Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ Страница 8

На большой перемене Юла увел Веньку в «тупичок». Было у мальчишек такое тайное местечко в школе: в самом низу школьная лестница упиралась в железную дверь подвала. Дверь была толстая, массивная и всегда на замке. А возле нее — полутемная удобная и скрытная площадка, «тупичок». Учителя сюда никогда не заглядывали.

В «тупичке» Юла рассказал другу об удивительном совете Григория Денисовича.

— Интересно, — сказал Венька. Задумался, привалясь спиной к железной двери. — С одной стороны, вроде чуда… Как в сказке. За год — вдвое… А с другой стороны, в двадцатом веке наука уже доказала, что возможности человеческого организма бесконечны…

— Слушай, философ, — перебил его Юла. — А то давай? Попробуем? Вместе…

Венька нахмурился.

— Ты же знаешь, Юла… У меня — легкие… И горло… И вообще какой из меня силач?! — Он махнул рукой.

— А из меня? — сказал Юла.

…Всю ночь. Юла ворочался в постели.

То видел Али-Махмуд-Хана и живую лошадь у него на плечах. То Витька-Башня усмехался: «Ишь чего захотел, Заморыш! А калган отвесить?». И смачно щелкал Юлу по носу. То философ Венька печально размышлял: «Несправедливо устроена жизнь. Почему Башне природа дала такой рост, а мне — половину?». А потом вместо Веньки появлялся загорелый красавец тренер с орлиным носом и говорил: «Бесперспективный ты».

Юла дергался в кровати, вставал, пил воду, снова ложился.

Вместе с матерью, в шесть утра, он совсем встал, оделся.

— Ты что? Заболел? — всполошилась мать.

— Здоров.

Мать недоверчиво пощупала его лоб. Вроде бы холодный. И ушла! А Юла, кое-как позавтракав, выскочил на двор.

Григорий Денисович как раз закончил прогулку с Квантом и теперь делал зарядку. Юла примостился, как всегда, возле каменной тумбы. Глядел и думал: «Спросить? Или неловко?».

Его подмывало проверить у Григория Денисовича: пошутил он вчера? Или правда?

Юла, наверно, долго мучился бы так, но Григорий Денисович, кончив прыгать со скакалкой, вдруг сказал:

— А ну, попробуй. Не высоко прибил?

И показал глазами в угол двора. Там, в проеме между двумя сараями, возле груды бревен, на которых так любил сидеть Юла, он вдруг увидел перекладину. Когда ее успел приладить Григорий Денисович? Вчера вечером, что ли?

Юла от удивления словно онемел.

— Ну, давай испытаем, — сказал Григорий Денисович и первый зашагал к сараям.

Юла медленно пошел за ним.

Он шел и вспоминал спортшколу. И загорелого красавца тренера. И перекладину. И свой конфуз. «Бесперспективный».

Он подпрыгнул, но до перекладины не достал. «Как и тогда», — мелькнуло в голове.

— А ты подставь чурочку, — невозмутимо посоветовал Григорий Денисович.

Юла выбрал толстый чурбан, подкатил его под перекладину и поставил «на попа». Теперь он легко достал до перекладины. Повис.

Подтянулся раз, напрягая все силы. Опустился. Руки опять противно задрожали.

«Как тогда… Все, как тогда».

Он выпустил перекладину. Нет, не получается!..

— Тут секрет простой, — неторопливо сказал Григорий Денисович. — Тренировка. Вот и все. Ежедневная тренировка.

Глава VIII.ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

ла и Венька сидели на кожаном диване в кабинете Венькиного отца и размышляли.

— Конечно, — сказал Юла. — Надо бы попробовать. Но как-то… Боязно. А вдруг не получится?

— Ты знаешь, что такое двадцатый век? — горячился Венька. — Двадцатый век — это век научного эксперимента. Вот и ты. Давай поставь эксперимент. И назовем его: «Операция «Мускул-два». А что? Звучит!

— Название — это ты можешь! А сам-то попробовать сдрейфил. — Вдвоем бы куда легче.

— Знаешь?! Я придумал! — воскликнул Венька. — Обещаю весь этот год морально тебя поддерживать. Ты не смейся, моральная поддержка — это очень важно. Может быть, это даже самое важное в любом эксперименте. Все великие ученые это подчеркивали.

Они помолчали.

— И учти, — сказал Венька. — Экспериментаторы — самые герои. Один врач-экспериментатор привил себе холеру. Понимаешь? Во имя науки. А другой ученый опустился в батисфере на дно моря. И один, совсем один, жил там целых сорок восемь дней. Эксперимент — это двигатель науки. Ну? Понял?

Юла молчал.

Чего ж тут не понять?

Однако вот вчера он попробовал подтягиваться. Утром выскочил во двор, влез на чурку, повис. Подтянулся раз. Потом с великим трудом — второй. Передохнул минут пяток и опять, извиваясь всем телом, два раза подтянулся.

