Ирина Стрелкова - ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст) Страница 31

Ночью снилось ему: синяя птица взлетела со шкафа в биологическом кабинете, сбросила с лап полированную подставку - так, нога об ногу, скидывают сапоги - и забила крыльями в окошко. Стукается о стекло - не может вырваться на волю. Надо бы окошко открыть, а Салман не может с места стронуться: ноги к полу прикручены - как лапы птичьи к дощечке. Рвется Салман птицу выпустить, а ни с места. Кто-то догадался, широко распахнул окно. Но не видит Салман против света, кто окно распахнул, кто птицу выпустил. Свет все резче - глаза болят. Он ладонями закрылся и понял: в комнате посреди ночи зажгли электричество. Воспитатель по кроватям пересчитал: все на месте? - погасил свет. Салман подумал успокоенно: синяя птица зато на воле. И с тем уснул.

Утром ели за длинным столом котлеты с кашей. Салман шепнул сыну адмирала:

- Давай вместе убегать.

- Отсюда не убежишь. Милиционер у ворот. И нельзя мне сейчас во Владивосток ехать. Отцовская эскадра вчера ушла в плавание. Придет через полгода. У меня самые точные сведения. А откуда - объяснить не могу. Военная тайна.

- Полгода… - Салман от души посочувствовал. - Чего же ты полгода делать будешь?

- Подожду. Мать за мной приедет. Ей телеграмму дали. Поживу дома. А через полгода сбегу непременно, доберусь до Владивостока, и отец меня возьмет юнгой на боевой корабль.

- Лучше сразу во Владивосток, - сказал Салман. - Чего тянуть! Там подождем.

- Мать жалко… - Сын адмирала отвернулся, завозил носом. - Плачет, когда убегаю…

Милиционер открыл ворота грузовику. Воспитатель вышел на крыльцо:

- Не надоело вам, голуби, лодырничать? Все дети учатся, а вы от школы бегаете. Идите потрудитесь немного. Ваши же матрасы на дезинфекцию пора свозить.

И вот тут-то Салман все шустро сообразил, но виду не подал, даже с лавочки не стронулся.

- Адмирал, иди матрасы таскать! - орали из кладовки. - Адмирал, поднимай паруса, плыви сюда! - Беглый народ волок матрасы, кидал в кузов, плясал на мягком.

- Тебе, Иван Непомнящий, особое приглашение требуется? - ехидно спросил воспитатель.

Салман встал с лавочки будто нехотя, но все жилки в нем натянулись: помоги, птица, не упустить случай! Сын адмирала Салмана в кузове матрасом прихлопнул - никто и не заметил. Верный парень. Только откуда он знает, ушла или не ушла из военного порта отцовская эскадра? Чего лишнего сообразить на этот счет Салман не хотел. Мог, но не хотел. Ему сначала до Владивостока доехать, а там он решит, что к чему. Владивосток не Чупчи: жить можно. Но сначала Витьку найти, Витьку домой вернуть. Ему-то ни к чему в юнги.

- Что же с братом твоим случилось? - спрашивает тетка, сворачивая салфетку.

Салман уже прикинул: ближе к правде надо.

- Отравился нечаянно. Надышался. В сарае мешки с порошком лежали. Яд какой-то.

- Так чего же ты сюда пришел? - заохала тетка. - С отравлением не в детскую возят. Ты на Пастера иди. Погоди, я тебя в троллейбус посажу, а то заедешь не туда.

…Табличка на заборе: «Улица Пастера». Проходная. Тетки с узелками. Салман остерегся лезть в проходную - к теткам пристроился разузнать. Они его надежд не обманули. У них как раз беседа шла - ах! ах! - про мальчика из седьмой палаты. Там у одной из теток сын лежит: рыбой отравился. Так вот в ту самую седьмую палату, где теткин сын после промывания желудка вполне поправляется, вчера привезли со станции мальчика беспамятного. Лежит, в себя не приходит, а кто такой и откуда - неизвестно.

Тетки пригорюнились понимающе:

- Медицина бессильна… Помрет мальчик. И мать, бедняжка, знать не знает.

- Ну! Раскаркались! - прикрикнул на теток Салман.

Там Витька - в седьмой палате!

Скрип, скрип - открылась больничная проходная. Почудилось Салману или на самом деле похож на отца здешний больничный сторож. Барыга, сразу видно.

- Вы бы, девушки, шли по домам. Нечего тут дожидаться.

Салману ворота подмазать нечем. Его дело - собачонкой скулить:

- Дяденька! Мне в седьмую палату. Мальчик там отравленный. Вчера со станции привезли…

- А ты ему кто?

- Брат!

- Интересно… - оглядел его сторож. - Значит, брат?.. - Синий халат раздулся от смеха. - Я, что ли, его не видел - мальчика отравленного? А ты меня обмануть хочешь. Нехорошо, нехорошо. Тоже еще брат нашелся. Блондинчик он, а ты копченый. Разная у вас нация. Никак не спутаешь. Так что уходи отсюдова, чтобы я тебя больше не видел. Ну, скажи по совести, какая ты ему родня?

Салман зубы оскалил:

- Брат!

