Зинаида Лихачева - Вася Чапаев Страница 5

— Вася, я тут, — тихо сказал подошедший Тимоша. — Ты, Вась, сядь. Давай рядом сядем, я тебя накрою, а то ты трясешься... — Рука друга крепко обняла Васю и заботливо натянула на него полу своей кацавейки.

Дедова лодка уткнулась носом в песок и замерла.

— Вась, ты поплачь! Ей-богу, полегчает... я уже знаю...

Вася молчал. Он с трудом понимал доносившиеся до него обрывки фраз.

— Течь в ней, а загрузили и не посмотрели.

— Буксир-то, как увидел, что баржа набок заваливается, тросы обрубил и был таков.

— Боялся, как бы его не затянуло.

— Никто не хотел на лодках к ней подойти. Тихомиров златые горы сулил, вот Чапай и польстился!

— Зачем врешь? Ну зачем врешь? Ты слыхал, чего он говорил-то?

— Не-е...

— Он Тихомирову прямо в глаза сказал: «Не твое добро спасать еду, а мужицкий труд!» И поехал. Первый раз пофартило ему, мешков десять сгрузил с баржи в свою лодку. А во второй раз, только подгреб, а баржа ушла на дно и его с собой затянула.

— Ни разочку и не вынырнул. Видно, на самое дно попал...

Тонкий месяц явственно обозначился на вечернем небе, когда нашли деда.

Сняв шапки, люди обступили распростертое на песке могучее тело старого Чапая.

— Богатырь был!

— А смерти-то не все ли равно — богатырь али калечный какой? С ней ведь драться не будешь...

Андрей, стуча зубами, торопливо одевался. Он нырял за дедом.

— А где Катерина? — спросил кто-то.

— В городе. У отца в больнице, — ответил Михаил. И в это время над берегом пронесся отчаянный крик. Вася увидел бегущую мать. Народ расступился, ослабевшие ноги Катерины подкосились, и она, заголосив, рухнула на грудь деда Степана.

— Тятя, тятенька! Свекор-батюшка! На кого ж ты нас покинул, касатик наш? Не слыхивала я от тебя плохого слова, родимый мой! Оставил ты внучаток своих... Пошто, не сказамшись, собрался в дальний путь-дороженьку?..

Вася кинулся к матери. Катерина судорожно прижала к себе худенькое, трясущееся тело мальчика.

— О-ох, Васенька! Нету у нас дедушки...

Что-то холодное, сдавливающее Васину грудь, отошло, откатилось, и он отчаянно закричал:

— Ой, дедушка! Деда милый, ты зачем утоп?!

Тихомиров похоронил деда за свои счет. На могиле он сказал:

— Ежели на моей работе с человеком несчастье приключилось, должон я свой христианский долг выполнить? Должон. Глядите, люди, как благолепно раба божия Степана погребаем. С певчими...

Тихомиров сделал земной поклон могиле:

— Прости меня, грешного, Степан, а только не виновен я в твоей смерти. Без воли господней, сказано в писании, ни один волос не упадет с главы человека. Значит, так богу было угодно, все в его власти...

Народ молча слушал чванящегося купца. Многие знали то, пего не договаривал Тихомиров. Давая деньги на похороны, он оговорил, что Михаил и Андрей должны отработать ему этот долг.

...Засуха глотала пожелтевшие побеги на растрескавшейся от жары земле. Люди, выбившись из сил, таскали на свои огороды воду, которая высыхала, не успевая пропитать землю. Ребятишки бродили по лугам, набивая животы кислым вялым щавелем, или вертелись у лабазов, как воробьи, подбирая с «пыльной земли золотистые тяжелые зерна пшеницы. В лучах неистового солнца, сжигающего все своим знойным дыханием, на Поволжье шел голод.

— Слышь, мать, — облупливая вареную картошку, сказал Михаил: — В Царицыне, говорят, с голодухи мор начался...

Мать уронила высохшие руки на колени:

— У нас тоже картошки осталось раза на четыре... Занять не у кого, у всех она к концу подошла.

В дверь сильно постучали, и тут же в избу ввалился незваный гость — купец Тихомиров. Мать испуганно ойкнула.

— С радостью, с радостью пришел, не бойсь! — успокоил он и, перекрестясь, опустился на широкую лавку. Заплывшие глазки зашарили по избе и остановились на картошке, рассыпанной по столу.

— Ужинаете? Ну, хлеб да соль!

— Про хлеб-то мы давно забыли, — огрызнулся Андрей. — А что солоно живем, это верно. Солоней некуда.

Тихомиров ухватил себя за бороду.

— Знаю, знаю, что без кормильца остались, потому и пришел. Вот, парни, дело какое... Не хотел я при народе об нем с вами толковать. Старые мои рабочие могли на меня в обиде быть. Дело-то денежное, сразу вы поправиться сможете. А я так рассудил — дед Степан утоп, мое добро спасаючи, — значит, должон я вам сочувствовать... Баржу с хлебом в Царицын поведете! Согласны?

