Дети из квартала «Рядом-с-небом» - Альваро Юнке Страница 17

тук-тук-тук, тук-тук-тук!.. — отучит поезд, и зеленые, поблескивающие водой пастбища сменяются желтыми и сухими. Воздух нагрет, и шерстяной пиджак и пилотка начинают мешать Рикардо. Он смотрит на мать, лежащую на полке, откинув голову. Посасывает под ложечкой, но Рикардо сдерживается и не будит ее. Волосы у матери пшеничного цвета и очень курчавые, как у той девочки, которую он увидел в зале. Впрочем, на этом сходство и кончается. У мамы уже не такая нежно-розовая кожа. У нее на шее и в уголках глаз уже начинают появляться морщинки. Раньше она, наверное, была даже красивей, чем та девочка с кудряшками. Мама часто играла со мной, думает Рикардо, и когда слишком долго не было писем от отца, которого я не знаю, она нежно прижимала меня к себе и говорила: «Мальчик мои!» Но когда письма приходили, мама становилась очень красивой; она расчесывала свои длинные волосы, надевала на меня белые брюки, лаковые ботинки, и мы отправлялись в парк, который в такие минуты тоже казался очень красивым: там были пальмы и птицы, зеленая трава и колючие кусты с фиолетовыми листьями. Но все это было раньше. До того, как письма перестали приходить и мама отправилась на заработки в город, оставив меня с дедушкой и бабушкой. Все это было давно, потому что теперь сочная трава на пастбищах пожухла, лицо у мамы стало некрасивым, цветы опали, и птицы уже не поют в пальмовой роще. Мама теперь не ласкает меня, как прежде, и мы больше не играем с ней в прятки.

Еще до того как я поступил в школу, мама сказала, что я должен остаться в доме у деда — ей нужно найти работу в городе. «Ведь это для тебя же, малыш!» — говорила она. А я не хотел жить у деда потому, что там мной командовал Разиня, который глядел на меня, как на щенка дяди Серхио. Не нравился мне и дом деда, огромный и холодный, словно кладбище.

Мама сказала, что не может взять меня с собой, и тогда бабушка стала угощать меня сдобными лепешками с творогом, а тетя — причесывать меня и примерять новый костюм. Дед посадил меня на колено и начал раскачивать, изображая лошадь. Потом он стал стучать пальцами по табурету песенку «Санхуанера» и спросил, какую лошадь я хочу получить в подарок.

Мама уже не была такой веселой, и ей не нравилось, когда я пытался говорить с ней или задавал какие-нибудь вопросы. Потому что ей нужно было уехать, и так, чтобы я этого не заметил. В общем, она просто «подарила» меня бабушке с дедом. Помню, было уже поздно и мы собрались ложиться спать. Но я видел, как она укладывала вещи и как Разиня заходил в наш домик с зелеными воротами и помогал маме закрыть чемоданы. Мне не хотелось спать, но еще больше не хотелось идти в дом деда и бабки. Разиня отнес туда чемоданы, и я видел, как мама шепталась о чем-то с теткой. Мне сказали, чтобы я их ждал, что они только сходят в церковь и скоро вернутся. Я так и сидел в дедушкином кресле, пока не заснул. Когда утром я проснулся на тетиной кровати, мамы уже не было. С тех пор я больше не ходил в домик с зелеными воротами.

Дедушка и бабушка были очень добры со мной. Они любили меня, но еще больше любила меня тетя. Она брала меня к себе в комнату, ласкала меня, а потом вытаскивала бумажные цветы и прикалывала их мне, словно я был маленькой девочкой. Мне это не очень нравилось, но тетя была такая добрая, она покупала мне сладости и одевала меня, и я делал все, чего она хотела. Тетя такая же красивая, как и мама. А любит меня даже, наверное, больше, чем мама: уж она бы не согласилась оставить меня у деда с бабкой.

Я вспоминаю минуты, когда дедушка на что-нибудь сердился. Было даже страшно. Но меня он никогда не бил. А бабушка иной раз била, но так, чтобы дедушка об этом не узнал. Потому что деду не нравилось, когда я плакал. Однажды, когда я упал из гамака, потому что тетя слишком сильно его раскачала, дедушка чуть не ударил ее. В тот вечер я был готов сделать все, только бы тетя забыла те слова, которые он ей сказал…

…Мама просыпается. Видно, что она в плохом настроении. Рикардо вновь чувствует, что он голоден. Трава за окном совсем сухая, поникшая, и воздух так раскален, что трудно дышать. Потом идут пашни, ровные, с рыжеватой землей. Поезд уже спустился с гор, окутанных белыми облаками, и катит теперь по безлесной равнине там, где река Магдалена бежит рядом с железнодорожным полотном. После того как мы пересечем эту реку, думает Рикардо, впереди будет деревушка, где всегда (продают разные фрукты: сливы, манго, чиримойю, анон. Если мама даст мне немного денег, я куплю сливы для тети. И для Серафима, если останется…

Рикардо опять начинает думать о матери, о ее плохом настроении и тут догадывается: это потому, что они возвращаются на ранчо. Наверное, мать не разговаривает с ним и не ласкает его еще и потому, что ей не хочется туда возвращаться… Когда приедем, думает Рикардо, я изобрету какую-нибудь новую игру или расскажу маме, чему меня научил дед, пока ее не было. Она может ответить, что я уже рассказывал ей об этом в письмах, но я что-нибудь придумаю, а может быть, расскажу ей о том, как мы играем с тетей, когда дедушка гасит в доме свет, или как мы тайком от деда ходим купаться на пруд, или как катаемся на мотоцикле, когда я убегаю с уроков в школе. В общем, ей не будет скучно, и тогда мы, наверное, опять будем с ней играть.

Это так и будет — конечно, если мама меня любит. А может, она и не думает обо мне: ведь «подарила» же она меня дедушке с бабушкой. «Подарила». Так говорят мне Серафим и товарищи в школе, когда я с ними поругаюсь. И еще говорят, что дед отправил меня в Боготу потому, что я ему надоел. И чтобы я напомнил матери о своем существовании. «Она у тебя, — говорили мальчишки, — как корова, у которой отняли теленка. Сначала грустит по нему, а потом забывает». Наверное, об этом же писал матери и дед в письме, которое велел ей передать.

Мне все кажется, что мама забыла меня.