Марк Ефетов - Света и Камила Страница 17

— Лежите спокойно. Вам нельзя разговаривать. Слышите?

25

«Порт-Саид сдался!»

«Порт-Саид покорён!»

«Упорство фидаи, не щадящих жизни, сломлено».

Так сообщали захватчики по радио, писали в газетах, рассказывали с экранов телевизоров.

Нет, не так было на самом деле!

Прикрывшись зелёным египетским флагом, обманув не щадящих жизни, захватчики ворвались в Порт-Саид. Иностранные солдаты и офицеры разгуливали по городу, но только по нескольку человек вместе. В одиночку захватчики боялись появляться в Порт-Саиде, где на каждой улице поджидали их мстители.

…Когда танк захватчиков разметал баррикаду, Яхия сказал отцу:

— Уходи!

— Куда, сынок? Солдат не уходит с поля боя. Разве не я учил тебя: лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

— Ты прав, отец. Только теперь уже не бой, а бойня. Видишь, за этим танком, что прошёл, идут другие. А у нас только винтовки. Эти танки будут давить нас гусеницами. Иди, отец, позаботься о маме и Камиле. Их надо увести из города.

— А ты, Яхия?

— Я приду позднее. Торопись, отец. Слышишь, они идут…

Танки грохотали всё ближе и ближе. Невыносимая жара от горящих домов плавила асфальт. От жары лопались стёкла, дымились остатки баррикады.

— Иди же, отец, иди! — Яхия обнял Мустафу. — Ну, скорее! Мама и Камила ждут тебя…

Четыре танка показались в конце улицы. Два танка шли по мостовой, а два других — вплотную к домам, срезая двери и окна, перемалывая камни в порошок.

Яхия обернулся и увидел, что Мустафа скрылся за углом. Тогда он, оттянув далеко правую руку, рывком швырнул гранату под гусеницы танка.

Яхия не слышал взрыва, только в голове будто блеснул огонь — яркий-яркий. И всё…

26

Яхия очнулся на полу. Голова его была прислонена к парте. Его трясло, как в лихорадке, а перед глазами был не то туман, не то пыль.

«Что со мной? — подумал Яхия. — Где я?»

Он оглянулся: справа и слева лежали и сидели люди. Коричневые от запекшейся крови бинты, разорванные галлябии и глаза, полные тоски. А на стене — большая карта и на ней два полушария.

«Школа, — сообразил Яхия. — Значит, я остался жив и меня сюда перенесли». Он попробовал встать — не получалось: голова кружилась, ноги не слушались и туман, туман плыл перед глазами.

Рядом стонал паренёк, совсем молодой, должно быть, школьник. Лицо его было какое-то пепельно-серое, рот чуть искривлён, через весь лоб и часть щеки шёл тёмный глубокий шрам. Яхия тронул его рукой — еле дотянулся:

— Больно тебе? Помочь? — Он увидел, что парню лет четырнадцать-пятнадцать, не больше.

— О себе подумай. Сколько времени без сознания был. А я ходячий, мне что. Избили только. Руку вот перебили — висит.

Мальчик показал правой рукой на левую. Она висела, будто была отделена от туловища и просто засунута в рукав.

— А они ещё в Порт-Саиде? — спросил Яхия.

— Пока здесь. Но уходят. Советский Союз предупредил интервентов: уходите! Русские не дадут нас в обиду.

«Ну, значит, уйдут, — подумал Яхия. Он всё чаще и чаще вспоминал маму, отца, Камилу. — Где-то они теперь? Что с ними?»

— Послушай, — тронул его Яхия, — как тебя зовут?

— Махмуд, — сказал мальчик.

— А как там квартал Эль-Манах? Ты не слышал? — Яхия приподнялся на локте. — Я хотел спросить тебя про свою улицу…

— Нет Эль-Манаха.

— Как так — нет?

— А так: сровняли с землёй.

Яхия вскочил. Его мутило. Туман сгустился вокруг, а пол медленно стал подниматься кверху.

Яхия Крепко сжал зубы и сделал шаг, держась за стенку двумя руками. Но руки эти соскользнули, ноги подогнулись, и он медленно сполз на землю.

Несколько дней он метался в бреду.

Махмуд снял со стены разорванную карту двух полушарий и, свернув её, положил под голову Яхии.

27

Однажды в школу, где находились раненые египтяне, вошли два иностранных офицера и человек в белом халате с красным крестом на рукаве, должно быть врач. Яхии дали лекарство и перевязали раны. Спустя несколько дней он стал подниматься и, опираясь на плечо Махмуда, ходил по комнате.

Египтян, которые могли сами передвигаться, отпустили совсем. Уходил и Махмуд. На прощание он обнял Яхию:

— Крепись. Они уходят из Египта. И ты поправишься и снова сможешь заниматься рисованием.

— Может быть, — сказал Яхия.

