Казис Сая - Гадание на яблочных семечках Страница 7

— Мужики, не выдавайте… — умолял Рамунас, засовывая лук в чехол. — Соврите что-нибудь…

— Аудрюс, покажи… Куда тебя?.. — хныкал Угнюс. — Правда в глаз? Ну, покажи…

Аудрюс отнял ладонь — рана вроде была пониже, но глаз выглядел жутко.

— А-а-а, ерунда-а-а… — подбадривая их, протянул Рамунас. — Придем и скажем, что на нас напали хулиганы.

Все воротились домой. Близнецы только всхлипывали, терпели боль, стиснув зубы, и ждали, чтобы Рамунас сам все объяснил. А тот, растерявшись, забыл оставить за дверью «удочку». И к тому же в спешке плохо завязал тесемки брезентового чехла. Из него высунулась стрела, украшенная, как у индейцев, петушиными перьями…

— Хулиганы… — потерянно выдавил он, однако дядиной жене все было ясно.

Перепуганная мама глядела на ребят и никак не могла добиться от них, что же случилось.

— Господи, что с вами? Где вы так поранились?

— Аудрюсу… в глаз… — пролепетал Угнюс и разжал свою окровавленную ладонь, в которой был зажат новоприобретенный амулет на счастье.

Отец, мама и гостьи разглядели у него в руке белесый, залитый кровью глаз и, очевидно, посчитали, что это и есть выбитый глаз Аудрюса… Мама от ужаса даже зашаталась, Кастуте дрожащими руками протирала очки, а дядина жена вопила, что было мочи:

— Боже ты мой, скорее звоните в скорую! Свояк, ты чего стоишь как столб! Боже ты мой!

Однако отец, пожалуй, первым понял, что там совсем другой, стеклянный глаз, а оглядев Аудрюсову пробитую скулу, решил, что скорую вызывать вовсе не обязательно. Опомнившись, дядина жена вдруг повернулась к сыну и давай хлестать его по щекам. Одну-другую оплеуху Рамунас бы снес и глазом не моргнув, но мать, раззадорившись, хлопала и хлопала по лицу, как массажистка по мягкому и не очень чувствительному месту. Рамунас не вынес такого унижения, схватил с комода первый попавшийся глиняный горшок и напялил его на голову подобно шлему. Теперь он походил на рыцаря, разве что прорези для глаз не хватало, чтобы лучше ориентироваться на поле брани…

Раздосадованная тетя Виталия плюхнулась в кресло, которое опять отозвалось вздохом, засопело и затихло. Мама принесла целую охапку бинтов и лекарств. Папа закатал рукава и снял галстук. А Кастуте подержала над тюльпанами руки, словно грела их у огня и произнесла очень спокойным голосом:

— Разрешите мне…

Раненые вскоре почувствовали, что боль почти отошла, и стали поглядывать вокруг, прислушиваться, что там случилось с Рамунасом:

— Сними ты этот горшок! — бранила мать. — Слышишь, что говорю!

— Да не могу я, — гудел Рамунас. — Застрял…

— Сумел надеть, сумей и снять. Что это такое еще!

— А как ты кольцо без мыла снять не можешь?.. Голова разбухла…

— Прекрати болтать глупости! Возьму вот лук и тресну сейчас, все фокусы закончатся!

— Ой-ой-ой!.. — забеспокоился папа. — Просил бы поберечь. Находка шестнадцатого века! Бесценная драгоценность. Подарок друзей на свадьбу…

— Ты слышал?! — крикнула тетя Виталия сыну. — Чтобы сию минуту снял и поставил на место!

Рамунас повертел головой, покрутил горшок и опять прогудел:

— Ну, честное слово, не могу. Нос не пускает. Щеки распухли…

— Тогда пойди сядь и посиди, пока щеки отойдут. Мы никуда не торопимся, — она знаками показала отцу, чтобы тот не беспокоился. — А мы сейчас кофе будем пить, торт есть…

На столе и в самом деле уже стоял большущий, как жернов, торт, поделенный на две равные половины. Одна оранжевая, и на ней кремом написано «УГНЮС», другая белая, с надписью «АУДРЮС». И в каждой половинке по тринадцать свечей. Кастуте уже закончила перевязывать виновников торжества, мама разливала кофе, а папа принялся зажигать свечки. Рамунас по-прежнему сидел с черным горшком времен Великого Литовского княжества на голове и, подперев руками подбородок, о чем-то тягостно размышлял. Дядина жена все время показывала руками, чтобы никто с ним не заговаривал, чтобы забыли о нем и не обращали никакого внимания, Когда все, грохоча стульями, стали придвигаться к столу, тетя Виталия подъехала со своим креслом к сыну и вполголоса пообещала:

— Дам три рубля, только сними ты этот…

— Пять… — мигом сообразил шлемоносец.

— Не позорь меня! Дай, я тебе помогу.

— Ничего не выйдет. Лучше не торгуйся.

— Останешься без торта и без кофе.

