Осеннее солнце - Эдуард Николаевич Веркин Страница 30

Я выбрался на крышу и оказался в дожде.

Небо над Туманным Логом прохудилось, дождь не очень сильный, утомительно равномерный и плотный, когда пространство между крупными каплями заполняется мелочью, водным туманом, и, если сильно махать руками, то можно почувствовать сопротивление воды.

Часов семь. Солнце давно взошло, но потерялось в воде, завязло в ней лучами, отчего небо на востоке еле заметно играло красным. А так вокруг висела серая удушливая мгла.

Я перерезал бечевки, пнул баннер, он развернулся по крыше, и повис над краем. Да уж…

Баннер покупал отец. И представлялось, что он не очень смотрел, что на нем напечатано, да кто на эти баннеры при покупке смотрит…

«Если ваша собака чешется – обращайтесь к нам!» – бодро призывал плакат и предлагал звонить по телефонам в клинику «Базилио».

На самом плакате изображался белозубый ветеринар с большой костной пилой в руках. Из-за спины ветеринара выглядывали, видимо, больные собаки, справа ротвейлер, слева пудель. Морды у псов, если честно, выглядели не очень счастливо, ротвейлер печально поглядывал на костную пилу, а пудель на мерзкого вида клеща, выставлявшегося с левого верхнего углу баннера.

Красиво, ничего не скажешь.

Баннер окончательно расправился. Дождь стучал по нему, как по барабану, гораздо громче, чем раньше по рубероиду. Я опустился на крышу и некоторое время сидел, глядя в дождь. Из водной мглы выступали великанами тополя, внизу под холмом собирался туман, он пытался подняться к дому, но его сбивал дождь, и за туманом  не просматривалась ни поле, ни река, ни дорога, ни лес за ней, Туманный Лог стал похож на гору.

Дождь щелкал мне по голове и по плечам, шептал и убаюкивал, и я понял, что пора уходить, если сейчас не убраться, уснешь тут, и проспишь до воспаления легких. Я поднялся.

Стоило баннер хотя бы горбылем прижать, но я поступил по-другому – заправил верхний край под шифер и придавил старым сточным желобом. Спустился в сарай, вернулся в дом. Капель на веранде прекратилась, я собрал посуду и выплеснул воду из нее на крыльцо.

Мама спала у себя в комнате, и я отправился спать, в дождь спится.

Проснулся.

За окном ничего не изменилось. Тот же дождь, тот же свет, день как будто не наступил, заблудившись в тумане над Сунжей, за окном серело утро, дождь продолжался.

Я поспешил на кухню.

В дождь мама всегда печет блины с мясом, не знаю уж, почему. Хотя мама вообще любит печь – блины, оладьи, пирожки, печенье, жареные пирожки, а еще хворост. И все это очень и очень вкусно, особенно в дождь, или в мороз, да и летом нормально.

Я вошел на кухню. Трубочки, это с курицей и сыром. Треугольники с мясом. Квадратные с творогом. Ну, и обычные. Мама допекала последние, а я уже съел три трубочки, два треугольника, а с творогом я не очень люблю, но полил медом и съел один, чтобы мама не обижалась. В августе, когда созреют яблоки, блины будут с яблочным джемом, или с припеком, а если успеет брусника, то можно и блинный торт приготовить.

Мама подкидывала блины, переворачивала в воздухе, ловила на сковородку. Подпевала приемнику, «Музыка понедельника», хотя сейчас никакой и не понедельник.

Закипел кисель. Я люблю клюквенный, но чтобы не густой, а пожиже, пить чтобы. Снял с плиты кастрюлю, налил большую глиняную кружку. Кисель в дождь – то, что надо. Валенки еще бы надеть и сидеть….

– Баннер расправил, – утвердительно сказала мама. – Дотянул, да.

– Баннер как раз так и расправляют – в повышенно влажности. А лучше в дождь. Иначе они трескаются и облезают…

Мама промолчала, насыпала в турку кофе, поставила на конфорку, включила плиту.

Погас свет. То есть электричество кончилось. Я отправился в коридор проверять пробки, но оказалось, что с пробками все в порядке, я пощелкал рычажками, электричество не возобновилось.

– Подстанцию вырубило, – сказала мама. – Гроза, наверное. Через пару часов наладят.

Такое случается иногда, свет вырубается. Линия к нам хилая идет, еле живая, а если ветер посильнее, то частенько мерцает. То есть, то нет.

– Подождем…

Стали ждать. Мама кроила трусы, а я залез на чердак, лег на несущую балку и слушал дождь. Не то, что я такой придурок, что любит слушать дождь и искать в этом великий смысл, но в дождь случаются странные штуки. Если лежать долго и тихо, то можно услышать. Кто-то опускается на крышу. Тяжелее вороны, легче кошки, но ни кошка и не ворона – они в дождь не кажутся, да и другое тут, шлепается на шифер, бродит по крыше, шуршит. Отец говорил, что это водолей – то ли странная птица, то ли летучая мышь, непонятно. Если сидеть тихо, то услышишь, как водолей смеется. Это к удаче.

Я лежал, не шевеля пальцами ног и еле дыша, пытаясь услышать, но по крыше шарился только дождь.

Года три назад я покупал пенопластовые планеры, которые можно запускать из рогатки, я их запускал. А осенью перенес их на чердак и развесил на леске, а под новый год вспомнил, полез. Самолетики ходили по кругу, вспыхивали инеем, хрустели. Я тогда взял елочные гирлянды, развесил, и получилось, что самолеты виляют между ними. Красиво.

Показал Дрондиной, ей понравилось.

Показал Шныровой, сказала что фигня.

А сейчас самолеты висели, перепутавшись с гирляндами. Я хотел распутать, но потом вспомнил про водолея и полежал еще. Но никто не явился.

В час потемнело. Сумерки почти, у нас всегда дожди темные и глухие, книжку, что ли, почитать… Я спустился с чердака.

Мама зачехлила электрическую машинку и вытащила из угла старинный «Зингер» с ножным приводом. «Зингер» звучал совсем по-другому, словно в комнате заработал небольшой паровоз.

Устроился в кресле, взял «Ревизора». Мама подвесила на балку круглый стеклянный шар, похожий на маленький аквариум, налила в него воды и приладила над шаром свечу. Посветлело.

Фамильная вещь. Один наш предок был то ли миниатюристом, то ли иконописцем и нам по наследству досталось некоторое оборудование, а именно этот шар. Из тех времен, когда электричества еще не провели. А если водяную линзу чуть качнуть, по комнате начинает крутиться световой купол. А если запустить в линзу рыбку-петушка, то по стенам начинает ходить дракон.

– Свет включи, – сказала мама, не отрываясь от линзы. – Глаза  сломаешь.

Я отправился на веранду за керосинкой. Люблю керосинки, от них приятный желтый свет. Сейчас нормально, часам к шести мрачно