Михаил Смёрдов - Флажок над радиатором Страница 5

13

Наутро, убитый горем, не смея никому сказать слова, чтобы не прослыть ябедой, чувствуя на себе то подбадривающие, то сочувственные взгляды шоферов, Митя заводил свой грузовик. Когда мотор взревел и мальчик хотел уже ехать на заправку к бензоцистерне, на подножку ступил невесть откуда взявшийся секретарь райкома партии. Это был невысокий, но плотный мужчина лет тридцати пяти.

— Здравствуй, юный водитель! — бодро приветствовал он Митю. — Пассажира себе до райцентра возьмешь?

— Садись. Места не жалко, — хмуро ответил мальчик.

— И я так думаю. Клеенку не просижу.

Он скинул с себя брезентовый плащ, положил его на сидение и сел сам.

— Ну что, поехали?

— Поедем, — безразлично ответил Митя, выжимая педаль сцепления.

Когда подъехали к комбайну, на востоке чуть занималась заря. Золотистое зерно сильной сыпучей струей хлынуло в кузов. Секретарь райкома зачерпнул горсть и поднес ко рту, пробуя на зуб.

— Хороша пшеничка! — похвалил он. — Которая машина сегодня? — покрывая шум мотора, спросил он у комбайнера.

— Первая, — гаркнул тот басовито-охрипшим голосом.

К райцентру ехали веселей. Секретарь шутил, рассказывал о своем детстве. И Мите не верилось, что этот серьезный дядя, каким его обычно видели в поселке во время наездов, был когда-то шаловливым мальчишкой, шустрым, озорным.

Уже подъезжая к станции, секретарь райкома, будто между прочим, спросил:

— А скажи-ка, дружок, кто это тебе позволил шафрановский флажок с машины снять?

— Как? — удивился Митя. — Так ведь я же…

— Подожди, — твердо перебил его секретарь. — Ты этот флажок заработал?

Митя покраснел и стыдливо насупился, не переставая исподлобья глядеть на дорогу.

— Так вот. Остановись сейчас и укрепи его на место.

Он вынул из кармана пиджака до боли знакомый шелковистый кусочек красной материи на металлическом стержне.

Спустя минуты две флажок снова развевался над радиатором.

За поворотом начинался станционный поселок. Вот уже видно и здание больницы. Ах, как бы хорошо сейчас просигналить! Рука сама тянется к заветной кнопке. Но Митя сдерживает свой порыв. На ресницах искрятся слезы. И вдруг тишину утра нарушил долгий автомобильный гудок. Митя испуганно бросил взгляд на баранку. Рука секретаря райкома партии лежала на кнопке сигнала.

14

Иван Васильевич был встревожен. Уже несколько дней подряд он слышал гудение моторов проходивших мимо больницы автомашин то груженых, то порожняком, а желанного сигнала не было слышно. Что с машиной? Неужели авария или поломка? И хотя поврежденная нога, закованная в гипс, теперь его не очень беспокоила, состояние было неважным. По вечерам повышалась температура, ночной сон проходил тревожно, временами начинался бред и утром врач-ординатор находил Ивана Васильевича вялым, хмурым, неразговорчивым.

Молоденькая медсестра понемногу начала догадываться об истинной причине такого гнетущего состояния больного. Наблюдая, с каким вниманием он вслушивается в работу двигателей идущих по шоссе грузовиков, незаметно для себя она сама начала, порою заслышав очередное пофыркивание автомобиля, подходить к окну и всматриваться в номер машины. Но либо грузовик был уже далеко, либо она видела не тот номер, который ей хотелось бы теперь сообщить старому шофёру. А обмануть больного не хватало духу. Она тяжело вздыхала и молча отходила от окна. Иван Васильевич, хотя и разочарованно, но с благодарностью опускал припухшие веки.

Наконец она не выдержала и направилась к главврачу. Зазвонил телефон. На том конце провода с аппарата снял трубку секретарь райкома.

15

Ночь близится к утру. Уже видны в палате очертания отдельных предметов, уже вишневой вуалью заиграл на кромке небосклона румяный восход. Задремавшая у койки больного молоденькая медсестра сквозь чуткий сон вдруг ясно услыхала в предутренней тишине глухой рокот приближающегося автомобиля. И в ту же минуту, точно яркий луч прожектора, ворвался в палату через открытую форточку сигнал автомобильной сирены, долгий, зовущий. Сестра вскочила со стула и бросилась к больному, стараясь удержать его на койке. Но он, превозмогая боль в ноге и не обращая внимания на усилия медсестры, тянулся к окну.

— Номер, сестричка, номер. Моя должна быть…

Сестра приоткрыла окно, и в больничной палате прозвучал ее молодой, звонкий голос:

— Номер машины 32-12.

