Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел Страница 3

Приблизительно раз в четверть, а то и чаще, учительница посылала главврачу записку. Ваня, вздыхая, передавал её из рук в руки. В записках было одно и то же: «Уважаемая главврач городской инфекционной больницы № 1! Настоятельно прошу Вас обратить внимание на длину Ваниных волос, она уже перешла всякие допустимые границы! С такими волосами посещать учебное заведение противопоказано… Очень прошу Вас, постригите Ваню, иначе он не будет допущен к занятиям. Подпись и число». Дальше всё шло по одному и тому же рецепту: главврач хваталась за голову и звала Нюру. Санитарка, с трудом отыскав единственные на всё отделение тупейшие ножницы, пыталась совладать с Ваниной шевелюрой… А надо сказать, что умывался‑то Ваня каждый день, поскольку кран с раковиной в боксе был, а вот остальные части тела, в том числе голову, мыл не чаще чем раз в три месяца — и это ещё хорошо! Ванна была одна на всё отделение — и мытьё в ней не приветствовалось, да и проржавевший душ выжимал из себя воду тоненькой капелью, причём вода была один раз кипяток, другой раз — чистый ледок. И Ванины волосы, густые от природы, от грязи становились ещё толще, соединяясь в кисточки, и росли не по дням, а по часам. Поэтому голова его смахивала на соломенное воронье гнездо. Расчесать этот клубок непослушных волос Ване тоже никак не удавалось — расчёски с пластмассовым хрустом переламывались пополам. «Чесалок на тебя не напасёшься» — ворчали в отделении. Нюра отхватывала ножницами, — которым волосы пытались всячески сопротивляться, — где много, где мало, потому вид у Вани после стрижки был совсем ужасный, но одно можно было сказать смело: волосы стали короче. Правда, ненадолго. Ногти Ваня давно приноровился обгрызать — не потому, что был нервный ребёнок, а по той же причине, что ножницы замаешься искать — поэтому с ногтями в школе проблем не возникало. А с волосами — да, были проблемы…

Однажды в так‑то протекающую Ванину жизнь ворвалось телевидение. Решено было для выздоравливающих, а также для дежурного персонала поставить в столовой телевизор. Решили — сделали. И Ваню от этого окошка, которое, как ему казалось, выходит в большой мир, стало не оторвать. Дела он перестал проворить, уроки делал через пень колоду, свистулька валялась на тумбочке — Ваня, уперев глаза в одну точку, смотрел в теледыру. Спать его загоняли чуть не толчками и пинками. За полгода в бедную Ванину голову наползло из этой дыры столько всяких замысловатых сведений, которые торчали в ней колом и вовсе непереваренными кусками, сколько за всю прежнюю жизнь не попадало.

А потом из Москвы в их больницу приехал корреспондент программы «Взгляд», и не за тем, чтоб рассказать, как тут людей на ноги ставят, а чтоб на Ваню Житного поглядеть, а после всем его показать. Как в Москве узнали про Ваню, живущего в инфекционной больнице провинциального городка, никто бы сказать не взялся! Ваня знал, да помалкивал: пока телевизора не было, про него не ведали, как телевизор появился, всё стало известно. Дело ясное: ты в него смотришь, он в тебя… В больнице началась беготня, суета, Ваню пытались расчесать, переодеть из пижамы, в которой он по–прежнему сновал по больнице, — в школьное, наконец, немножко причепурив, вывели из бокса и представили московскому корреспонденту, рядом с которым стоял оператор с большущей камерой. «Вот он — наш красавец!» — сказала главврач, а старшая медсестра дружески приобняла Ваню за плечи и притиснула к себе. Собралось всё отделение, больные — и стар и млад — приникли к застеклённым дверям боксов, повысовывались из палат, не было только Нюры, не её дежурство оказалось. Ваня косился на камеру и молчал.

«Он у нас трудяга — как полы моет, любо–дорого посмотреть!» — высунулась старшая. Ваня видел, что главврач, сделав большие глаза, попыталась её остановить — но было уже поздно, корреспондент захотел посмотреть, как Ваня управляется со шваброй. Принесли орудия труда, велено было освободить площадку, корреспондент отправил всех собравшихся за спину оператора, где они и толпились. Ване дали в руки швабру и велели мыть коридор и ни в коем случае не поглядывать на камеру. Все стали смотреть, как Ваня трёт пол. Ваня старался изо всех сил, но не протёр и пяти метров линолеума, как корреспондент его одёрнул: «Потише, потише ты, камеру сшибёшь!» — и засмеялся. «Хорош, снято!» — сказал он оператору, швабру у Вани выхватил, сунул старшей медсестре и велел унести на место. Потом повёл его в бокс и начал задавать вопросы. Нравится ему в больнице жить или не нравится? Ваня сказал, что очень нравится, а в детдом он не хочет…

— Ты что — не боишься заразиться какой‑нибудь страшной болезнью и умереть?

