Вильям Козлов - Едем на Вял-озеро Страница 40

— Это твои навели панику, — сказал Ваня. — Я своих родителей знаю: им и в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.

Андрей задумчиво почесал лоб, поддал носком резинового сапога черный трухлявый пень. Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились белые с черными головками личинки.

— На таких мы не пробовали ловить, — сказал Андрей.

Ваня с подозрением посмотрел на него.

— Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое…

— Мне здесь нравится, — сказал Андрей. — И я еще раз с удовольствием съездил бы в Белый город.

— Может, потолкуем с Назаровым? Поживем еще хоть недели две? Виктор Викторович обещал на дальний остров взять.

— Бесполезно, — сказал Андрей. — Уже билеты на самолет заказаны. Вера Хечекова говорила.

— И чего им в голову стукнуло! — с досадой сказал Ваня. Ему совсем не хотелось уезжать. Он уже предвкушал вольную и беззаботную жизнь с ихтиологами на необитаемом острове. Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни под гитару…

— И с Эллой не попрощаемся, — вздохнул Андрей.

— Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь…

— Хорошая девчонка, — Андрей нагнулся и стал сучком выковыривать толстую личинку. Он это сделал специально, чтобы не смотреть в светлые пронзительные глаза приятеля.

— И там, в Вильмаламбине, смотрел на нее крокодильими глазами… Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?

— Не помню, — сказал Андрей.

— Неужели влюбился?

— Глупости ты говоришь… — смутился Андрей. — Просто она какая-то…

— Какая же? — улыбнулся Ваня.

— Хорошая девчонка, — убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.

— Это ты уже говорил, — перестал улыбаться Ваня. — Хорошая девчонка и отчаянная… Ты знаешь, она ведь меня спасла…

Андрей — он сидел на корточках — вскочил и, глядя в глаза приятелю, горячо сказал:

— С такой девчонкой я бы хотел дружить!

— Дружи, кто тебе мешает?

— Ты адрес ее записал?

— Это зачем еще? — удивился Ваня.

— Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.

— Как-то не подумал об этом, — сказал Ваня.

— Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.

— Я книжку обещал прислать, — сказал Ваня.

Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это промозглое утро не вышла ни одна лодка. Высокие волны разгуливали по ламбе, тяжело били в берега, а уж про Вял-озеро и говорить нечего: над зеленой перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.

Проводили мальчишек до лесной дороги. До той самой сосны, на которой красовалась дощечка с исправленной надписью: «Экспедиция». Уезжали ребята с дядей Кузьмой. Конечно, их мог бы отвезти и новый шофер, но тут как раз подвернулся лесовоз. Дядя Кузьма накануне заглянул в лагерь — у него какое-то дело было к Назарову — и ребята договорились с ним, что сегодня утром по пути в Умбу он заедет за ними.

Вера Хечекова ежилась в ватнике, на пушистом платке блестели капли дождя, круглое лицо ее было грустно. Она привязалась к мальчишкам, и жаль было с ними расставаться. Виктор Викторович то и дело отбрасывал капюшон штормовки. А ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему на голову. Борода у него стала длинной, остроконечной и смешно загибалась внизу крючком, как у дьячка из кинофильма «Черевички». Он рассеянно накручивал кончик бороды на указательный палец, прищуривал от удовольствия глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило появиться студентке Лене, как Виктор Викторович сразу умолк и перестал терзать свою бороду. Лена даже не взглянула на него. Прислонилась спиной к седой ели и чуть приметно улыбнулась. Так просто, в пространство. Даже нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.

Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро появился с длинным, сколоченным из реек ящиком на плече. Поставив ношу на землю и глядя на ребят, сказал:

— Я был не очень приветлив, когда вы впервые появились здесь, но потом…

— Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, — продолжил Виктор Викторович. — Особенно после успешного завершения полного цикла работ гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.

Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:

— Признаться, я думал, вы будете обузой, а вышло наоборот. Я с удовольствием оставил бы вас до конца, но…

— Оставьте, — сказал Ваня.

— Я не хочу ссориться с вашими родителями… В общем, вы крепко выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!

А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.

— И подлеца разоблачили, — заметил кто-то.

Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.

— Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.

Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!

Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки и вручил конверт.

— На этот раз оба полетите с билетами, — сказал он. — Передадите этот конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.

Ваня и Андрей с любопытством посматривали на деревянный ящик. Что, интересно, там? Однако спросить было неудобно.

Послышался завывающий гул мотора, и немного погодя из-за песчаного бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз. «Дворники» суетливо сгребали лапами мелкие капли. Лесовоз остановился, из кабины вылез дядя Кузьма. А вслед за ним спрыгнула (кто бы мог подумать!) Элла. Ничуть не смущаясь — кругом было много народу — девочка со всеми поздоровалась, а мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не понравилось.

— У тебя что-то с глазами, — тихонько сказала она. — Ты очки не носишь?

— Какие еще очки? — промямлил Андрей.

— Мы сегодня о тебе говорили, — сказал Ваня.

— Я тоже вас вспоминала… Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в пруду.

— Ее звать Элла, — сказал Ваня. — Забудь про тетю Катю.

Дядя Кузьма степенно, не торопясь пожал всем руки. Он был заметно озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.

— Погодка-то нынче — насморк, — сказал он. — И дорогу развезло.

Дождь все прибавлял и прибавлял. С плащей и ватников стекала вода. Когда вверху шумел ветер, с деревьев вразнобой летели на головы крупные капли.

— Что у вас тут — митинг? — шутливо спросил дядя Кузьма.

— Все речи сказаны, можно прощаться, — сказал Виктор Викторович и первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.

Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину. Узкий ящик шофер сунул им под ноги.

— Что там такое? — спросила Элла.

— Сами не знаем, — сказал Андрей. Получилось так, что он сел рядом с девочкой.

Только сейчас мальчишкам стало по-настоящему грустно и жаль расставаться со всеми этими хорошими и добрыми людьми. Когда машина тронулась, Ване показалось, что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы, а может быть, это просто дождь… Вера Хечекова помогла им собраться, притащила ящик вяленой рыбы и напихала в рюкзаки, так что едва их застегнули.

— С вешала поснимала? — спросил Ваня.

— Хватит нам, — сказала Вера Хечекова. — Вы ведь тоже много на удочку наловили.

Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый кулек вкусных пирожков…

— Тоже с нами в Ленинград? — в шутку спросил Ваня Эллу.

— Я к тете Дуне, — коротко ответила она.

Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны Рожковой — Санька — ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов, Санька сказал, что мать просила Эллу обязательно приехать к ним. Но тогда девочка не могла…

Лесовоз потряхивает, резко наклоняет из стороны в сторону. Андрея прижимает то к девочке, то к Ване. Дядя Кузьма внимательно смотрит на ухабистую дорогу. Баранка в его ладонях то вертится как бешеная, то неподвижна.

Андрей косится на пушистую прядь, спустившуюся на плечо Эллы, и испытывает острую тоску, больше он никогда не увидит эту девчонку с озера Вял.

Элла отводит рукой волосы и тоже бросает невеселый взгляд на Андрея. Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд. Видит-то его, Андрея, всего третий раз, а все время проезжается насчет его глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не посмотрелся…

Но Элла сейчас не придирается: глаза у нее грустные, уголки губ опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.