— Нет, нет, не надо! — побелев, вскрикнула мать. — Боюсь я: свекор утоп... не ровен час...

— Молчи, мать! — перебил Михаил. — Благодарствуем. Мы с братом согласны. А как расчет будет? Нам бы хоть часть вперед получить.

— Вперед так вперед! — согласился заметно обрадованный купец. — За этим остановки не будет! Вот покамест семье на харчишки.

Он щелкнул об стол золотым пятирублевиком и поднялся.

— Завтра приходите баржу грузить, а послезавтра с богом в путь!

— А как же с долгом нашим, что на похороны дали? — спросил Андрей.

— Ох ты! Забыл я про него! — Купец шмыгнул глазками в сторону. — А бог с ним, с долгом. Вижу, как живете... Я тоже, чай, крест ношу. Долг я вам прощаю!

Как только купец ушел, Вася подскочил к столу. Золотая деньга, лежащая на краю стола, казалось, светилась. Так вот оно какое, золото! Этот маленький кружочек вмещал в себе хлеб, крупу, может, даже сахар.

— Как думаешь, — спросил Андрей у Миши, — это он нам под расчет дал али половину?

Михаил пожал плечами:

— Навряд ли он вперед все отдаст. Жмот ведь.

— А все-таки он нас пожалел, — вступился Вася. — Ведь мог же он других нанять?

— Совесть, наверно, заела, что деда на погибель послал, — задумчиво проговорил Михаил, и все согласились, что и среди купцов попадаются совестливые.

Не знали Чапаевы, что не к ним первым обратился Тихомиров, только везде получал отказ. Слухи прошли, что в Царицыне холера. Братья узнали об этом уже в пути.

...Как-то, забежав в больницу к отцу, Вася застал у него дядю Гаврилу. Он принес больному кусок вареной свиной требухи. При виде мясного Вася почувствовал, как во рту накапливается слюна, но старался не показать виду, что ему хочется есть. Отец снова завязал требуху в тряпицу и передал Васе.

— Матери снесешь.

— Кормят меня тут, — пояснил он дяде Гавриле, — а у них, наверное, тараканы и те с голоду воют. Плохо мое дело, Гаврила. Выйду из больницы, так еще незнамо, сколько на костылях прошкандыбаю. — Иван Степанович мрачно оглядел забинтованную ногу.

— Слышь-ка, Иван! — хлопнул себя по лбу дядя Гаврила. — Я у Толмачихи подрядился свиней пасти. Давай я Ваську в подпаски возьму? Трудно мне одному: такие, я тебе скажу, норовистые свиньи, целый день за ними бегаю. Я уж говорил с Толмачихой, хотел своего Тимошку приспособить. Она согласна... Пойдешь, Вась, со мной свиней пасти?

— Пойду, пойду! — обрадовался Вася. После отъезда братьев он потихоньку от матери пытался наняться в грузчики. Но над ним только посмеялись: «Какой из тебя грузчик, каши ты еще мало ел!»

— Толмачиха три рубля за лето платить будет, — продолжал дядя Гаврила. — Опять же сбой, когда свинью режет, тоже пастухам полагается.

— У тебя у самого четыре рта, куда еще нахлебника берешь? — угрюмо проговорил отец.

Дядя Гаврила заторопился:

— То есть как это — нахлебника? Чай, я за Ваську работать не буду. Он сам свой хлеб заработает,

Отец в упор глянул на Гаврилу.

— Ты ведь Тимошку своего хотел взять?

— Да нельзя ему, Тимошке-то. Дома матери помогать надо.

Иван Степанович усмехнулся:

— Ох, и языкатый ты, Гаврюшка! Тебя и в парнях-то никто переспорить не мог. Таким и остался... Ну, спасибо тебе!

Дядя Гаврила рассыпался дробным, сипловатым смехом.

— И ты, Ванька, тоже не переменился. Легкости в тебе никогда не было. Дремучий ты человек.

...Напраслину взводил на свиней дядя Гаврила, обвиняя их в норовистости. Свиное стадо послушно торопилось на выгон и целый день рылось в земле, аппетитно чавкая и похрустывая какими-то корешками. А пастухи располагались под кустиком, на пригорке, и, полеживая, любовались синей Волгой с проплывающими пароходами.

Дядя Гаврила — бывший солдат — рассказывал Васе про войну и учил рубать шашкой.

Свиньи в ужасе шарахались в стороны, когда Вася во весь опор мчался верхом на палке, то бишь на коне, врезаясь в колючие заросли татарника, и наотмашь рубил спесивые головы в малиновых шапках.

Деревянная шашка-самоделка в конце концов не выдержала и сломалась. Тогда дядя Гаврила сделал Васе драгоценный подарок — отдал свою старую шашку, невесть зачем принесенную с войны.

У Царицына навстречу барже вышел катер под черным флагом. С катера сообщили, что в городе холера. Приказчик Тихомирова Иоганн Карлович добился разрешения торговать с баржи. Покупатели могли подъезжать на лодках.