— Дай пятерку. И то не обещаю…

— Не смеши людей! Все же слышат…

— Ладно, могу и помолчать…

Аудрюс, Угнюс, родители и Кастуте делали вид, будто ничего не видят и не слышат. Дядина жена опять схватила свою необъятную сумку, вытащила оттуда сумочку, из сумочки — кошелек, выгребла пять рублей и молча сунула Рамунасу в руку. Тот еще пощупал, посомневался, действительно ли здесь столько, и обратился к двоюродным братьям:

— Ну, братва, кому не лень, помогайте!

— Ты забыл, что один без руки, а другой без глаза… — напомнила мать и сама попыталась приподняться с кресла.

— Обождите, может, я сам… — подскочил папа. — Пожалуйста, поосторожнее!..

Однако горшок сняли довольно легко. Вспотевший Рамунас поглядел на деньги и довольный подмигнул двоюродным братьям.

Мама наконец дождалась, когда все утихомирились, встала и, немного волнуясь, произнесла:

— Пока горят свечи, позвольте мне сказать несколько слов этим сорванцам… В прошлом году — помните? — торт к вашему дню рождения я еще не делила на половинки. А тетя Кастуте и тетя Виталия еще не могли отличить, кто из вас Угнюс, а кто Аудрюс. В этом году каждому ясно, что один безрукий, а другой безглазый… Как было бы хорошо, если бы на будущий год вас можно было распознать не только по шрамам, а еще по тем делам, которые вы совершили, по тем вещам, которые выучили и узнали… И чтобы год будущий был для вас, словно две разные, очень увлекательные и полезные книги… Поэтому не страшитесь уставать, не бойтесь побыть в разлуке и соскучиться друг по другу. И вообще — разве могут парни, носящие имена Угнюс и Аудрюс, быть мямлями или трусами?.. Ну, а теперь задуйте свечи и забудьте про все печали.

Всем сделалось чуточку грустно — как всегда, когда кончается праздник и гаснут свечи… Зато когда принялись есть торт, они опять повеселели. Близнецы вспомнили о подаренных им складных велосипедах, призвали на помощь папу и Рамунаса и захотели рассмотреть их получше.

И тут их ожидала большая ложка дегтя. Это было обиднее, чем пораненная рука и рассеченная скула… Выяснилось, что к одному велосипеду приложено слишком маленькое колесо, от другой модели, а у второго вместо седла прикреплена еще одна сумочка с инструментами! И если бы не мамина напутственная речь за столом, Угнюс с Аудрюсом закрылись бы в своей комнате и хорошенько выплакались…

— Фукова работа, — заявил отец. — Во вторник придется отвезти назад в магазин и потребовать, чтобы обменяли.

— Это дефицит… — тоном знатока заметил Рамунас. — А вдруг их раскупили?..

— Если раскупили, отправим на завод, — сказал отец и по-мужски похлопал сыновей по плечу. — Не поддадимся ни Нуду, ни Фуку, ни Паразу…

Запасные части

С досады Угнюс и Аудрюс долго не могли уснуть. Ворочались, маялись, пока перегруженный дневными впечатлениями кораблик не отчалил наконец от берега и не поплыл, покачиваясь, прямо в сон, увозя братьев с их увечными велосипедами. С ноющим сердцем пригнали они велосипеды в то же самое место за оградой и благополучно добрались до стадиона. Здесь, как и в прошлый раз, было полным-полно зевак. Время от времени они разражались криками и аплодисментами, потом замолкали в ожидании, когда великий Фук собьет с ног своих подчиненных.

Близнецы, озираясь, высматривали, где тут зеленый росток, который проломил цемент и возле которого они воткнули свою палочку-выручалочку. И вдруг почувствовали на плечах чьи-то руки. Тяжелые пищи с грязными нестриженными ногтями вдавились с такой силой, что невозможно было обернуться и посмотреть, кто же это их схватил. Чего от них хотят? Куда волокут теперь?

Они спустились вниз на поле стадиона. Братьям по-прежнему не хотелось расставаться с велосипедами, однако, громыхая по цементным ступеням, те порастеряли все свои части, и в руках у близнецов остались одни лишь блестящие никелированные рули.

Теперь уже стало ясно, что насильники хотят поставить их на поле вместо кеглей, поскольку треугольник после очередного удара заметно поредел. Распорядители заткнули ими как раз две бреши впереди. Великий Фук стоял, зажав между ног ядро, и, осклабившись, помахал всем. Некоторые «кегли» в ответ прокричали «ха-а-а!». Великий Фук раскачал ядро, разбежался, пустил его, и оно покатилось, глухо сотрясая землю. Короли обмерли, застыли, королевы принялись визжать, но их заглушил рев и свист толпы.

Бросок был точным — ядро уложило больше половины «кеглей», однако Угнюс и Аудрюс вовремя подскочили и перепрыгнули через снаряд. Судьи это заметили и, расставляя заново «кегли», нахлобучили братьям на глаза колпаки. Теперь близнецы старались получше прислушаться: вот ядро ударилось о землю, все ближе, ближе — дрожит земля, завизжала какая-то королева, — скок, и близнецам опять удалось перепрыгнуть!