Барбру Линдгрен - Маттиас и его друзья Страница 4

Пип..! Пип..! Пип..! Пип..!

Писк доносился откуда-то из травы. Точно, там кто-то был! Кто-то весь пушистый и кругленький. Ой! Да это маленький птенчик!

Тем временем птенчик подобрался к Маттиасу и клюнул его в руку. Глазки у него были черненькие и махонькие-премахонькие, и смотрели они на Маттиаса почему-то очень печально — как будто птенчик о чем-то хотел попросить мальчика.

«Наверно, ему хочется, чтобы я взял его на руки», — подумал Маттиас.

Вдруг он услышал, как кто-то с бешеной скоростью мчится по посыпанной гравием дорожке. Это был Пончик. От быстрого бега щеки его раскраснелись.

— Ты нашел птенчика? — пыхтя как паровоз спросил он. — Можно мне его подержать?

Пончик осторожно взял птенчика, и тот удобно улегся на его пухлой ладони, словно на маленькой подушечке.

— Он меня полюбил, — сказал Пончик. — Смотри, как он мигает глазками.

— Он, наверно, хочет, чтобы мы стали ему вместо родных мамы и папы, — предположил Маттиас. — И еще он хочет, чтобы мы устроили ему гнездышко в картонке.

— Правда, сбегай за картонкой! — подхватил Пончик.

— А ты тут пока смотри хорошенько за птенчиком! — сказал Маттиас и со всех ног кинулся домой.

Он вбежал прямо в кухню, где в это время мама, стоя у плиты, готовила Филиппе картофельное пюре.

— Нет ли у нас какой-нибудь картонки из-под туфель? — спросил Маттиас.

— Есть! — ответила мама.

— Мне она нужна для одного очень важного дела.

— Что за важное дело, можно узнать? — поинтересовалась мама.

— Это тайна!

Мама Маттиаса уже давно привыкла к тайнам. Не расспрашивая, она пошла за картонкой.

Взяв картонку, Маттиас шмыгнул в ванную и набил картонку ватой, чтобы птенчику было мягче лежать.

В шкафу в ванной он обнаружил маленькую крышечку и, налив в нее воды, поставил в картонку. Пусть птенчик купается!

Потом он кое-что прихватил в кладовой — ломтик хлеба, несколько кусочков сахару и маленькую сосиску. Такая еда наверняка придется птенчику по вкусу, только вот сахар, пожалуй, будет не под силу маленькому клювику.

С обувной картонкой под мышкой Маттиас кинулся обратно в рощу Ванадислюнден. Пончик стоял на том же месте под деревом и по-прежнему держал птенчика на ладони. Тот все еще пищал.

— Он начал пищать, как только ты появился, — сказал Пончик. — Интересно, что это за птичка?

— Может, филин? Или страус, или еще кто-нибудь вроде них? Или же лебедь? — гадал Маттиас.

— А может, это орел?! Ведь в детстве орлы тоже маленькие, — предположил Пончик.

— Вдруг птенчик завтра превратится в петуха! — размечтался Маттиас, которому довелось видеть петухов за городом.

Птенчик же по-прежнему пищал и беспомощно оглядывался по сторонам. Дети осторожно положили его в обувную картонку. Он сразу замолчал и лежал там тихо-претихо, только крылышки его чуть подрагивали.

— Может, он заболел? — шепнул Маттиас.

— Нет, он, наверно, просто голодный.

Маттиас вытащил кусочек сахару. Но птенчик отвернулся.

Маттиас предложил ему сосиску. Птенчик снова отвернул головку. Он отказался даже от хлеба, и тогда вместо него и хлеб, и сахар, и сосиску съел Пончик.

А птенец все пищал и пищал.

Маттиас обмакнул мизинец в воду и стряхнул капельку прямо на клюв птенчика. Тот жадно глотнул.

Так вот в чем дело! Птенчик хотел пить! Тогда Маттиас стал без конца макать мизинец в крышечку, и птенчик каждый раз жадно выпивал воду.

— Ура! Смотри, как он повеселел! — закричал Пончик.

— С чего ты взял? — спросил Маттиас.

— Ну и бестолковый же ты, не видишь, что он даже смеется, — рассердился Пончик.

— Давай назовем птенчика Калле, — предложил Маттиас. — А когда он вырастет, научим его говорить.

— А у кого он будет жить? — поинтересовался Пончик.

— У меня, ведь это я его нашел! — заявил Маттиас. — А ночью он будет спать на моей подушке.

— Ну, а по воскресеньям пусть живет у меня, — предложил Пончик, и Маттиас согласился.

Тем временем птенчик поднялся на лапки и замигал крошечными, похожими на бусинки глазками. Он покачивался на своих неокрепших лапках и взмахивал крылышками.

— Калле хочет улететь. Мы должны ему помочь, — сказал Пончик.

Он осторожно взял Калле на руки и опустил его в траву. Калле подпрыгнул, словно настоящий спортивный самолет, но так и не поднялся в воздух. Крылышки были чересчур малы. Он снова и снова пытался взлететь, но все зря.

