться во всем. Но… не успела… Вик! Все так завертелось! А Ваня мне так нравился… Прости меня!.. Я давно должна была признаться, но очень боялась потерять вас обоих! Хотя, кажется, потеряла саму себя…

А я и не знала, что сказать – никак не могла собраться с мыслями и понять, кто прав, а кто виноват. Но подруга стояла рядом: такая несчастная, что сердиться на нее я никак не могла. Катька всегда была для меня примером – такая правильная, сильная, всегда знающая, как поступить. Но только сейчас, когда я видела ее слабость, ее ошибки, – понимала – передо мной обычный человек. Настоящий человек, живой…

– Да ладно, – выдавила я.

А потом схватила Катьку в охапку и прижала к себе. Она все еще плакала и тоже обняла меня изо всех сил…

Мы бы, наверное, так и залили друг друга слезами, но вдруг в Катю будто вселился бес, она схватила меня за руку и потащила куда-то. Поначалу я упиралась, задавала вопросы, но Катька лишь неслась по коридорам, чуть ли не сломя голову, и не раскрывала рта. Пока я не сообразила, что стою прямо перед Иваном. Не успев собраться с мыслями, отвернуться, убежать, я услышала Катин голос. И звучал он сейчас твердо, от слезливости не осталось и следа.

– Иван, ты должен знать: я наврала тебе про Вику, – спокойно и даже как-то напористо отчеканила она. – Левицкая не устраивала никакого свидания вчетвером. Это я ее об этом попросила. И ссорить вас с Марком она тоже не собиралась – все мои выдумки.

Катя окинула нас каким-то непонятным победоносным взором и продолжила:

– Вот, я нашла в себе смелость признаться! – Теперь она смотрела только на Ивана. – И, думаю, тебе пора сделать то же самое…

Повисла короткая пауза.

– В чем ты предлагаешь мне признаться? – Иван был серьезен. – И как же ты могла наврать про Вику, она же твоя подруга…

– А вот смогла! – буквально выкрикнула Катя. – И знаешь что, Ванюша, я тебя бросаю! Мне не нужен парень, который врет не только друзьям, но даже сам себе!..

И Катька ринулась прочь.

– Стой, – Иван ухватил ее за руку. – Объяснись!

– Ты целовал меня только при ней, – процедила Катька, кивнув в мою сторону. – Обнимал только при ней! Все напоказ! Все ненастоящее! Думаешь, я этого не чувствовала, не понимала? Но мне так больше не надо! Не могу так! Отпусти меня…

И Катька вырвала руку. И побежала по коридору… Ее красная юбка пламенем уносилась все дальше и дальше, а скоро совсем потухла в конце коридора…

Мы остались с Иваном вдвоем. Вдали галдели ребята: там был юбилей, там был праздник. А я и не знала, что сказать, что подумать – мысли вовсе не слушались, губы дрожали, но внутри было так жарко, будто я облизнула солнце. Иван же стоял белый, точно мел, по-прежнему не смея взглянуть мне в глаза.

– Извини, – наконец выжал он. – Ты никогда не должна была об этом узнать…

Он отвернулся и тоже пошел прочь.

Минуту я постояла одна с ощущением, что лечу по кроличьей норе, точно кэрролловская Алиса. А весь мир вокруг летит в обратном направлении, и невозможно понять, где я окажусь: вверху или внизу. И тут ко мне подскочил Марик, а за ним – Илья и Лера. Они смеялись, они что-то говорили и снова смеялись. Они обнимали меня, тянули куда-то…

Мы оказались на улице, и весна ударила мне в лоб – солнечная, свежая, молодая! Весь мир был здесь – на месте. И я определенно стояла ногами на земле, а макушкой упиралась в небо. Но почему же внутри поселилось это чувство перевернутости?

Почему все вокруг казалось иным?..

