Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ Страница 7

И Женя словно подслушала его мысли.

— Много удивительного, — сказала она. — И много обидного. Один ученый подсчитал, что человек за свою жизнь, если полагать, что в среднем живут семьдесят лет, — так вот, за свою жизнь человек проводит двадцать три года во сне. Ну, разве не обидно?! Двадцать три года дрыхнуть. Это же с ума сойти!

Юла засмеялся. Действительно, многовато!

— А шесть лет человек тратит на еду. Подумать только: шесть лет жует. Обжора какой! А говорят — царь природы!

Она так не в шутку сердилась, Юльке было даже забавно наблюдать.

— Я решила: когда вырасту, буду спать поменьше. Сейчас мама не велит. Но если столько спать, ничего стоящего не успеешь сделать. Верно? Вон Эдисон, я читала, всего четыре часа спал. И ничего. Еще как изобретал! И есть тоже надо быстро! Чего тянуть-то? Шесть лет — это ж кошмар!

Так они и гуляли с Квантом. Прошли к Малому проспекту, потом по набережной — к Тучкову мосту, потом, избегая шумных улиц, повернули домой.

Ветер с шорохом гонял по панелям багряные и желтые листья. Такие же листья, уложенные в невысокие стожки, пылали длинной шеренгой вдоль всего бульвара. И от этих разбросанных повсюду листьев чинные ленинградские улицы выглядели не такими строгими, чуточку даже деревенскими.

И пахли тихие улицы сейчас тоже не по-ленинградски: не выхлопными газами, не бензином, не перегретыми автомобильными шинами, а влажной корой оголенных деревьев, стылой водой и прелыми листьями.

Все было хорошо. И только одно портило настроение Юльке: он был ниже Жени. Он старался даже не идти с ней рядом, чтоб это не так бросалось в глаза. И все-таки ему казалось, все прохожие думают: «Вот мальчишка, а дохляк. Девчонка выше его и сильнее».

«А что? Женька, наверно, и впрямь сильнее меня», — подумал Юла. И сразу на душе стало кисло.

— Да, много в жизни обидного, — хмуро подтвердил он.

А тут ветер задул сильней. И Женя, как нарочно, заботливо так говорит:

— Тебе не холодно, Юлий? Застегни куртку-то.

Будто он дошколенок. А она — мамаша.

— Нет, не холодно, — буркнул Юла. — И вообще… Запомни, пожалуйста: не терплю, когда обо мне пекутся.

Глава VII. ВОЛШЕБНЫЙ СОВЕТ

о утрам вставал теперь Юла ни свет ни заря. Мать сперва недоумевала. Что такое? Сама она поднималась в шесть. Поест, приготовит сыну завтрак и убегает на свой «Скороход».

А теперь Юла заявил:

— Ты перед уходом будильник ставь. На полвосьмого.

— Зачем в такую рань?

— Надо…

Ну, потом рассказал матери. И про Григория Денисовича, и про Кванта. И про то, что человек двадцать три года спит.

Теперь утром поест Юла быстро-быстро — и во двор. А Григорий Денисович уже там. Сядет Юла на тумбу, смотрит, как Григорий Денисович «заряжается». Иногда во время «перекура» несколькими фразами перекинутся.

Так, между прочим, выяснилось, что Григорий Денисович преподает в институте. Есть, оказывается, такой предмет «сопромат». Это значит — «сопротивление материалов». И вот Григорий Денисович как раз специалист по этому сопромату. Очень трудный, между прочим, предмет. Студенты даже шутят: «Кто сдал сопромат, может жениться». Значит, он уже почти инженер.

И вот однажды напрыгался досыта Григорий Денисович через скакалку, сел, говорит:

— Ну, как? Заметно?

Юла брови поднял. «Что заметно?».

Григорий Денисович нахмурился:

— Ты эти дамские деликатности брось. Выкладывай прямо, как солдат солдату.

Юла даже обиделся:

— Вы про что, Григорий Денисович?

А тот вдруг почему-то обрадовался, Юлу за плечи обнял:

— Неужели, — говорит, — совсем незаметно? Ну, с ногой моей? С левой ногой…

Тут только Юла вдруг прикрыл глаза и увидел… Отчетливо так увидел… Когда Григорий Денисович через скакалку прыгал, левой ногой он как-то чуточку странно двигал. Неловко. Будто больно ему ступить на нее.

— А! — говорит Юла. — Ушибли ногу, да?

Григорий Денисович враз помрачнел.

— Если бы ушиб… — вздохнул. Посидел на тумбе, помолчал. — Два осколка в ногу мне фрицы влепили. В самом конце войны…

Он опять замолчал. Глядел в асфальт, будто видел там что- то интересное. — Сперва думал, вовсе без ноги останусь. Шесть операций — понял? Ну, все же ногу сохранили, но сгибалась еле-еле. И вот три года я с ней вожусь. Разрабатываю. Уже вроде почти в порядке. А все-таки болит, проклятая. Особенно к непогоде. Получше любого барометра дождь предсказывает!