Это теперь она могла бы ему сказать и не глядя в окно. Старый шофер опустился на подушку и облегченно, глубоко вздохнул.

— Она, матушка… По голосу признал…

С минуту он лежал с закрытыми глазами, как бы что-то обдумывая, потом слегка повернул голову в сторону медсестры и так же тихо произнес:

— Спасибо, доченька. За все спасибо. Дай тебе бог, как говорится, — он хотел сказать «хорошего жениха», но это прозвучало бы сейчас слишком шутливо, и Иван Васильевич изменил конец общепринятой фразы: — Дай тебе бог всего, всего желанного…

Вскоре он уже спал глубоким спокойным сном. Медсестра осторожно поправила свесившееся с койки байковое одеяло и на цыпочках вышла из палаты. Для нее это был один из самых счастливых часов в медицинской практике, один из тех моментов, который врачи называют началом выздоровления больного.

16

Еще не совсем рассвело, когда Митя привел свой грузовик на приемный пункт элеватора. Впереди стояла всего только одна машина. Митя взглянул на номер и удивился — Колька. Но как он очутился тут? Ведь комбайнер ясно сказал, что Митина машина грузилась первой. И тут он вдруг сообразил: вечером Николай загрузился. Как бессовестно!

Секретарь райкома сидел рядом и невозмутимо попыхивал папироской.

Едва Митя заглушил мотор, как к его кабине развалисто нетвердой походкой приблизился Колька.

— Ну, что, шоферила, продрых? — развязно спросил он. — А я уж вот во второй рейс собираюсь, — хвастливо заявил Николай и, качнувшись на носках, обдал Митю вонючим запахом перегоревшей водки.

Митя отшатнулся.

— А-а-а, боишься! Так-то вашего брата, сосунков, шофери…

Тут он заметил сидящего рядом с Митей человека. И, прервав себя на полуслове, ехидно осведомился:

— А это что у тебя за живой груз? Левака хватнул, халтурку?

Митя не ответил. Секретарь открыл дверцу и выпрыгнул из кабины.

— Не узнаете, молодой человек? — подчеркнуто вежливым тоном спросил он Кольку.

Тот с минуту полупьяно смотрел на секретаря райкома и, вдруг, сникнув, бросился к своей машине. Секретарь шагнул за ним.

— Нет, Николай, отъездился. В обратный рейс вашу машину другой шофер поведет, более достойный. А вы пешочком прогуляйтесь. Ветерком обдует, в голове просвежится. Потом правление решит, что с вами делать. Кстати, и о братишке вашем подумать придется, чтобы не задерживал колхозные машины.

— Васька тут ни при чем, — хмуро буркнул Николай.

— Ну, там видно будет. Идите.

Колька подошел к кабине, что-то достал из-под сидения, сунул в карман брюк и, с силой захлопнув дверцу, понуро поплелся к воротам.

На приёмный пункт один за другим въезжали грузовики.

Секретарь райкома партии проводил глазами Николая и направился к лаборантской.

Когда Митя возвращался из станционного поселка, он увидел на дороге жалкую фигуру: сгорбившись и подняв воротник френча, по обочине шоссе шагал Колька. Митя хотел проехать мимо, но уж слишком жалким выглядел сейчас этот так сильно, но по заслугам наказанный его недавний недруг. От прежней бравады в Кольке не осталось и следа.

Митя притормозил:

— Прыгай в кузов! — крикнул он, приспустив боковое стекло.

Колька схватился руками за борт и поставил ногу на колесо. Перевалившись в кузов, он присел на корточки сзади кабины, защищая спину от холодного встречного ветра.

17

Уже третью неделю лежит в больнице Иван Васильевич Шафранов. В палате тихо, чисто, светло. Пахнет лекарствами и еще неведомо чем. Кажется, даже сама тишина имеет свой особый больничный запах.

Иван Васильевич встает с койки, надевает поверх пижамы халат и, опираясь на костыли, осторожно, чтобы как-нибудь не зашибить больную ногу, подходит к окну. Сегодня колхоз отправляет на элеватор последнюю колонну с хлебом нового урожая. Первым в районе! На сердце у Ивана Васильевича и радостно и немного тревожно. Тревожно потому, что ему неведомо, чья же машина пойдет во главе колонны под колхозным знаменем. Обычно это право предоставляется лучшему шоферу, кто больше всех перевезет зерна. На протяжении нескольких последних лет таким шофером в своем колхозе был он, Иван Васильевич. Но кто же нынче?

Из окна палаты хорошо видно дорогу. Она широкой лентой выходит за райцентр, там сужается, вьется меж кустарниками, выскакивает на бугор и здесь будто обрывается. Вот на этот, бугор и глядит сейчас Иван Васильевич. Оттуда должны появиться машины, украшенные флагами, хвойными да березовыми в золотистом убранстве ветвями.