- Ты, я гляжу, вредный! Чего тут крутишься? Воровать пришел?

Из проходной вышел пижон с чемоданчиком, в белом плаще, как у Ржавого Гвоздя.

- Можно на минуточку? - окликнул его сторож. - Как там у вас, доктор, мальчик отравленный? Помер? - и глазом поводит на Салмана.

- Мальчик? Пока в тяжелом состоянии. - Доктор посмотрел на Салмана: - Ты что, к нему?

- Крутится у ворот и брешет, будто мальчик отравленный ему брат родной. Так я ему и поверил. Нация совсем другая…

- Но почему так уж сразу и не верить? - засомневался доктор. - Ты говоришь - брат? - серьезно спросил Салмана, без подковырки.

- Папка нас бросил, мамка замуж вышла, - радостно зачастил Салман, - мы к бабушке едем…

- Вместе ехали? Это хорошо. Что ж, пойдем к брату. - Он взял Салмана некрепко за плечо, подтолкнул в проходную, повел больничным двором. - Плохо твоему брату. Надо бы мать телеграммой вызвать. Если мать не хочешь - бабушку. Адрес скажешь?

- Не скажу. Брата вылечишь - он скажет.

- Такой, значит, выдвигаешь ультиматум?

Салман вопроса не понял, промолчал.

- Так это ты сегодня из приемника утек?

- Ну, я! - буркнул Салман.

- Если не возражаешь, я в приемник позвоню, скажу им, чтобы тебя не искали, ты у нас переночуешь…

В тесной белой комнатушке молодой врач надел халат, нарядил Салмана в больничную пижаму. На белой тумбочке - белый телефон. Салман слышит, как наговаривают из приемника.

- Вы этот народ не знаете, а мы знаем. Все он врет. И убежит он от вас. Знаем мы этих бегунов не первый год. Все они говорят, что папка бросил, мамка замуж вышла. Да, поголовно. Да, все едут к добрым бабушкам. Есть у нас один, к отцу адмиралу бегает, но он, поверьте, исключение…

На эти наговоры молодой врач возражает твердо:

- Я за него отвечаю! Никуда он от своего брата не уйдет! Адрес? Нет, адреса он пока не дал. Как зовут? - прикрыл ладонью трубку, вопросительно поглядел на Салмана.

- Сашка, - выдавил Салман.

- Его зовут Саша. Он мне сейчас очень нужен… С тем, с другим? Плохо пока. Его фамилия? - Он опять прикрыл ладонью трубку: - Фамилию брата скажешь?

- Вылечи - он скажет! - уперся Салман.

Он рассчитал наверняка: Витю в больнице пусть вылечат, Витя сам все расскажет. Салмана хоть бей, хоть пытай - не дознаетесь. Витин отец - полковник, командир части. Его фамилию, адрес нельзя говорить. Салману-вору вовсе нельзя фамилию полковника в плохое дело записать. У Витькиного отца на груди шрам от фашистской пули, ему плохие вести опасны. Уже было у Степановых с дядей Лешей: осколок на войне не убил - в поле убил. Салманово дело - молчать. Витю пускай лечат. Витя скажет. Люди разберутся: Витя не вор. Мазитов пускай вор, фамилия испорченная, можно сказать, если случится одному влипнуть, а сейчас он с Витькой, как брат с братом, - не Мазитов, неизвестно кто. Сашкой зовут - на том и хватит.

Витя лежал за стеклянной загородкой, лицо на подушке далекое, синее. Салман руками в спинку кровати впаялся - никуда он отсюда не уйдет. Его и не гнали. Табурет под колени двинули: сиди. Он сидел, смотрел, течет кровь: по стеклянным трубкам, длинная игла входит в Витькину руку, светлая жидкость мелеет в стеклянном пузырьке.

Ночью Салман вышел в коридор, разбудил дежурную сестру, задремавшую за столиком:

- Адрес пиши! Матери телеграмму!

- Какой адрес? - отмахнулась она. - Спят все. Иди ложись. Тебе постелили вон там на диване.

Утром, заглянув за стеклянную ширму, молодой врач увидел: Салман сидит на табуретке, не спит. «Характер у стервеца!»

Салман не пропустил той минуты, как начало теплеть лицо на подушке, щелочкой проглянул Витькин беспонятный взгляд и тихо, радостно прояснился:

- Сашка… живой…

По щекам Салмана побежали слезы, и он засмеялся.

- Дайте ему валерьянки! - приказал врач.

Степановы всю ночь не спали. У Натальи Петровны начался сердечный приступ, прибегала Мария Семеновна, делала уколы, ругательски ругала этого мерзавца Сашку Мазитова. Пунктуально каждый час звонил Коротун: ничего нового.

Витин портфель Маша спрятала у себя в комнате, чтобы никому не попадался на глаза, не расстраивал. Маша вынула из портфеля книжки, тетради - все аккуратное, чистенькое. Ничего не нашлось в Витином потфеле такого, что могло бы объяснить, почему он вместе с Сашкой удрал из Чупчи. И тем понятней стала Маше ее собственная вина во всем случившемся. Она больше всех виновата: сестра, а не знала, не догадывалась.