Кончилось тем, что усталый птенчик сел на землю и запищал изо всех сил.

— Бедняжка, он зовет свою маму, — пожалел птенчика Пончик.

Маттиасу тоже показалось, будто птенчик зовет свою маму.

— Но у тебя ведь нет мамы, Калле, — сказал он, — чего же ты пищишь?

Но Калле этого не понимал, никак не понимал. И продолжал пищать без конца. Его не интересовали ни Пончик, ни Маттиас, ни картонка для обуви. Он только скучал по своей маме.

— Пиииииии… — пищал Калле. — Пии… Пии… Пии…!

— Надо найти его маму, — озабоченно сказал Маттиас. — Нет ли тут где-нибудь поблизости птичьего гнезда?

Они стали искать гнездо и прислушиваться.

На каштановом дереве, под которым был зарыт клад Маттиаса, послышался слабый птичий писк. Ой, надо же! В стволе дерева было дупло! Оттуда-то и доносился писк. Дупло было не очень высоко, и Пончик, став на цыпочки, коснулся его кончиком носа.

— Там целая стайка птенцов — сидят и пищат, — доложил Пончик Маттиасу, который не мог дотянуться до дупла. — Они все ну прямо вылитый Калле! Ой, какие хорошенькие! Подай мне нашего Калле, я посажу его в дупло.

Маттиас взял Калле на руки.

Как грустно, но вместе с тем радостно стало у него на сердце! Теперь, правда, у него не будет своего собственного птенчика. И никто не станет ему завидовать, что у него ручная птица. А картонку придется, видно, снова забрать домой и поставить под кровать.

— До свидания. Калле! — прошептал он, когда Пончик опускал птенчика в дупло.

— Смотри-ка! — закричал Пончик. — Он так обрадовался, что сам прыгнул в гнездо.

Какой радостный писк поднялся в дупле! Как будто все птенчики наперебой весело приветствовали Калле на своем птичьем языке.

Пончик и Маттиас, очень довольные, уселись на траву.

— Випс, — вдруг раздалось над их головами, и маленькая ласточка с мухой в клюве влетела в дупло.

Так вот кто был мамой птенчика!

— Значит, Калле вовсе не орел, — разочарованно протянул Маттиас.

— И даже не филин, — добавил Пончик. — Он — ласточкин птенец.

Тут они поглядели друг на друга и дружно расхохотались.

— Он… и аистом-то… никогда не был, — сквозь смех проговорил Пончик, и они оба, давясь от смеха, стали кататься по траве.

— И даже петухом!.. — добавил Маттиас.

— Что за дурацкие камни здесь навалены? — вдруг сердито спросил Пончик, потирая ушибленный нос.

Маттиас побледнел. Ведь они сидели под деревом, где был зарыт его клад!

— Ага-а! — протянул Пончик. — Кто-то спрятал здесь свой клад! Давай выроем!

— Нет! Брось! Не надо! — закричал Маттиас.

— Ага-а! — снова протянул Пончик, понимающе глядя на Маттиаса. — Ясно! Этот клад — твой! Слушай, если покажешь мне свой клад, я покажу свой!

— О’кей! Идет! — согласился Маттиас и стал откапывать коробку с сережками.

— Понимаешь, там — золото! — шепотом, как великий секрет, сообщил он Пончику и открыл коробку.

Пончику сережки понравились, и он с уважением посмотрел на Маттиаса.

— Теперь достанем мой клад! — позвал он Маттиаса.

Клад Пончика был зарыт чуть подальше, за кустом можжевельника.

— У меня — одни самоцветы! — сообщил он, доставая из ямы мешочек. В нем оказались осколки разноцветного стекла.

Наигравшись с самоцветами, они снова зарыли мешочек.

Пора было возвращаться домой.

Они медленно двинулись из парка Ванадислюнден. Маттиас нес обувную картонку под мышкой. Она казалась необыкновенно легкой.

Когда они проходили мимо дерева, где было птичье гнездо, Маттиас попросил:

— Подними меня, я хочу еще разочек посмотреть на Калле.

Пончик приподнял его как только мог выше, и Маттиас увидел гнездо, битком набитое пушистыми птенцами. Они разевали клювики, пищали и смотрели на него своими крошечными, похожими на бусинки глазками.

Но долго держать Маттиаса Пончик был не в силах. Он отпустил его, и тот бухнулся на землю.

— Я видел Калле! — закричал Маттиас. — Он кивал мне головкой! Вот так! Будто бы говорил: спасибо за то, что вы мне помогли.

Происшествие

Лето казалось Маттиасу долгим-предолгим. Всякий раз, просыпаясь по утрам, он убеждался, что по-прежнему стоит лето и на дворе теплая погода. И пахнет по-летнему: чуть-чуть пылью, солнцем и свежими булочками. Запах булочек шел из пекарни, где пекарь начинал их печь с пяти часов утра. Изо дня в день одно и то же. Никаких перемен.