Мария Грипе - ...И белые тени в лесу Страница 25

Но получится ли у меня рассказать обо всем в точности до мелочей? Над этим мне всегда приходилось ломать голову, казалось, что мои переживания настолько тонкие и глубокие, что описать их в словах будет мне не под силу. Поэтому мне всегда так сложно вести дневник. Но на этот раз я буду очень стараться!

Каролины в комнате не было. Надолго отойти она не могла, так как знала, что Амалия может позвать ее в любую минуту. Я поискала ее тут и там, но Каролины нигде не было. Каждый раз, сталкиваясь со слугами, я спрашивала, не видали ли они моего брата, но Каролину никто не встречал.

Время шло, я начинала волноваться. Не хватало еще, чтобы Амалии пришлось ее ждать.

Я пока еще не очень хорошо ориентировалась в замке. Некоторые комнаты всегда были заперты, как, например, апартаменты фру Лидии: двери туда никто не отпирал с тех пор, как она умерла. Но вряд ли Каролина пошла бы туда. Конечно, с нее станется, но все-таки всему есть свои границы.

Мне пришло в голову, что Каролина могла отправиться ко мне в комнату, и я бросилась туда.

В мою комнату вели две двери: одна – из коридора, другая – из маленького кабинета, который отделял ее от большой залы, предназначенной для всяких торжественных случаев.

На этот раз я вошла со стороны коридора. Я была совершенно уверена, что Каролина находится здесь, и, раскрыв дверь, закричала:

– Иди скорее! Тебя ждет Амалия!

Комната была большой и темной, как и все помещения в замке. Каролины я не увидела. Почему она не отвечает?

И тут я заметила, что возле двери, ведущей в кабинет, кто-то пошевелился. Стройная фигура спряталась за тяжелой портьерой. Дверь была не заперта, и, услышав тихие быстрые шаги, я поспешила туда, но ни в кабинете, ни в большой зале никого не увидела.

Наступила тишина, шаги умолкли. А я так и осталась стоять посреди залы, ощущая, как бешено бьется в груди сердце.

На ковре, прямо у моих ног, лежала роза. Наклонившись, я подняла ее и медленно побрела к себе. Это была небольшая душистая роза кремового цвета, явно не из розового сада.

Кто побывал в моей комнате?

Я огляделась по сторонам – на первый взгляд показалось, что все вещи лежали нетронутыми.

И вдруг я увидела на письменном столе еще одну маленькую розу. Под цветком был сложенный вдвое листок бумаги, вырванный из блокнота. Только я прикоснулась к записке, как со стороны кабинета послышались шаги – на этот раз я знала наверняка, кому они принадлежат, это была Каролина. Я посмотрела на часы, у нее оставалось в запасе несколько минут.

– Ты где была? Амалия тебя ждет.

Я посмотрела на нее, заново удивляясь, как уверенно она себя чувствует в роли юноши. И так каждый раз. Пока я не видела Каролину, я совсем забывала о том, что она переодета молодым человеком, и представляла ее такой, какой привыкла видеть все это время. Поэтому я всегда немного смущалась, мне было больно встречаться с ней. Она так убедительно играла свою мужскую роль, что я начинала стесняться и опускала глаза. Но на этот раз я тотчас опомнилась.

– Давай скорее, а то опоздаешь!

– Знаю. Ты не могла бы поставить их в вазу у меня в комнате?

Она шагнула ко мне, протянув букет роз. Это были такие же душистые розы, какие я только что нашла у себя, – кремовые и свежие, казалось, их только что срезали.

– Откуда они у тебя?

– Мне подарили.

– Кто?

– Потом расскажу. Пора бежать.

Каролина поспешила к Амалии, а я так и осталась стоять с букетом в руках. Мой взгляд снова упал на записку, лежавшую под розой у меня на столе, я взяла ее и подошла ближе к свету. Там была небольшая строфа по-английски, цитата:

В счастливый день, в счастливый часКружимся мы смеясь,Поет гобой для нас с тобой,И мир чарует глаз,Но кто готов на смертный зовВ петле пуститься в пляс? [1]

Кто-то побывал в моей комнате, это понятно. Но кто?

Кто разбросал здесь эти розы, а потом играл со мной в прятки? И кто написал эти строки?

Я нашла вазу, наполнила ее водой, поставила туда букет Каролины и понесла в ее комнату. Выглядела она почти так же, как моя: массивная мебель, кровать с пологом, большой комод, высокий шкаф для одежды, умывальник, стол, стулья, два громадных кресла и письменный стол у окна.