— Как червяк на крючке, — добродушно пошутил Григорий Денисович. — Держи туловище прямо.

«Всего четыре раза, — подумал Юла. — А нужно пятнадцать».

Руки у него ныли и словно бы набухли, плечи огрузнели.

Уже уходя в школу, он все-таки снова попробовал… Подтянулся еще два раза.

В школе почти на каждой перемене он мчался в спортзал. Подтягивался по разу, по два.

«Итого — двенадцать», — подсчитал он.

Вечером погулял с Квантом, потом опять подтягивался. Так, с перерывами, еще шесть раз.

Ночью он ворочался с боку на бок. Руки, плечи и бока болели. Даже шея и та ныла и еле-еле поворачивалась.

«Странно, — думал Юла. — При чем тут шея?».

Нынче утром он встал весь разбитый. Правда, боль немного поутихла. Но когда Юла попробовал опять повиснуть на перекладине, руки снова так заныли — он сразу спрыгнул.

«С непривычки», — сообразил он.

Однако решил сделать на денек перерыв. А то совсем разболятся и руки, и шея.

Вот так-то! Хорошо Веньке трепаться. Великий эксперимент! «Мускул-два»!

После уроков Юла задержался в пустой школе. Шел по коридору и вдруг увидел физика. Громадный Илья Николаевич двигался, как линкор, тяжело и солидно.

«А что? — мелькнуло у Юлы. — Говорят, Инквизитор мудрый. Спросить у него? Хотя… неловко…».

Он замешкался.

А тут Илья Николаевич и говорит:

— Ну, что? Какие мировые проблемы омрачают чело добра молодца?

Ну, раз сам спросил!.. Юла расхрабрился.

— Знаете, Илья Николаевич, вот мне один офицер… демобилизованный… Он сказал, что, если подтягиваться…

И Юла рассказал все.

— Да… — задумчиво прогудел Илья Николаевич. — Зайдем-ка…

Он положил Юле руку на плечо (низкорослый Юла весь кончался где-то под мышкой у физика) и так вот, легонечко подталкивая Юлу, прошагал с ним в учительскую.

Тут было пусто.

Они сели.

Физик достал из кармана длинную полированную трубку, такую длинную, что даже непонятно было, как она умещалась в кармане, набил ее табаком, сунул в рот и, не разжигая, сказал:

— Давай говорить честно. Я не знаю, станешь ты за год сильнее вдвое или в полтора раза. Или на одну и четыре десятых. Не знаю. Но зато я знаю твердо: тренировка творит чудеса. Вот слышал, есть такие йоги?

Юла кивнул.

— йог идет босой по пылающим углям и не обжигает ног. Он ложится под грузовик, а потом встает живой и невредимый. В чем секрет? — Физик пососал незажженную трубку и сам ответил: — Тренировка!

И Юла вспомнил, что точно так говорил и Григорий Денисович, даже с такой же интонацией: «Тренировка!».

Юла ушел. Да, все это было хорошо. Но шея по-прежнему ныла, а руки так болели, — казалось, вот-вот отвалятся.

Неизвестно, чем кончились бы эти размышления и колебания Юлы, но тут неожиданный случай, как это часто бывает, сразу все решил.

Днем Юла вышел погулять. А навстречу Витька-Башня и с ним, конечно неразлучные Гешка и Кешка и еще один, из соседнего дома. По кличке Щука. Потому, что зубы у него длинные и острые. И торчат вперед.

— Здравия желаю, генерал недоделанный! — откозырял Витька.

Дружки его разом загоготали.

Юла молчал.

— Ты чего же не отвечаешь, маршал? — усмехнулся Витька-Башня. Он шагнул к Юле, схватил за уши и наклонил его голову к себе.

— Интересно, — сказал он, делая вид, будто внимательно разглядывает Юлькин затылок. — Сурик-то вчистую отмылся? Или еще чуточку осталось?

Его приятели снова дружно захохотали.

Сурик был помянут не зря. Года два назад Витька- Башня раздобыл где-то банку с остатками сурика и кисть. В углу двора, возле сараев, ему попался Юлька.

Витька сказал:

— А чего это он черный? А? Некрасиво. Ему гораздо больше к лицу рыжий! А?

— Точно! — закричали Кешка и Гешка.

— И вообще, — продолжал Башня. — Юлий Цезарь-то, кажется, рыжий был. А тут…

Это Башня пуще всего любил: поразить всех какими-нибудь неожиданными познаниями и хлесткой цитатой.

Непутевый Башня, как ни странно, читал взахлеб. Правда, глотал он больше всего повести про шпионов. Но иногда и дельные книжки попадались. А память у него была цепкая.

Кешка и Гешка заломили Юле руки за спину, а Витька- Башня, под дружный хохот мальчишек, жирно ляпал краску на голову Юле. Волосы у того слиплись и поднялись, как колючки у ежа. Огненно-яркой краской были вымазаны и лоб, и уши.