Шэрон Дрейпер - Привет, давай поговорим Страница 7

— Я знаю, ты читаешь много слов, Мелоди.

Я показала на «еще». К глазам подступали слезы. «Еще. Еще. Еще».

— Мелоди, что бы ты выбрала — уметь ходить или говорить?

«Говорить, — показала я на планшете. — Говорить. Говорить. Говорить».

Сколько же всего я хочу сказать!

И миссис В. принялась за решение новой задачи: научить меня говорить. Она стерла все слова с планшета, и мы начали «с чистого листа». Новые слова миссис В. писала как можно мельче, чтобы побольше поместилось. Вскоре на планшете не осталось ни одного свободного сантиметрика: он весь был исписан именами и характеристиками моих знакомых, вопросами, которые я могла бы задать, самыми разными глаголами, существительными, прилагательными, местоимениями — теперь я могла составлять почти нормальные предложения! Я могла спросить, например, «Где мой ранец?» или поздравить маму — «С днем рождения, мама!», показывая на слова большим пальцем.

Кстати, большие пальцы на руках меня отлично слушаются. Остальное тело все наперекосяк, будто пальто, застегнутое не на те пуговицы, а эти два пальца совершенно нормальные, у меня к ним никаких претензий. Вот такая шутка природы.

Каждый раз, когда миссис В. добавляла новые слова, я быстро их запоминала, составляла с ними предложения и требовала еще. Мне хотелось читать!

И тогда миссис В. стала делать карточки.

На розовых были существительные. На голубых — глаголы. На зеленых — прилагательные. Стопки карточек росли и росли. Сначала я научилась читать короткие слова: лист — свист — твист. Я люблю рифмовать слова, они так легче запоминаются. Прямо как на распродаже: купи одно платье, получи два бесплатно.

Потом пошли слова потруднее: гусеница, тарантул. Потом те, которые читаются не по правилам, — миссис В. их читала, а я запоминала: конечно, счастливый. Я выучила дни недели, месяцы, названия планет, океанов и континентов. Каждый день я впитывала новые слова, наслаждаясь ими не меньше, чем фирменным вишневым тортом миссис В.

Миссис В. усаживала меня на полу в подушки, раскладывала передо мной карточки, а я старательно передвигала их зажатым кулаком и составляла предложения — прямо как бусы из ярких камушков.

Иногда я нарочно составляла нелепые фразы, чтобы посмешить миссис В.: «Карась решил сбежать. Не хочет в суп».

Мы выучили слова, чтобы можно было говорить о музыке. Я уже умела отличать Баха от Бетховена и сонату от концерта. Как-то миссис В. поставила диск с классической музыкой, чтобы я угадывала композиторов.

«Моцарт», — выбрала я правильный ответ среди разложенных на полу карточек, а потом показала на своем планшете голубой квадратик.

Миссис В. удивленно хмыкнула.

Когда зазвучал Бах, я выбрала правильную карточку и снова ткнула в голубой квадратик. А потом еще в фиолетовый.

Миссис В. озадаченно вскинула брови. Как объяснить ей, что музыка звучит для меня разными цветами? Увы, даже миссис В. не понимает меня до конца. Поэтому мы просто продолжали заниматься.

Мы слушали не только классику: был и хип-хоп, и старые эстрадные песенки. Разноцветные мелодии вились и струились вокруг миссис В., совсем как ее невообразимые наряды.

И еще мы гуляли — в любую погоду. А однажды миссис В. позволила мне промокнуть под самым настоящим ливнем! День был душный, жара стояла чуть не под сорок, я потела и злилась. Мы сидели на крыльце и смотрели, как наплывают тяжелые грозовые тучи. Миссис В. придумывала имя для каждой тучи и сочиняла про нее рассказик. Я знала, что позже все имена обязательно появятся на карточках.

— Смотри, этого толстяка зовут Нимбус. Он такой темный, такой сильный, что может разом сдуть все остальные тучки с неба. Он влюбился вон в ту Кучевую Тучку, но она балованная неженка, даже не смотрит в его сторону. Он сердится, собирается устроить настоящую бурю!

Как и предсказывала миссис В., толстяк Нимбус разразился грозой. Вода полились сплошной стеной, и сразу повеяло прохладой и запахло дождем. Как же стало хорошо! Несколько капель упали мне на голову. Я засмеялась.

Миссис В. хитро взглянула на меня:

— Что, хочешь под дождь?

Я закивала. Да! Да! Да!

Миссис В. скатила коляску по устроенному папой пандусу и остановилась посреди лужайки под проливным дождем. Несколько секунд — и мы вымокли насквозь. Теплый дождь лил на волосы, стекал по лицу, рукам и ногам. Было так здорово! Я купалась под ливнем, как под душем! И хохотала!