Сначала я поставила вазу на столик посреди комнаты, но потом переставила на письменный стол, здесь цветам будет посветлее, и увидела еще одну розу, под ней белел листок бумаги, вырванный из того же блокнота, что и листок с запиской, которую я нашла у себя. Только записка, что лежала здесь, не была сложена вдвое. Я взяла розу и, не удержавшись, прочитала записку. Это была еще одна цитата по-английски:

Я вижу мир иным с тех пор, когдаУслышал вдруг души твоей движенье… [2]

Я почему-то разволновалась и быстро вышла из комнаты. Ступив в коридор, я увидела у себя под ногами еще одну розу. Она лежала возле самой двери, и я была совершенно уверена, что, когда направлялась сюда, розы здесь не было. Значит, за то короткое время, что я провела в комнате Каролины, кто-то тут побывал.

Возле следующей двери я нашла еще одну розу – и так по всему коридору. Всюду лежали цветы. Чья-то неуловимая и дразнящая тень пронеслась здесь, как вихрь, разбросав розы.

Пройдя полпути, я заметила, что этот кто-то пытается увести меня в совершенно другом направлении. Очередная роза лежала не у той двери, через которую надо было пройти, чтобы продолжить путь ко мне в комнату, а совсем у другой – я даже не знала, куда она ведет.

Я остановилась.

Может быть?.. Или не стоит?..

Соблазн был слишком велик. Я торопливо собирала розы, двигаясь в указанном направлении.

Наконец я очутилась в той части замка, где прежде еще не бывала, и внезапно уткнулась в винтовую железную лестницу, которая круто поднималась на следующий этаж. Я стояла в нерешительности.

Роза на ступеньке передо мной была белой. В коридоре лежали только кремовые розы, но теперь я увидела, что вся лестница усеяна белыми. Значит, тот, кто хотел указать мне дорогу, изменил свою тактику. Но почему?

Я еще больше разволновалась, но решила, что не дам сбить себя с толку, и принялась собирать розы, лежавшие на ступеньках. Поднявшись вверх, я оказалась в темном коридоре, по обе стороны которого находились запертые двери. Окон здесь не было. Но чуть поодаль на пороге светилась еще одна белая роза, которая словно указывала мне дорогу вперед.

Дойдя до порога, я открыла дверь и вошла в большое сумрачное помещение. Стены были зелеными. В другом конце комнаты я увидела двойные двери с приоткрытыми створками; по обе стороны дверного проема висели тяжелые темно-красные портьеры. Я осторожно проскользнула внутрь, но войти в комнату, спрятанную за портьерами, не решилась.

И тогда в воздухе одна за другой пролетели три большие белые розы, кто-то кидал их из комнаты, спрятанной за двойными дверями, и розы падали прямо к моим ногам. Я подняла их и заглянула в комнату, где все сверкало и переливалось, словно стены были увешаны зеркалами.

Затем бархатная портьера у меня перед глазами задернулась, и в щели промелькнула тонкая рука.

В следующее мгновенье двери захлопнулись.

И тогда я заметила, что теперь к портьере кто-то прикрепил булавкой листок, вырванный все из того же блокнота. Это была строфа по-английски, написанная тем же летящим почерком:

В ту ночь во тьме по всей тюрьмеБродил и бредил страх,Терялся зов и гул шаговНа каменных полах,И в окнах пятна бледных лицМаячили впотьмах.

Я сжимала в руках букет роз, внутри у меня все дрожало. Шипы впивались в ладони, но боли я не чувствовала. Я была не в силах отвести глаз от этого клочка бумаги, белевшего на портьере.

Наконец оцепенение прошло, и я бросилась прочь. Спотыкаясь, я мчалась вниз по винтовой лестнице, сквозь бесчисленные коридоры, совершенно не сознавая, куда я бегу. Вскоре я очутилась у себя в комнате и, едва переводя дыхание, легла на кровать. Сердце колотилось так сильно, что стало больно в груди.

Успокоившись, я опустила глаза и увидела, что по-прежнему сжимаю в руке букет, а ладони поранены шипами. Я стала выковыривать занозы, а затем промыла руки холодной водой. Потом я поставила все розы в вазу на письменном столе. Там так и лежала записка, я еще раз перечитала строфу из Оскара Уальда:

В счастливый день, в счастливый часКружимся мы смеясь,Поет гобой для нас с тобой,И мир чарует глаз,Но кто готов на смертный зовВ петле пуститься в пляс?

В этой поэме рассказывается о мужчине, который убил свою возлюбленную, и за это его приговорили к смертной казни. Его должны были повесить, а пока он сидел в тюрьме и ждал, когда приговор приведут в исполнение.