Борис Никольский - Весёлые солдатские истории Страница 3

— В воздухе? С семи тысяч метров? Летел и снимал?

— Ну да, — говорит Башмаков. — А что?

Холостой патрон

Не знаю, как сейчас, но в то время, когда Башмаков был солдатом, в нашей части появился такой приказ: все караульные, заряжая магазин автомата, должны были класть сверху один холостой патрон. Делалось это для того, чтобы невзначай не произошёл выстрел, чтобы избежать несчастных случаев. Прежде чем выстрелить, нужно было передёрнуть затвор, выбросить холостой патрон и только потом уже нажимать на спусковой крючок. На всё это требовалось совсем ничтожное время — две-три секунды, не больше, но тем не менее именно из-за такого холостого патрона и произошла с Башмаковым ещё одна необыкновенная история.

Было это днём. Башмаков стоял на посту возле овощных складов, где хранились капуста и картошка, морковь и репчатый лук. Пост был вскрыт, на складах работали солдаты, дежурный по кухне получал продукты, электромеханик чинил проводку.

Башмаков закинул автомат за плечо и, скучая, ходил между приземистыми складскими помещениями. Время от времени он покрикивал на солдат, которые нет-нет да и норовили покурить в неположенном месте.

Наверно, уже раз двадцать, не меньше, стоял Башмаков на этом посту и ни разу, даже с ним, с Башмаковым, здесь не случилось никакого хоть мало-мальски значительного происшествия. Правда, первое время, когда Башмаков был ещё совсем молодым солдатом, стоять на посту осенней ночью, в непроглядной темноте было страшновато — всё казалось, что кто-то ползёт, кто-то подбирается, кто-то следит за тобой из темноты. Но постепенно он привык, освоился — ни темнота, ни шорохи давно уже не пугали Башмакова. А днём так и вообще нечего было опасаться.

Приближался час обеда, и пост опустел. Ушли солдаты, ушёл электромеханик, ушёл дежурный по кухне. Лишь в дальнем помещении ещё задержался начальник склада — старшина-сверхсрочник.

Башмакову тоже хотелось есть, и он всё чаще поглядывал в сторону караульного помещения, хотя ждать смены было ещё рановато.

Башмаков медленно обошёл картофельный склад, завернул за угол и остановился.

Прямо навстречу ему торопливой деловой походкой шёл незнакомый парень. Был он одет в гражданский костюм и гладко выбрит, только замысловатые, резко скошенные баки спускались от его висков к щекам.

— Стой! — громко крикнул Башмаков. — Куда?

От неожиданности крикнул он слишком громко и даже сам смутился своего окрика. Не ночь ведь, чего орать?

— Тише, солдат, — быстро проговорил незнакомый человек. — Дело есть.

— Вы что, к старшине? — вежливо спросил Башмаков.

— Говорю, дело есть, — повторил парень и быстрым движением сунул руку в карман. — Патроны продашь?

— Чего? Чего? — спросил Башмаков.

— Продай — не пожалеешь.

Башмаков схватился за автомат, но в тот же момент парень выдернул руку из кармана, и Башмаков увидел чёрное дуло револьвера.

— Ну! Быстро!

Башмаков молчал и не двигался. Он не знал, что делать. С одной стороны, положение было вроде бы безвыходное. Пока он передёрнет затвор, пока выстрелит, этот человек успеет выпустить в него все семь патронов из своего револьвера. Но, с другой стороны, за время солдатской службы Башмаков уже давно усвоил, что безвыходных положений не бывает.

— Давай патроны! Быстро!

И тут Башмакова осенило.

— Ладно, — сказал он. — Будь что будет — продам.

Башмаков спокойно вынул магазин из автомата и шагнул навстречу незнакомцу.

— Это для твоей пушки, что ли? — спросил Башмаков.

— Ну!

— Так ведь не подойдут эти патроны. Точно говорю — не подойдут.

— Поболтай у меня! Много ты знаешь!

— А то не знаю! — обиделся Башмаков. — На, сам посмотри.

Башмаков ловко вынул верхний патрон и протянул незнакомому человеку.

— Примерь.

Маленький жёлтый патрон с тупой пулей лежал на ладони. Он ничем не отличался от остальных — лишь тёмный ободок на донышке гильзы выдавал его.

Какое-то мгновение оба — и Башмаков и незнакомый парень — смотрели на патрон.

Потом незнакомец сделал шаг вперёд и быстро схватил патрон. Так же поспешно отступил назад и сунул патрон в барабан револьвера.

— Порядок!

Но не тут-то было! Башмаков уже успел отскочить к стене склада. Сорвал с плеча автомат, вставил магазин. И сразу услышал сухой щелчок. Это незнакомец пытался выстрелить. Но выстрела не было.