Потом миссис В. отвезла меня в дом, растерла большим полотенцем, переодела и напоила теплым какао. К папиному приходу мы высушили волосы феном, дождь прекратился, одежда просохла — и никто ничего не узнал.

Всю ночь я каталась во сне на огромных шоколадных тучах.

Глава седьмая

Мне всегда снятся сны. Во сне я все могу. Меня с радостью принимают играть в волейбол, ведь я так быстро бегаю! Я занимаюсь гимнастикой, кручу сальто и балансирую на бревне. Я отлично танцую сквэр-данс. Часами болтаю с подружками по телефону. На переменах секретничаю с одноклассницами. А как я пою!

Но каждое утро на меня обрушивается реальность. Меня кормят, одевают, и я отправляюсь еще на несколько мучительно долгих часов в свой СК-5, разрисованный дурацкими рожицами.

За эти годы, кроме нескольких учителей, у нас сменилось несчетное количество помощников и помощниц. Они водят нас в туалет (не всех — Эшли и Карлу просто меняют подгузники), кормят обедом, помогают докатить коляску куда нужно, вытирают нам слюни, обнимают нас и жалеют. Думаю, зарплата у них средненькая, потому что долго на этой работе никто не задерживается. Хотя за то, что они делают, и миллиона мало. Люди не представляют, как с нами бывает тяжело.

И хорошие учителя у нас тоже долго не задерживаются. Я их за это не виню: работать с нами — еще то удовольствие.

Но один раз нам все же повезло: у нас была по-настоящему хорошая учительница. Ее звали миссис Трейси, она пришла к нам во втором классе, после визгухи миссис Хайятт и любителя викторин мистера Гросса.

Заметив, что я люблю книги, миссис Трейси принесла наушники, плеер и диски с аудиокнигами. Сначала она ставила мне всякую детскую чепуху, вроде Доктора Сьюза, которую мы с папой читали еще в мои два года. Несколько раз я сбрасывала наушники на пол, но учительница не ругалась — она поняла, что мне нужны книги посерьезнее.

Так я послушала все рассказы Энн Мартин из серии «Клуб нянек» — про школьниц, которые подрабатывали нянями, а потом все безумные «Ужастики» Роберта Стайна. После каждой новой книжки миссис Трейси задавала мне вопросы, а я безошибочно на них отвечала. Например, «Какой из этих предметов помог найти отгадку?» — спрашивала она и показывала мне камушек, морскую звезду и ручку. Ну конечно же, камушек! Учительница хвалила меня за правильные ответы и ставила следующую книгу. За тот год я переслушала все книжки Беверли Клири и почти полторы сотни историй про четырех маленьких детективов и собаку[6]. Я была счастлива.

Третий класс оказался катастрофой. Вообще предполагается, что уходящий учитель оставляет новому записи по каждому ученику, чтобы тому не пришлось все начинать с нуля: но то ли миссис Трейси забыла их оставить, то ли сменившая ее миссис Биллапс решила их не читать.

Каждое утро миссис Биллапс ставила нам свой любимый диск. Как же я его ненавидела! На диске были записаны популярные детские песенки: их тоненькими голосами исполняли дети, совершенно не умеющие петь. Интересно, почему взрослые считают, что нам должно такое нравиться?

Каждое утро — каждое! — миссис Биллапс врубала на полную громкость эти дурацкие песенки. Ясно, что настроение у нас всегда было хуже некуда.

И каждый день — каждый! — под отвратительные оглушающие звуки она повторяла с нами буквы. В третьем классе!

Смотрите, дети! Это буква «А». Ну-ка, скажите: «A-а!» Молодцы.

Она улыбалась и говорила «молодцы», даже если все молчали.

Интересно, в обычном третьем классе она бы тоже мусолила алфавит? Вряд ли. И это бесило меня еще больше.

— Переходим к букве «Б». Вот это буква «Б». Ну-ка, скажите: «Бэ-э!» Молодцы.

В ответ — тишина. Но миссис Биллапс это не смущало. Все уроки я пристально смотрела на диски и наушники, пылившиеся в углу.

Но однажды чаша моего терпения переполнилась: миссис Биллапс от букв перешла к звукам, которые они обозначают.

— Буква «Бэ» дает нам в слове звук «бы-ы», — громко сказала она, брызнув слюной. — Бы-ы! Ну-ка, все вместе скажем: «Бы-ы».

Тут наша всегда всем довольная Мария стала бросаться мелками. Вилли заорал. Я оглушительно заревела.

Я, конечно, не умею говорить, зато производить всякие громкие звуки — запросто.

Я ревела, потому что не могла больше выносить эту дурость.