Самуил Полетаев - Второе небо Страница 27

Сейчас двойняшкам уже не до ленточек, кричат просто так, кто кого перекричит, у кого сильнее глотки. Так гудят, что даже не слышно, как шумит на дворе метель. Зауреш стискивает зубы, зажимает ладонями уши и отчаянно впивается в учебник.

И вдруг задумывается: почему это мама молчит? Почему не одернет девочек, не прикрикнет на них? Зауреш оглядывается на кровать: маме плохо. Так, наверно, плохо, как никогда. Мать лежит на боку, упираясь руками в стенку, и сдержанно стонет. Зауреш подлетает к сестричкам, дает по затрещине одной и другой.

— Что с тобой, ма?

Мать поворачивает лицо к Зауреш — измученное, с темными невидящими глазами. Младшие сестренки, примолкшие было, испуганно — сразу и вместе, как по команде, — начинают плакать. Мать кладет руку на голову Зауреш.

— Оденься, пойди к баскарме[1], пускай пришлет машину…

Наверно, ей сразу становится легче, потому что она поднимается, прислоняется спиной к стене, вытирает платком мокрое лицо и склоняет голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. Глаза ее при этом светлеют, и девочки, глядя на мать, тут же затихают.

Дорога к баскарме нелегка. Зауреш качается, как пьяная, низко пригибается, обжимая полы шубейки, рвущейся из рук, и долго плутает в снежной кутерьме, смешавшей все на свете: дома и деревья, телеграфные столбы и заборы, небо и землю.

Кочубай-ага спит. Пока жена будит его, расталкивая, просыпаются мальчишки — Чотур, Мирзахан и Эльдар; один лишь грудной Раис сопит в своей колыбельке, свисающей с потолка. Мальчишки вылезают из-под одеяла, пялят на Зауреш глаза, зевают и улыбаются ей.

— Спите! — кричит мать, и они снова залезают под одеяло. Оно у них одно на троих, и они возятся под ним, перетягивая каждый на себя.

Со сна Кочубай-ага долго не может взять в толк, что от него хотят. Только выпив воды и еще раз выслушав девочку, он одевается.

— Зачем тебе идти самому? — говорит жена. — Не можешь Ивану позвонить, чтобы поехал?

— Сапара надо уважить.

Сапар, отец Зауреш, — главный животновод в колхозе и приятель баскармы.

Едут они в «газике». Метель, еще недавно бесшабашная и дикая, сейчас становится тише. Толстый Кочубай-ага спокойно держит свои короткие руки на руле. Сильными огнями от фар расталкивая снежную речку, «газик» плывет в ней, качаясь, как упрямый кораблик.

У дома лаем их встречает Джулька. Баскарма торопливо выскакивает из «газика», входит в дом, но, увидев Дамеш, уже одетую, спокойно улыбается. Он сгребает ее в охапку и слегка приподнимает.

— Что ты делаешь? — пугается Дамеш.

— Достаточно ли ты тяжела и не рано ли везти?

Дамеш поправляет платок на голове:

— Ну и как?

— В самый раз!

— Может, ты еще знаешь, кто у меня будет?

Кочубай-ага осматривает ее.

— На этот раз мальчик, можешь мне поверить. Слава богу, у меня их четыре, умею разбираться. Сапар будет доволен. Теперь ему не открутиться — поить меня будет три дня. — Баскарма хлопает себя по животу.

— Ты же не пьешь, — говорит Дамеш. — Доктор тебе запретил.

— Пускай доктор запрещает своей бабушке. Чтобы я не выпил по такому случаю?

Он смешно подпрыгивает, этот Кочубай-ага, большой шутник и балагур, хлопает по своим сапогам, но как только Дамеш закрывает глаза и проводит рукой по лицу, перестает веселиться, обнимает ее за плечи и ведет к дверям.

— Доченька, — говорит мать, задерживаясь у выхода, — весь дом на тебе остается. Попроси тетю Марусю, она поможет по дому, если надо…

Двойняшки цепляются за мать, но Зауреш оттаскивает их, и они тихонько скулят.

— Я вернусь скоро, дорогие мои…

Зауреш прижимается к ее плечу и горячо шепчет:

— Привези нам мальчика, ладно? Девочку не надо…

— Какой разговор! — кричит Кочубай-ага. — Раз я сказал — мальчик, значит, будет мальчик.

Как только они выходят, в дом врывается метель, она колотит в стены, гоняется за вспугнутыми тетрадками, колышется в занавесках над зеркалом. Лязгая зубами, Зауреш приникает к узкому окошку и смотрит, как в свете фар мечется снежный клубок — это Джулька прыгает перед машиной, заливаясь лаем.

Когда «газик» выезжает со двора и исчезает в темноте, Зауреш становится так одиноко и страшно, что она начинает плакать. Вслед за ней ревут и двойняшки. Зауреш вытирает слезы и кричит на сестер. Кричать нечего, они ведут себя тихо, но так надо: пускай знают, что теперь Зауреш здесь главная и сестры обязаны слушаться ее. Она кормит девочек кислым молоком с лепешками и укладывает спать. Теперь она им все равно как мать. Девочки покорно дают себя раздеть, послушно ложатся, прижимаются друг к дружке и тотчас засыпают.

