Олег Тихомиров - Зеленое окно Страница 6

Хусаинов уже в штрафной у тбилисцев. Ловкий финт! Обошел защитника… Навстречу ему еще двое. По успевают… Он бьет параллельно воротам. И набежавший Логофет головой направляет мяч в сетку. Ура! Счет «один-один». До конца матча две минуты.

Ну что ж! И такой счет достижение. Правда, впереди трудные встречи с «Торпедо» и ЦСКА. Не наклепали бы «Спартачку». Вот и финальный свисток. «Один-один». Порядочек!

Я читаю дальше: «Странно, — сказала жена, — но на том берегу острова никогда не бывает бурунов». Позвольте, какая жена? На илоту были только мужчины. И остров откуда-то взялся. А ведь читал все подряд, ни строки не пропустил. Придется все перечитывать.

Нет, Далеко мне до Цезаря. Он же еще одновременно и говорил. Я представил себе: Цезарь сидит и читает, а приближенный, ну хотя бы Кассий, о чем-то ему докладывает, но в это же время Цезарь отдает какие-то распоряжения другому своему приближенному — Бруту. Да, в самом деле был великий человек. А Кассию и Бруту потом завидно стало, вот они его и убили. Страшная вещь — зависть. Я, правда, и сам завидую Ольману: ничего не учит, а только пятерки хватает. Осенью в седьмой класс пойдем. Неужели он и в седьмом так сможет?

За окном вдруг стало быстро темнеть. Я выбрался на подоконник, и тут как раз по черному небу полоснула молния. Па какой-то миг она ослепила меня. А потом ударил гром. Он трахнул где-то над самой крышей, и мне показалось, что дом наш дрогнул.

Сделалось немного жутко и радостно. У меня всегда так, когда идет гроза. Я люблю и гром, и молнию, и шелестящую песню дождя. Только хорошо, если дождь ненадолго.

Опять сверкнула молния. Огромная. В полнеба.

А вот и дождь. Я уже слышу его. Он идет ко мне по крышам. Приближается, приближается…

Нахлынул.

«Дождик, дождик, пуще!..»

Улица сразу обезлюдела. Стены домов потемнели. По мостовой понеслись потоки.

Я смотрел на дождь, и мне было очень хороню. Как будто он и с меня смывал что-то лишнее, что-то давящее.

И вдруг мне захотелось выскочить туда, на дождь. Так захотелось, что я спрыгнул с подоконника, на ходу скинул рубашку и ботинки и бросился к двери.

Дождь был теплый. Вернее, его первые удары все же были неожиданными и холодными. Но это лишь вначале. А потом он стал теплым.

Я пробежал до ворот и обратно.

У стены, где была моя надпись, я остановился. На мокрой, потемневшей стене надпись выделялась не так сильно. Я провел пальцем по букве «Т» и увидел, что она стирается. Тогда я стал тереть сильнее, и буква почти совсем пропала. Под ногами я подобрал кусочек стекла, с его помощью работа пошла куда быстрее. Я соскоблил всю надпись, постоял еще немного под дождем и вернулся домой.

Переодевшись, я снова сел на подоконник. Дождь кончался.

Он уже не колотил яростно, а, израсходован, видимо, все свои силы, продолжал накрапывать так лишь, из упрямства.

По проводам бежали капли. Они наталкивались одна на другую, бежали, срывались вниз, но их место занимали новые — и бежали, бежали, чтобы столкнуться и также упасть на землю.

Когда зажглись огни, улицы еще были мокры. Огни отражались на мостовых и тротуарах. Это было очень красиво. Я люблю, когда вечером блестят улицы.

И уже совсем поздно, когда пришли родители и отругали меня за распухший нос (сказал, что бежал по лестнице и споткнулся), раздался вдруг звонок. Я открыл дверь и увидел Витальку.

— Заходи.

— Нет, лучше ты выйди, — сказал он тихо и поманил меня рукой.

Прикрыв дверь, я вышел на лестничную площадку.

— Ты что?

— Знаешь, — зашептал Виталька, — я ходил в гастроном, уже после дождя, и встретил там Ру… Таньку. Нам за маслом вместе пришлось стоять. — Он помолчал.

— Ну и что? — спросил я, тоже подождав.

— Так я ей, знаешь, рассказал, что ты с Чикиряем из-за нее дрался.

«А она что?» — хотел я спросить, но утерпел.

— Вначале не поверила, — продолжал Виталька, — а потом говорит: «Молодец какой! Так, — говорит, — можешь ему и передать». Ну ладно, я побегу. Пока. — И он ушел.

Вернувшись, я взялся было за «Кон-Тики». Но не читалось. Я думал о Тане. Может, я зря стер надпись? Может, «Таня + Эдик» все-таки что-то значит?

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Нас часто стали видеть втроем: меня, Таню и Витальку. Во дворе уже не кричали: «Русалка, Русалка!»

