Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы Страница 49

— Давай за мной, — сказал Федоров, переходя на «ты».

— Я? — удивился парень.

— Да, — сказал Федоров, — ты задержан.

— За что? — нагло крикнул парень.

— За голубей, — сказал милиционер. — Пошли.

— Не имеете права! — крикнул парень, но пошел.

В милиции он сказал то же, что раньше. Голубей купил. Но где, объяснить не мог. Купил — и все.

— Украл, — сказал Федоров.

Парень держался нагло:

— Не пойман — не вор, гражданин начальник.

«Стреляный, — подумал Федоров, — не сразу возьмешь». И вдруг его осенило… Он отправил парня в камеру, а голубей немного погодя вынес во двор и выпустил.

Голуби покружили в небе, потом сломали карусель и потянули в сторону. «Пан или пропал», — подумал милиционер Федоров.

Часа два он не находил себе места. И едва раздавался звонок, первым бросался к телефону. Но все было не то. Наконец позвонили из соседнего городка и спросили старшину Федорова.

— Я, — сказал старшина и перестал дышать. Узнав, кто звонит, обрадовался. Записал, что услышал, и положил трубку. Вынул платок и вытер лоб. Зря волновался. Голуби не подвели. Доставили голубеграмму по назначению. Федоров улыбнулся, вспомнив ее содержание: «Похититель голубей задержан. Прошу потерпевшего сообщить адрес». Вот он, этот адрес: клуб юных друзей природы. Улица и город. От села, где милиционерит Федоров, рукой подать.

Разрыв

Звонок был требовательным и протяжным. Дежурный Марфин сразу взял трубку:

— Пуга слушает.

Трубка молчала, тяжело дыша.

— Алло, Пуга слушает.

В голосе у дежурного по станции тревога и вопрос.

— Хвост… Четыреста первого… — Трубка выдавливала слова, как пасту. — Разрыв…

— Кто говорит?! — зло закричал Марфин.

Это привело трубку в себя. Она заговорила ровней.

— Я говорю, Синица (Синица была соседней станцией), оторвался хвост у четыреста первого…

— Когда? — крикнул Марфин.

— Только что проследовал. Примите меры.

В голосе из трубки безнадежность и тоска. «Примите меры…» Какие там меры можно принять, если хвост четыреста первого на бешеной скорости мчится под уклон на станцию Пугу?..

Марфин стоял как приговоренный. Слышал, рассказывали, приговоренный к смерти до самого конца не верит в серьезность происходящего. И он не верил, не хотел верить в то, что неминуемо должно было случиться.

Вдали синим дымком курился лес. Ближе к станции кланялся ветру в пояс батюшка-урожай. Под окном с видом на поселок задирали друг друга два кота — черный и белый. Ни к селу ни к городу вспомнилось где-то слышанное: «Жили были два кота, чернота и белота».

Под окном с видом на линию стояла дрезина, на которой восседал длинный Сергей-обходчик. Рядом, коротенькая, стояла Настя-стрелочница. Они весело, судя по улыбкам, болтали. Ну да ясно, о чем: о дружбе. Сергей-обходчик, наверное, как всегда, предлагает Насте-стрелочнице дружбу, а та, как всегда, отказывается от нее. Да, ей же телеграмма: «Еду, встречай, Ваня». Может, потому и не принимает дружбу, что ждет какого-то Ваню? Рядом на станционной скамейке, по-кошачьи выгнувшей спинку, сидит внук Марфина — Ленька. Взгляд у него рассеянный и мечтательный, в руках книжка, в которую то и дело ныряет Ленькин взгляд, а потом, вынырнув, устремляется куда-то вдаль. «Одни книжки на уме», — сказал раз о внуке дед Марфин.

Вот напасть! На носу беда, а он о Сергее-обходчике, Насте-стрелочнице, Леньке-внуке… Не о них надо думать — о беде! Почтовый мчится навстречу «хвосту»… «Хвост» мчится навстречу почтовому… Все, как в классической задаче по арифметике. Спрашивается, на каком километре пути они встретятся, если известно… Да, ему известно, какую скорость набирает почтовый на подъеме. Он может приблизительно сказать, с какой скоростью навстречу ему движется «хвост». И он знает примерно, на каком километре пути они встретятся. Но это будет страшная встреча, которую не мог и не имел права предвидеть составитель классических задач. И лучше бы ее не было, этой встречи. Но она неизбежна, и он, Марфин, не в силах предотвратить ее.

Принять «хвост» на запасной путь? Там — пых-пых — «дышит» рабочий, ожидая прохода почтового. Погнать дрезину навстречу почтовому? Успеет ли? Успеет не успеет, но в его положении это единственный выход. Погнать дрезину навстречу почтовому… Предупредить машиниста… Дать поезду задний ход… Ослабить удар «хвоста»…

Грузный Марфин выскакивает на перрон и бежит… Как утка бежит, переваливаясь с ноги на ногу. И хотя со стороны это смешно, никто не смеется, ни Настя-стрелочница, ни Сергей-обходчик, ни Ленька-внук, устремивший сперва на деда пристальный взгляд, а потом и сам устремившийся за ним к дрезине.