У него было такое ощущение, точно его били. Колено правой ноги вспухло и сильно болело. Он не мог стоять, не опираясь о чьё-либо плечо. Ноги держали его неуверенно: он шатался. А мысли в голове были только об одном: «Что там с мамой, с отцом, с Камилой? Как помочь им?»

И такая жалость, боль, страх за своих охватывали его, что хотелось бежать отсюда, добраться к своему дому, чтобы если и не увидеть их, то хотя бы узнать, где его родные, что с ними.

Особенно тяжело было Яхии в те дни, когда он остался без своего нового друга — Махмуда.

Теперь врач по нескольку раз в день навещал раненых, которые были размещены в школе.

— Доктор, — просил Яхия, — выпустите меня, Мне бы только костыль. Я доберусь к своим. Поймите: я ничего не знаю о своей семье.

— Выпустить? Вы с ума сошли! Имейте в виду: у входа часовые и колючая проволока. Теперь это не школа. Вы в плену. — Сказав это, врач улыбнулся. — Да, дорогой мой, это не школа, совсем не школа. Но мы вылечим вас. Скоро повезём в госпиталь. Сделаем операцию и поставим на ноги. Вот так.

На следующий день Яхию повезли в госпиталь на операцию. В открытый грузовик вместе с ним сели два автоматчика.

Машина мчалась по улицам. Они казались мёртвыми. На тротуарах не было людей, в домах, которые сохранились, не было стёкол. Все магазины и лавки были закрыты ставнями.

Подъезжая к госпиталю, Яхия увидел сгорбленного старика в обвисшей галлябии, которая казалась пустым мешком. Ни повязки, ни фески на голове у старика не было. Ветер развевал седые волосы. Они свисали на лицо и на затылок. Старик шёл сгорбившись, опираясь на палку. Но при каждом шаге он чуть приподнимал будто вскидывал правое плечо.

— Абуя! — закричал Яхия. Он нагнулся к крыше кабины водителя и изо всей силы заколотил по ней кулаками.

Машина остановилась так резко, что Яхия упал на крышу кабины. Тут же он выпрямился, и глаза его встретились с глазами старика. Да, это был абу, что значит по-арабски «отец». Сомнений не могло быть. Но почему Мустафа смотрит на Яхию так, будто это незнакомый ему человек, будто он видит его впервые в жизни?

— Отец, отец! Ты слышишь меня? Это я, Яхия! Где мама, что с Камилой?

Старик улыбнулся, отчего и без того морщинистое лицо стало ещё более сморщенным.

— Картина, — сказал он. — Белые пароходы плывут к счастью. — И рассмеялся.

Холод пробежал по спине Яхии…

Машина тронулась рывком. Через минуту она остановилась у госпиталя.

С того момента, как Яхия переступил порог госпиталя, он словно попал в совершенно новый, неведомый ему мир. Белые стены, белые двери и окна, кровати, столы, стулья, занавески, одежда — всё одного белого цвета. Только пол тёмный, но блестящий, точно зеркало.

Но перед глазами Яхии плыл как бы туман. Ему виделось лицо отца, скулы, обтянутые кожей, огромные глаза, неподвижно уставленные в одну точку, и рот, искривлённый в страшной улыбке.

Сделав первые шаги по коридору госпиталя (санитар в белом халате поддерживал Яхию), он вдруг резко рванулся, его покачнуло, нестерпимая боль ударила по ноге. Но Яхия удержался и заковылял к выходу.

— Стой! — крикнул санитар и бросился его догонять.

Люди в белых халатах сбежались в коридор.

Яхия до крови кусал губы. Нестерпимо болела нога.

— Не трогайте меня! Я уйду.

— Куда?

— В город, который вы превратили в развалины, к людям, которых вы искалечили, свели с ума. Я ненавижу вас, убийцы! — Яхия дрожал. — Как я ненавижу вас! Я уйду. Я окрепну, я опять возьму в руки винтовку и гранату, чтобы ни один из вас не смел ступить на нашу землю. Убейте меня, я всё равно уйду!

Голос у него срывался, зубы цокали, ноги скользили по паркету. Он упал, сильно ударившись головой о косяк двери…

Сразу же будто молния блеснула перед глазами Яхии, и стало темно, совсем темно.

А в это время старый Мустафа стоял у дверей госпиталя. Улыбка застыла на его лице.

— Белые пароходы… — шептал он. — Белые пароходы…

— Проходи! — сказал часовой. — Проходи! Слышишь! — Он слегка толкнул Мустафу прикладом по ногам: — Ну, проходи же, старик!

И Мустафа пошёл, постукивая палкой и устремив взгляд в одну точку — прямо перед собой. Он шёл по улице, которая спускалась к голубой воде канала.

Вот уже которую неделю недвижимый, точно впаянный в лёд, стоял караван кораблей, попавших сюда в чёрные дни вражеской интервенции. Среди этих судов был по-прежнему наш советский танкер.