— Руки! — крикнул Башмаков. — Поднимай руки!

Парень швырнул револьвер и медленно поднял руки. По его лицу было видно, что он всё ещё не может сообразить, что же произошло.

— Я же говорил, — добродушно сказал Башмаков, — не могут тебе подойти наши патроны. Не могут. — И тут же строго прикрикнул: — Но, но! Не опускай рук! Стрелять буду!

Арестованного в этот же день увезли в областной город — он оказался опасным бандитом, которого давно уже разыскивала милиция.

А Башмакова командир полка приказал сфотографировать у знамени части. Башмаков стоял перед знаменем в парадном, наглухо застёгнутом мундире, с автоматом на груди, и вид у него был торжественный и суровый.

Башмаков и Иван Иваныч

Кроме тех солдат, что числились в списках старшины, был в нашей роте один «солдат», который ни в каких списках не числился.

Звали его Иван Иваныч.

Когда-то Иван Иваныч служил для испытания новых парашютов, а теперь доживал свой век в нашей роте.

Не раз Иван Иваныча брали в «плен», не раз приходилось ему выступать в роли «языка», не раз бросали его на землю ловким приёмом самбо. Такая была у него служба.

Иван Иванычем звали огромную тряпичную куклу-манекен, набитую опилками. Это имя ему придумали солдаты.

Если кто-нибудь в роте задавал вопрос, на который не было ответа, ему говорили:

— Спроси у Иван Иваныча.

Если провинившийся солдат оставался в воскресенье без увольнения, над ним посмеивались:

— Привет от Иван Иваныча!

А когда кто-нибудь из нас отправлялся в кладовку, или, говоря по-военному, в каптёрку, то непременно сообщал:

— Пойду к Иван Иванычу.

Потому что в «мирное» время, когда не было учений, когда не было тактической подготовки и занятий по самбо, Иван Иваныч хранился в ротной каптёрке вместе с солдатскими чемоданами и старыми гимнастёрками.

Впрочем, таких мирных дней не много выпадало на долю Иван Иваныча.

Однажды во время взводных учений рядовой Башмаков и рядовой Коркин получили приказ: захватить «языка».

«Языком», естественно, был Иван Иваныч. Башмаков и Коркин должны были разыскать его в густом кустарнике, снять с поста по всем правилам военного искусства и доставить затем в расположение взвода.

И вот когда «язык» был уже обнаружен и схвачен, выяснилось, что самое трудное ещё только начинается.

Тащить Иван Иваныча оказалось очень нелегко: как-никак, а весил он около восьмидесяти килограммов. Кроме того, шёл дождь и было темно.

— Ты берись за ноги, а я за руки, — сказал Коркин.

— Хорошо, — сказал Башмаков.

Так они протащили Иван Иваныча несколько метров.

— Нет, — сказал Коркин, — лучше ты берись за руки, а я за ноги.

— Хорошо, — сказал Башмаков.

Они протащили Иван Иваныча ещё несколько метров.

— Подожди, — сказал Коркин, — берись ты опять за ноги, а я за руки.

— Хорошо, — сказал Башмаков.

Он давно знал, что больше всего Коркин любил распоряжаться и командовать. Такой уж характер был у Коркина. Скверный характер.

Он и в казарме себя так вёл. Назначат их вместе пол мыть, Коркин скажет: «Ты, Башмаков, пока мой, а я пойду тряпок хороших поищу» — и уйдёт, и ходит где-то час целый, а Башмаков моет. Вернётся Коркин: «Как? Ты уже вымыл? А я тряпок так и не нашёл».

— Да что ты, Башмаков, на него смотришь? — говорили иногда солдаты. — Сказал бы ему пару ласковых слов.

— Да ладно… — отвечал Башмаков. — Чего там…

А тут, видно, никак Коркин не мог решить, каким образом выгоднее нести Иван Иваныча. Возьмётся за руки — ему кажется, Башмакову в ногах легче. Перейдёт в ноги — опять кажется, Башмаков доволен.

В общем, здорово они намучились, пока тащили Иван Иваныча. Иван Иваныч намок под дождём, ещё тяжелее стал. До расположения взвода уже рукой подать, а Коркин совсем выдохся.

— Привал, — распоряжается, — сделаем.

Остановился Башмаков, Иван Иваныча посадил под сосну, аккуратно прислонил к стволу.

— Потерпи, — говорит, — Иван Иваныч, уже немного осталось.

— Ему-то что! — говорит Коркин. — Ишь ты, вылупился! Кукла чёртова! Манекен проклятый!

Размахнулся да как даст Иван Иванычу по голове.