Только маленький Костик еще досаждал нам. Завидев меня, он садился на корточки где-нибудь поближе к своему подъезду и начинал вопить:

— Тили-тили-тесто, тили-тили-тесто…

Потом он стал кричать это же Витальке, потому что приметил, как Виталька стоял и разговаривал с Таней.

Когда же он увидел нас сразу троих — мы как раз шли в кино, — он по привычке лишь крикнул: «Тили-тили!» — и запнулся. «Жених» уже никак не получался. Это сообразил даже Костик. От растерянности он забыл отбежать к своему подъезду, и тут-то мы его поймали.

— Значит, «тили-тили»? — спросил его Виталька. Костик молчал.

— А если но кумполу? — произнес я и слегка поворошил волосы на его голове.

Костик поморщился. По кумполу он не хотел.

Я, конечно, тоже не хотел воздействовать на Костика таким образом. Но что делать с этим шпингалетом, мы не знали. Отпустить? Он тут же отбежит к подъезду, сядет на корточки и заведет опять свое «тили-тили».

Костик, видимо, почувствовал нашу нерешительность. И если в первый момент он сжался, ожидая справедливого наказания, то теперь нагло посмотрел на нас и сказал:

— Сладили, да?

Мы рассмеялись, а потом Виталька так и спросил:

— Что же с ним делать?

— Может, мороженым накормить? — шепнул я Витальке.

— Зачем?

— Чтобы помалкивал.

— Вот еще! Потом от него не откупишься. Читал я где-то про такого типа.

Положение наше становилось все затруднительнее.

— А к нам в театр Бабу Ягу привезли, — неожиданно проговорила Таня. — Голодная сидит, два дня ничего не ела.

— Вот и хорошо, — подхватил Виталька. — Айда покормим. — И он принялся пристально рассматривать Костика. — Жирку у него не очень, но ведь она голодная?

— Голодная, — подтвердила Таня. — А таких крикунов она особенно любит.

— Баба Яга только в сказках бывает, — неуверенно произнес Костик и попробовал дернуться, но я держал его крепко.

— А нам и привезли ее для сказки, — обрадовалась Таня. — В театре будут сказку ставить. Никак Бабу Ягу не могли найти.

И тут я почувствовал, как задрожал Костик. Мне стало жаль мальчугана.

— Беги, — сказал я и отпустил его. Повторять ему не пришлось. Костика как ветром сдуло.

— Что ж ты? — накинулся на меня Виталька. — Все испортил. Сейчас бы такую хохму разыграли!

— Да он и так больше не будет, — попробовал я оправдаться.

— «Не будет, не будет»! — бубнил Виталька. — Вот посмотришь. Или тебе это нравится?

— Что нравится?

— Как он кричит.

— Ты что, совсем? — разозлился я.

Таня молчала. Но я видел, что и она не на моей стороне. Мне это было неприятно, только я не стал больше оправдываться. Пусть думают, что хотят. И в кино мне тоже расхотелось идти…

— Ладно, — проговорил я, — вы идите, а я погуляю. У меня что-то голова болит.

— Ну что ты, носопыркин, — сказала мне Таня. — До кинотеатра пройдемся, и перестанет. — Она улыбнулась.

— Нет, — заупрямился я, — не перестанет.

Я вовсе не обиделся за «носопыркина»: она несколько раз так говорила, пока я ходил с распухшим носом, и у нее это получалось не зло, а как-то мягко. Мне самому смешно делалось, но все же лучше бы сейчас она назвала меня по имени.

— Хороший фильм, — сказала Таня. — «Мужчина и женщина». Идем.

— Нет.

— Цветной, французский, — добавил Виталька.

— Нет, — покачал я головой.

— Ну как хочешь, — сказал Виталька. — Покеда.

Я думал, что они еще поуговаривают меня, но они повернулись и пошли. Я тоже поплел, только в другую сторону. Я все ждал, что они крикнут мне, и тогда бы я остановился, помедлил немного и пошел бы к ним.

Я задумал: нот сейчас пройду десять шагов, и они крикнут. «Раз, два, три…»

Ну, прибавлю еще восемь. «Раз, два, три…»

И еще пять. Я считал медленно: «Раз… два… три… четыре…»

Не крикнули.

Только насмешливое «покеда» будто застряло в ушах.

Костик и в самом деле перестал надрываться со своим «тили-тили». Мне, правда, от этого было не легче, потому что с Таней встречался Виталька… А не я.

Они по-прежнему звали меня с собой, только я придумывал разные предлоги, чтобы не пойти. Вот если бы рядом с Таней не было б Витальки, тогда другое дело! И что она в нем нашла? В футбол не лучше других играет. Не силач. Ну что еще? Брюки у него, правда, всегда выглажены. Так это чепуха. А может, он красивый? Не знаю. По-моему, ничего особенного: у него зачес, так и у меня зачес, и у Димана тоже. Разве лишь таскает Виталька в кармане гребенку и зеркальце. Смехота. Словно девчонка какая-то. Но может, как раз это и нравится Тане? Попробуй тут разберись. А еще у Витальки светлые волосы. Может, ей светловолосые нравятся, или, как их там называют, блондины?