Глава четырнадцатая

Родные люди

Москва нарядилась в май. Город распахнулся для зелени, точно малахитовая шкатулка. И весна щедро заполняла ее изумрудом. Мне казалось, будто я попала в сокровищницу: хотелось по-новому разглядывать улицы, дворы, аллеи и скверы. Город стал музеем, буквально за ночь сменившим экспозицию.

На майские праздники Москва пустеет – дачники стремятся к земле, позволяя асфальту встретить весну в тишине и покое. Реки машин вытекают из города, а заполненные вагоны электричек похожи на трещащие по швам стручки спелого гороха. Москва отдыхает от пробок, и светофоры теперь перемигиваются на перекрестках будто бы сами с собой.

Сегодня было по-летнему тепло: я шла к папе и ловила на нос первые веснушки. Марик умчался с родителями на дачу, предоставив мне все праздники в полное распоряжение. После школьного юбилея он тоже заразился идеей поставить мюзикл «Бриолин». И вовсю убеждал Илью вести у нас музыкальный кружок. Даже Лера теперь снисходительно относилась к этому начинанию.

– А что, будешь у меня на глазах, – пытаясь казаться серьезной, говорила она жениху. – Тебе просто необходим контроль!

Илья же вовсе не сопротивлялся и честно пообещал со следующего учебного года приступить к исполнению задуманного.

На районном телевидении прокрутили запись с юбилея нашей школы. Мы смотрели ее всей семьей, даже Агнессу позвали, которая жалела лишь об одном – что ее не взяли бэк-вокалисткой. Марик стал звездой школы и ходил радостный и немного смущенный. Катя же перестала встречаться с Ваней, но очень попросила меня ничего не говорить по этому поводу. Да я и не собиралась, тем более что сказать мне было совершенно нечего. Иван же избегал меня пуще прежнего. Теперь, когда мы остались с Мариком вдвоем, лишенные того противостояния и накала, что добавлял нашим отношениям вечный спутник Иван, все стало как-то пресно или, наоборот, слишком сладко. Порой мне даже казалось, будто мы с Марком лишь хорошие друзья, не больше. И всегда ими были, приняв за настоящее чувство внутреннюю схожесть – ребячество и легкий взгляд на мир. Внутри поселилось что-то непонятное: неужели это юность со всей своей сумятицей и неразберихой упрямо стучалась в дверь? И детство, где все было ясным: либо черным, либо белым, из последних сил держало оборону…

Со всей этой суматохой я давно не заходила к папе и вот сегодня решила сделать родственникам приятный сюрприз. Но, кажется, немного промахнулась со временем визита.

Папа с тетей Ниной как раз затеяли уборку: они распахнули окна, сняли занавески с карнизов и носились по квартире с тряпками и щетками.

– Вик! Проходи, – растерялся папа. – А у нас тут генеральная уборка.

Рукава его были закатаны, руки в пыли, даже на лбу чернели полосы, точно он только что вылез из-под дивана или кровати. Тетя Нина стояла на подоконнике и драила стекло. Она хотела помахать мне рукой, но лишь кивнула, испугавшись потерять равновесие.

– Вики! Вики! – радостно вцепился в меня Антошка.

Он как раз пытался протереть половой тряпкой зеркало, но мой приход отвлек его от этого важного дела.

– А давайте с Антошкой погуляю, пока вы здесь чистоту наводите? – смекнула я, отбирая у братца грязную тряпку. – Там на улице такая красота!

Папа и тетя Нина переглянулись.

– Было бы здорово, дочь!

– Вик, ты бы нам очень помогла!

Ответили они хором. Тогда я переодела Антошку, отмыла его ручонки после половой тряпки, и мы потопали на улицу.

Я впервые гуляла с братиком одна – было в этом что-то торжественное, радостное и в то же время ответственное. Мы вышли из дома и отправились в сквер неподалеку. Антошка держал меня за руку: он, кажется, тоже был рад такой компании. Возле дороги я подхватила братика на руки, и он обнял меня за шею.