Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич Страница 3

— Красиво, наверное… Мне хотелось бы нарисовать лес, — мечтательно проговорил Илийка, — но я никогда не видел настоящего леса. Ты знаешь, — он понизил голос, — мош Ротару говорит, что раньше, когда-то давно-давно, в таких лесах, как ваш, гайдуки жили.

— Знаю. Гайдуки — это разбойники.

— Никакие не разбойники, они только у богатых отбирали деньги, а потом раздавали беднякам. Котовский тоже гайдук.

— Неправда. Котовский у русских был, а не у нас.

— У нас, я тебе, говорю, у нас он был. Он тоже гайдук, — горячо настаивал Илийка.

Михай не стал спорить.

— Если бы гайдуки теперь были, — продолжал Илийка, — ты пошел бы к ним?

— А ты?..

— Я бы пошел.

— И я тоже.

— Эх, нет сейчас гайдуков, — вздохнул Илийка, — и леса вырубили…

— Наш лес не вырубишь, он большой, — возразил Михай.

— Обязательно нарисую когда-нибудь лес. Только сначала Днестр наш… — Илийка помолчал… — Я видел, как лодка с парусами, прямо как птица, летела над водой. Если издали смотреть… Даже казалось: она вот-вот поднимется в небо.

— Ты будешь рисовать хорошие картины. — Михаи оживился и даже приподнялся на локте. — Обязательно.

— А краски? Где я краски возьму? Вот в России… Давай убежим в то воскресенье.

— Огарок совсем маленький, а ты все говоришь и говоришь…

Некоторое время Илийка сосредоточенно работал. Свеча догорала, и темнота подбиралась к мальчикам все ближе.

— Сейчас потухнет. Пора домой, — вздохнул Илийка и потянулся, расправляя затекшие плечи.

— Завтра принесу лампочку. Сам сделал.

— Ты молодец, ты все умеешь.

— Лампочку нетрудно. А вот Петря Кобыш что хочешь сделает. Его недавно один фабрикант сманивал, деньги большие предлагал. Только Петря Кобыш не захотел. Он не жадный и добрый. За Антона штраф заплатил. А умный! Может, с ним поговорить? С Кобышем?

— Нет, что ты, Михай! Возьмем коньки. Вечером подберемся к берегу и — айда! — Пока стража опомнится, а мы уже там! Возьмемся за руки: если один упадет — другой поддержит. А потом…

И это «потом» каждый представлял по-своему. Илийке виделись краски. Всякие! Михай твердо помнил, что в России работают не четырнадцать часов, а восемь и вообще… все делают машины. Не то, что здесь… даже самых простых станков нет…

Когда мальчики вышли из своего убежища, было совсем темно.

— Холодно! — Михай поежился, остановился и затянул шнурок на бараньей безрукавке, пестрой от штопок и заплат.

Ветер кружил мелкие острые снежинки, бросал их в лицо. Илийку куртка плохо защищала от холода. Она досталась от старшей сестры и была порядком изношена, хотя мальчик и считал ее совсем новой.

— Ну, до свидания, Илийка! Пойду лягу, завтра на работу рано, — проговорил Михаи, сворачивая в переулок.

— Завтра приходи вечером, на коньках побегаем.

Илийка прибавил шагу. У него замерзли ноги, и, чтобы немного согреться и заодно проверить, так ли уж силен мороз, мальчик попробовал каблуком ботинка разбить лед на большой луже посредине улицы. Лужа была глубокая и все-таки промерзла до дна. Холодно. Он несколько раз проехался по ледяной дорожке. Потом взял побольше разбег и попробовал ехать сначала только на левой, потом только на правой ноге, балансируя руками и с трудом удерживая равновесие.

Увлекшись, он чуть не сбил с ног старика Ротару, который шел, опустив — голову, погруженный в свои мысли.

— Я нечаянно, мош Ротару… Я не заметил…

— Ну, конечно, кто всегда шалит на улице? — проговорил старик и сам ответил: — Илийка. Хорошо это? Людей с ног сбиваешь, и улица от этих шалостей становится, как каток, того и гляди шею сломаешь. Золой никто ведь не догадается посыпать! Хозяева!

Старик продолжал ворчать, не отпуская руки мальчика.

— Вон ботинки твои еле держатся, а как развалятся, что тогда будешь делать?

— Холодно, я хотел погреться.

— Ко мне пойдем, у меня согреешься. Пойдем, пойдем, — настойчиво повторил старик, видя, что Илийка остановился в нерешительности.

В своей каморке Ротару зажег фитиль на дне железной плошки. Две уродливые длинные тени поползли по стене вверх и уперлись в низкий потолок.

— Вот здесь садись. — Ротару указал на широкую лавку, покрытую овечьей шкурой, и когда Илийка сел, краем овчины укутал ему ноги. Мальчик и раньше заходил сюда. Он любил слушать рассказы старика, в которых тесно переплетались сказка и быль. Летними вечерами, после работы, Ротару отдыхал на крыльце, и тогда мальчишки не отходили от него. Каждый день он рассказывал новую сказку, а сколько их еще было у него в запасе!

Сегодня старик был хмур. Он сидел, устало положив на колени большие натруженные руки со вздутыми венами.

— Что вы сегодня просили у бога? — неожиданно спросил Илийка.

— Ничего не просил: бог таким, как я, не помогает. — А зачем в церковь ходили?

Ротару ответил не сразу:

— Людей там много, а здесь я один. Вот и пошел…

Опять долго сидели молча. Наверное, у старика горе. Вид у него удрученный. И как-то нехорошо — наслаждаться теплом мягкой овечьей шерсти… Илийка кашлянул.

— Когда человек состарится, он никому не нужен: ни себе, ни людям, — проговорил в раздумье Ротару.

— Что вы? Когда моя мама состарится, я еще больше буду ее любить, и вас любят… Все мальчишки с нашей улицы любят. Честное слово! Кто вас обидел, мош Ротару? Скажите!

Старик взглянул на Илийку потеплевшими глазами, горько улыбнулся.

— Так уж заведено, мальчуган. Не я первый, не я последний — со всеми так случается. Хозяевам старики не нужны… Никому не нужны…

— Это ведь нехорошо, мош Ротару… Что ж тогда делать старым людям? Ходить по дорогам, просить…

— Э, сынок, мало ли на свете несправедливостей…

— Но ведь это неправильно!

Старик вздохнул.

— Как ты учишься, мальчуган? — спросил он после долгого молчания.

— Плохих отметок нет, мош Ротару. Расскажите какую-нибудь сказку, — робко попросил Илийка.

— Веселая не получится сегодня… Нет, не получится…

— А вы не веселую, вы про гайдуков, — попросил Илийка, заглядывая в глаза старика. — Про бесстрашного Урсула и про неуловимого Тобултока. Помните, ту сказку, что вы летом не докончили. Вы будете рассказывать — вот невеселые мысли и уйдут.

Прищурившись, Ротару посмотрел на мальчика и улыбнулся:

— Ну, ладно, пусть будет по-твоему. Слушай… С давних пор шла в народе молва о сильных и добрых людях. Они хотели всех сделать счастливыми, мстили богачам, а беднякам старались облегчить жизнь. Был среди них одни, сильнее всех и добрее. Самый умный и справедливый:

— Котовский?

— Тише!.. Я не про него.

— Нет, вы лучше про него расскажите! Какой он