Юла сказал:

— А знаете, Григорий Денисович… Вы только не подумайте, что я хитрю. В общем-то, почти незаметно. Если б вы не спросили, я бы и не догадался.

Григорий Денисович опять обнял его за плечи.

— Хороший ты парень, Юлий. Добрый. И чуткий. Только не надо… Я ведь не барышня. В обморок от твоих слов не упаду. Да… Три года с этой чертовой ногой вожусь. Пора бы ей уж вести себя прилично.

— А зубы? — вдруг спросил Юла. — Почему у вас зубы железные?

— Тоже фрицы… Ну да зубы — пустяк! Доктора новые вставили. Могу аж проволоку грызть!

Он громко щелкнул металлическими челюстями и засмеялся. Но сразу снова стал серьезным. Оглядел Юлу долгим пристальным взглядом. Помолчал, словно раздумывая: говорить или нет?

— Знаешь, Юлий, — наконец медленно произнес он. — Какой-то мудрец сказал: «Всякая победа начинается с победы над собой». Очень правильные слова. Ты вдумайся. А я пока гантелями займусь. — Он встал. — Чтобы, например, Амундсону идти к Южному полюсу… Ему надо было, во-первых, преодолеть собственный страх, неуверенность. Преодолеть себя!..

«Преодолеть себя! — мысленно повторил Юла. — Наверно, не так-то это просто…».

Намахался Григорий Денисович чугунными гантелями, подошел к Юле. Стоит возле тумбы. А потом говорит:

— Да… Все решает сам человек. Только он. Его воля, стойкость его. Вот, послушай историю. — Он оживился, заговорил быстрее. — Однажды затонул корабль. Двенадцать матросов оказались в шлюпке посреди океана. Ну, положение, конечно, незавидное. Однако еды у них много. И воды — недели на две. И карта, и компас. А в океане пока штиль. Так что особо паниковать тоже нет причин. Прошло три дня.

Подобрало их какое-то судно. Но из двенадцати четверо уже умерли. Отчего? Ведь еда и питье были…

Григорий Денисович посмотрел на Юльку.

— От болезни? — подсказал тот.

— Нет. — Григорий Денисович нахмурился, и скобка у него на щеке резко сжалась. Исподлобья, в упор кольнул он Юлу острым взглядом. — От страха умерли… Ясно?

Он замолчал. Молчит и Юла, думает. Видит, как плывет в огромном океане крохотная лодчонка. Гребут матросы. А у некоторых глаза безумные, волосы всклоченные. Лежат на дне лодки. Что-то шепчут. Молятся, что ли?

Поглядел на Григория Денисовича. Тот стоит возле тумбы. Высокий, крутоплечий в тренировочных брюках и майке. Стоит, отдыхает. А лицо хмурое. Видно, тоже эту историю переживает.

Смотрит Юла на Григория Денисовича, на грудь его широкую, на плечи тяжелые, и вдруг говорит как-то почти неожиданно для самого себя:

— Ну и мускулатурочка у вас!..

А мышцы у бывшего офицера в самом деле завидные. Даже на спине так и ходят, перекатываются, желваками вздуваются.

— Не жалуюсь, — говорит Григорий Денисович. — А вот тебя давно хочу спросить. Ты чего это такой?…

И запнулся.

— Дохлый? — подсказал Юла. — Да вы не смущайтесь. Я привык. Меня знаете как дразнят? Юлька-Заморыш. А мать, когда жалеет, дистрофиком зовет. Потому что я тут в блокаду…

— Понятно, — Григорий Денисович нахмурился. И скобка на щеке сжалась. И опять переносицу пальцем скребет.

— Знаете, — говорит Юла. — Я вот однажды Али-Махмуд-Хана видел. В цирке. Знаете? Знаменитый силач турецкий. И вот я тогда подумал: если бы мне стать таким!.. Даже хоть вполовину таким!.. Хоть на четверть! Я бы все на свете отдал.

— Силачом стать? — переспросил Григорий Денисович. — Так это же проще простого.

Юла даже замер; Его большие, всегда словно удивлённые глаза еще шире распахнулись.

— Шутите?

— Какие шутки! Вот тебе простой и абсолютно точный рецепт: пятнадцать подтягиваний. Пятнадцать утром и пятнадцать вечером. На чем хочешь, на дверном косяке, на суку, на воротах, на перекладине. Пятнадцать. И через год — запомни! — всего через год ты станешь вдвое сильнее.

— Через год?

— Да.

— Вдвое?

— Да.

— И вы это всерьез?

— Клянусь! — Григорий Денисович поднял руку.

Юла в тот день просидел в школе все шесть уроков, но о чем говорили учителя, что объясняли, что спрашивали, он почти не слышал. «Неужели всего за год?… И вдвое?…».

Совет Григория Денисовича был такой простой… Как-то даже не верилось. Если все так легко, почему же все люди, все подряд, не становятся силачами?…