В доме тихо, только метель пронзительно и тонко гудит в печной трубе. Зауреш приносит кизяку и растапливает на ночь печку. Огонь долго воюет с ветром, гудящим в трубе, фыркает, задыхается дымом, плюется и стреляет искрами, но печка все же начинает весело гудеть, втягивает весь дым из комнаты и выталкивает его по трубе в стужу и метель.

Теперь, когда сестренки спят, можно заняться верблюдом. Зауреш напряженно вглядывается в пластилин, обминает его пальцами, вспоминая, как выглядит верблюд. Но пальцы не слушаются, они лепят не верблюда, а мальчика, да, именно мальчика, и, наверно, такого, какого хотелось отцу. Получается круглый, ушастый, с глазами навыкате малыш, со ртом до ушей, с длинным чубчиком на остриженной голове. Он стоит на своих крепких ножках и смотрит из-под приподнятой руки, следя за летящим орлом. Правда, орла здесь нет, но его нетрудно представить.

Засыпая, Зауреш видит, как распахивается дверь и входит отец. Снег тает на его красном лице и усах. Он радостен, буен и пьян. Он подхватывает сына и подкидывает его к потолку. Он топает ногами, хохочет, поет, а вместе с ним топает и поет откуда-то свалившийся Кочубай-ага, и оба они радуются маленькому крепышу, который еще до своего рождения получил красивое имя Темир. А имя для девочки даже не стали придумывать…

Возвращаясь из поездок по отгонным пастбищам, отец только ел, читал газеты и спал. Даже резвые двойняшки затихали, с опаской поглядывая на него, а мать, всегда спокойная и ласковая, часто раздражалась. И все облегченно вздыхали, когда он уезжал.

Так было раньше, а сейчас отца не узнать. Они куролесят вместе с баскармой, резвятся, как мальчишки, кидают с рук на руки Темира, перебрасываются им, как мячом. Сердце Зауреш замирает от страха — и не зря, потому что мальчик падает. Зауреш закрывает глаза и долго держит их закрытыми, боясь увидеть разбитого Темирчика, но ничего страшного не происходит: мальчик вскакивает, взрослые опять прыгают вокруг него, хлопают в ладоши и поют. Все носятся, колотят ногами об пол, а потом, наплясавшись, садятся за стол, пьют водку, и маленький Темир тоже пьет со всеми.

Зауреш наблюдает за ними из угла и не решается подойти к столу. И вдруг ей приходит в голову: почему нет матери? Она оглядывается, бросается к одеялам на кровати, ощупывает их и понимает: ее нет в доме. Может быть, ее совсем уже нет, она умерла? И тогда Зауреш плачет и просыпается вся в слезах от тоски.

Зауреш долго сидит, вслушиваясь в шум. Это бушует метель, но в шуме ей все еще чудится топот ног и крики подгулявших мужчин. На столе тускло коптит трехлинейка, фитилек дрожит, окруженный радужным венчиком. Сестренки спят. Зауреш понимает, что все это сон, ложится рядом с сестренками, засыпает и на этот раз спит без сновидений.

Утром приходит тетя Маруся.

— Была я в больнице, — говорит она, задумчиво смотрит на Зауреш и гладит ее по голове. — Сестренка у тебя еще одна.

Тетя Маруся доит корову, топит печку, кормит девочек и торопится домой. Зауреш смотрит в окно и не знает, что делать. Метель затихает. Еще недавно была осень — слякоть и грязь, а сейчас глаза болят от сверкающей белизны. Улицы в снегу, стены домов заляпаны снегом. Проходит кот, осторожно встряхивая лапами, из сарая урчит Джулька, кот стремительно влетает в дом, в сенях кудахчет курица, грохочет бидон, висящий на стене, — Зауреш остается ко всему равнодушной. Она оцепенела вся и думает о новой сестренке: зачем ты появилась вместо Темирчика? Зачем?

В полдень Зауреш закрывает двойняшек на замок и идет в больницу, но к матери ее не пускают. Медсестра Айша говорит, что приходил отец, а больше одного посетителя нельзя, время сейчас не для свиданий. Придется прийти завтра.

— А что папа? — спрашивает Зауреш.

Толстая усатая Айша тяжело вздыхает.

— Я удивляюсь на некоторых, которые могут терпеть таких людей, — неопределенно говорит она.

Она не стала объяснять, кого имеет в виду под «некоторыми», но Зауреш понимает.

Дома отца она не застает. В правлении колхоза его тоже нет. Зауреш не знает, что думать. Не приходит отец и на следующий день. Зауреш готовит еду, доит корову, кормит коня и овец, но ни на минуту не забывает об отце. От тети Маруси она узнает, что он уехал вместе с ее мужем Иваном, колхозным шофером, на зимние пастбища. Но почему же он не зашел домой? Разве он не хотел посмотреть на дочек своих, узнать, как они живут без мамы, проверить хозяйство?