— Четыреста первый… разрыв! — крикнул, подбегая, Марфин, и Настя с трех слов поняла все. Сергей-обходчик и Ленька-внук тоже поняли. Четыреста первый прошел совсем недавно. Все четверо, не сговариваясь, посмотрели в сторону Синицы. Горизонт был чист. Ну и что? Что они могли поделать? Настя с надеждой посмотрела на Марфина. Он такой пожилой, такой важный… Он должен знать… Но Марфин не принял ее взгляда. Он смотрел на Сергея-обходчика. Но смотрел так, как смотрят на солдата перед боем: сдюжит ли? Из всех троих, не беря в расчет Леньку, только он, здоровяк, годился для дела, задуманного Марфиным. Один он.

Сам Марфин не сдюжит — годы… Насте тоже не сдюжить — женщина. Остается Сергей.

— Давай, — крикнул он обходчику, — гони навстречу почтовому!

До Насти сразу дошел смысл сказанного. «Давай» — она взглядом поощрила обходчика.

— Гнать навстречу почтовому? — Сергей озирался, как волк на гончих. — Навстречу смерти? — Страх согнал краску, и лицо у него побелело. — Но это же бессмысленно: других не спасешь и сам погибнешь. — Вдруг глаза его, пустые и холодные, загорелись. Он увидел то, чего ни Настя-стрелочница, ни дежурный Марфин еще не видели: черную точку на горизонте. — Поздно! — крикнул обходчик, с трудом подавляя радость. — Вот он, гремит уже…

Нотки радости в голосе Сергея не ускользнули от Насти. «Трусит», — с неприязнью подумала стрелочница. А она-то, она о нем: не парень — огонь. Не огонь — головешка. Теперь все, теперь разрыв и никакой дружбы!

Настя посмотрела на дежурного и не узнала Марфина. Таким старым он еще никогда не был.

Значит, все. Значит, ни она, Настя-стрелочница, ни дежурный Марфин, ни Сергей-обходчик — трус Сергей — ничего уже не поделают. Чему быть, тому не миновать. Надо скорей примириться с мыслью, и, не мучая себя пустыми надеждами, бежать на станцию, звонить в район, звать «Скорую помощь», чтобы потом, когда случится то, чего уже не миновать, спасти тех, кого еще можно будет спасти…

Бежать… Звонить… Почему же она не бежит и не звонит, а стоит как вкопанная и молча смотрит, как Сергей-обходчик, пыхтя, пытается опрокинуть набок ручную дрезину.

Стой!.. Стой, Сергей-обходчик, трус Сергей!.. Не то ты делаешь. Она, Настя, лучше тебя знает, что делать. Лучше тебя и лучше дежурного Марфина, которого отчаяние состарило в одну минуту…

Странно, она кричит изо всех сил, а ни дежурный Марфин, ни Сергей-обходчик даже не смотрят в ее сторону. Неужели не слышат? Конечно, нет, потому что она кричит, не разжимая губ, кричит про себя, мысленно. А надо не так, надо вслух… Поздно! Сергей-обходчик вот-вот опрокинет дрезину. Криком делу уже не поможешь. Ну что ж, она и без крика…

Настя срывается с места, отталкивает Сергея-обходчика и, пока тот ошалело озирается, раскатывает дрезину, вскакивает на нее и в ту же минуту видит, как следом за ней на дрезину прыгает внук Марфина Ленька.

— Наза… — только и успевает выдохнуть Марфин, но Ленька уже не слышит его, а если бы и услышал, все равно не послушался бы, не спрыгнул.

Он становится лицом к Насте-стрелочнице и, ухватившись за держаки, помогает Насте гнать дрезину навстречу почтовому. Но встреча с почтовым не входит в Настины планы. Марфин и Сергей-обходчик ошибаются, если так думают. У нее другое на уме…

Ветер — упрямый, лобастый — слепым теленком тычется в лицо, бодает грудь, путает волосы и хлещет юбкой по ногам. Небо прояснилось, и солнце, выкатив великанский глаз, в упор смотрит на коротышку женщину и мальчика-с-пальчик — отчаянные, куда они так мчатся?..

Настя оглядывается и с ужасом замечает, что черная точка увеличилась, как расплывшаяся клякса, и стала пятном, правда, все еще темным — издали все краски черные, — но большим черным пятном, а это значит, что опасность мчится на нее с бешеной скоростью. Нет, лучше не смотреть… И некоторое время Настя придерживается этого правила — не оборачиваясь, качает вместе с Ленькой ручку дрезины, отбивая поклон за поклоном бегущим под колеса рельсам. Не выдержала. Любопытство сильнее страха. Оглянулась и вздрогнула: черное пятно превратилось в рыжее. А это значит — опасность совсем рядом. Быстрей… Нет, нельзя быстрей. Скоро стрелка, где от главного пути отходит ветка, ведущая в заброшенный карьер. Она-то ей и нужна. Но дрезина уже набрала скорость, и теперь попробуй останови ее…