— Я привычный, — отвечал Ваня.

— А есть у тебя друзья?

— Есть, Нюра, санитарка, только сегодня не её дежурство.

— Кем ты видишь себя в будущем?

Ваня себя в будущем никем не видел, но корреспондент велел ему сказать, что Ваня видит себя медбратом, и Ваня отвечал, как велено. А оператор в это время снимал да снимал. Потом корреспондент заметил свистульку на тумбочке — и бросился на неё, как орел на куропатку: это твоя? Свистеть умеешь? — Ваня кивнул, и с готовностью посвистал мелодию, которую напел корреспондент: не будь ко мне жестоко, прекрасное далёко, прекрасное далёко, жестоко не будь…

Потом Ваню показали по телевизору — и главврач там была, и старшая медсестра, Нюра горько жалела, что её не оказалось в тот день на работе и никто‑то её не позвал. И в интервью не осталось про Нюру ни вопроса, ни ответа — вырезали, объяснили Ване сведущие люди. А потом приехал ещё один корреспондент, на этот раз из местной газеты, — и вскоре про Ваню Житного из инфекционки появилась статья. Целую неделю и в больнице, и в школе разговоров было только про Ваню. И одноклассники, и ребята из старших классов провожали Ваню придирчиво–завистливыми взглядами, не давая Инфекции прохода, старались насолить где только можно. А ещё через пару недель телевизионно–газетный фурор забылся — и жизнь вошла, казалось, в прежнюю колею.

Глава 2. Встреча

День был томительный, воскресный. Ваня сидел на широком подоконнике и перечитывал свои потрёпанные русские сказки, — библиотечных книг ему с собой не давали, опасались, что больничная зараза через книги пойдёт гулять по всей школе. Ваня, читавший иногда книжки в читальном зале, вычитал в одной из них, что страницы книг и впрямь могут быть отравленными, возьмешь её в руки, откроешь — и бац — упадёшь замертво. Поэтому не роптал.

Оторвавшись от сказки про Лутонюшку, он блуждающим взором охватил свой бокс. Кровать его была заправлена по–солдатски — старшая медсестра не терпела беспорядка. В углу стояла одноногая деревянная вешалка, которую Нюра притащила из кладовки со старой рухлядью, на ней висели школьная форма, тёмное клетчатое пальтишко и задрипанная ушанка — шапка на все сезоны. На полу стояли огромные, разбитые, все в трещинах ботинки. По другую сторону двери находился кран с раковиной, где лежал осклизок хозяйственного мыла. Ваня поглядел в окно: за окном плакал дождь, стекая каплями по своей сторонке стекла… Телевизор в больнице сломался, и чинить его было некому… Наступало время тихого часа — Ваня, хоть и не был больным, должен был соблюдать общий режим… Потом будет полдник, дадут киселя с хлебом, потому что вчера было какао. После надо будет разнести лекарства по палатам, потом позовут на уколы, дальше — ужин… И целая пропасть времени до ночного сна… И так день за днём… Ваня тяжко вздохнул и позадумался о своей больничной жизни.

И вот, когда он совсем так‑то приуныл, нежданно и негаданно начались перемены… В бокс влетела запыхавшаяся Нюра с криком: «Ваня, ой Ваня! Там какая‑то старуха пришла, говорит, твоя бабушка!» Ваня соскочил с подоконника, уронив книжку, хотел поднять, махнул рукой и мёртвой хваткой вцепился в санитарку: «Где? Где она, Нюра, где?» Он знал, он всегда знал, что за ним придут! Он ждал, ждал все эти годы, ждал, ждал — а никто не приходил, обещались прийти — и не приходили. И вот… Только он не думал, что это будет бабушка. «Да отпусти плечо‑то, больно ведь… За дверью ждёт, в отделение‑то её не пускают. — тарахтела Нюра. — Главврач сегодня в приёмном дежурит, послали за ней. Сейчас, небось, в кабинет пойдут, разговаривать. Ой, Ваня, Ваня… Не понравилась мне она. Сердитая больно. Зубы все железные. И откуда она взялась‑то? Жил себе, жил… Разве ж тебе тут плохо? Сыт, одет, в тепле… Куда ты пойдёшь‑то от нас? Ох, Ваня, Ваня…» — Нюра опустилась на кровать, закачав головой, и плечами, и всем туловищем. Ваня же, не слушая уже санитаркиных причитаний, теряя шлепанцы, бросился вон из бокса — сначала в одну сторону, по направлению к двери, где его ждали… Сколько раз приходили посетители к больным — а к нему никогда… И вот теперь… Потом, резко затормозив, бросился в другую — он решил подслушать, про что они будут говорить, а ну как его не отдадут бабушке!