Михаил Колосов - Бахмутский шлях Страница 57

— Куда же ты? Подожди, разговор не кончен. — И к старухе: — Ну, где сало? Не бойся, показывай, тут все свои.

— А чего мне бояться? — заверещала женщина, поправляя платок: — Не краденое — свое. Последний шматочек, от германца сховала, а теперь гроши треба одежу купувать. — Она вытащила из-под семечек в белой тряпке сало, развернула бережно, положила на ладонь.

— Сколько? — спросил рыжий.

Она сказала.

— Дорого, — проговорил тот, а сам уже полез в глубокий карман. — Может, уступишь?

— Да как же, сыночки?.. Гроши треба…

— Ну ладно, — он отсчитал ей деньги. — А самогонки нету?

— Нема, — отмахнулась женщина и обиженно добавила: — Шо я, спекулянтка, чи шо?

— Ладно, ладно… Давай, бабка, уматывай побыстрей. Салом тоже тут не разрешают торговать — не базар, сама знаешь. Увидит начальство — попадет.

Женщина быстро завернула деньги в платочек, сунула за пазуху и торопливо ушла.

— Ферштейн? — рыжий потряс на ладони кусок сала — и к Яшке: — А ты чем торгуешь, я так и не понял?

— Ничем, — пожал Яшка плечами. — Брата ищу…

— Клоун, а при чем тут я? — Он обернулся к белобрысому, сверкнул на него сердитыми глазами.

— Воробьева спрашивал… — залепетал тот, хихикая. Развел руки в стороны, присел, как индийский божок, оскалился.

«И правда, клоун, — подумал Яшка, — как дурачок… А может, он контуженый?..» — и от этой догадки стало Яшке не по себе, будто он обидел человека.

МАРОДЕР

Пока разговаривали, из сеней донеслись голоса:

— Товарищ майор! Шестой взвод находится на работе — на очистке зерна. За время моего дежурства никаких происшествий не произошло. Докладывает дневальный Бляхин.

— Вольно. Значит, никаких происшествий? Плохо дневалишь, Бляхин.

— Никаких дак… — не совсем уверенно возразил Бляхин.

Услышав голос майора, Воробьев бросил Клоуну сало, приказал:

— Прячь и рви когти, — а сам быстро сунул в болтавшуюся на шее марлевую петлю левую руку, правой подхватил ее под локоть, сделал страдальческое лицо.

— Все на работе? — допрашивал дневального майор.

— Один дак больной… Воробьев дак…

— Воробьев больной, — с ехидцей повторил майор и вошел в комнату. Низенький, строгий, он со света сощурил глаза, но Воробьева заметил сразу: — Здравствуй, Воробьев.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— Почему не на работе?

— Да рана что-то разболелась.

— Рана разболелась. Так-так… — Майор обошел печь, увидел Клоуна. — А ты?

— Я на работе. Я пришел взять… — и он стал пробираться к двери.

— Подожди, — остановил его майор. — Без тебя тут, пожалуй, тоже не обошлось. А ты кто, зачем здесь? — увидел майор Яшку.

Яшка оторопел: строго смотрит на него майор, ждет ответа. Но так и не дождался, повернулся снова к Воробьеву, обошел вокруг него, как вокруг печки, осмотрел:

— Почему до сих пор не снял трофейное обмундирование?

— Так я ж разведчик, товарищ майор!

Майор покачивался перед верзилой с носков на пятки, заложив руки за спину, и время от времени поднимал голову, чтобы заглянуть солдату в глаза.

— Когда приедешь в часть, на передовую, и то когда пойдешь на задание, тогда и наденешь маскировочный халат. А так у нас, в Советской Армии, есть своя форма. Тебе же, видать, фрицевская больше по душе?

— Да ну, товарищ майор!.. Вы сразу политику шьете, — отвернул в сторону недовольную физиономию Воробьев.

— Ну жаргончик у тебя! — и вдруг как крикнет: — Как стоишь? Как разговариваешь с офицером? Смирно!

Вздрогнул Яшка, стал отряхивать зачем-то полы пальто. Смотрит: Клоун застегнул шинель на все крючки, затянулся ремнем, поправил пилотку — стоит навытяжку; Бляхин — тоже, хотя ему и трудно стоять, опирается слегка на палку. «Ну, — думает Яшка, — попал…» И сам невольно встал по команде «смирно»: руки по швам, не шелохнется, только глазами шарит по сторонам. А майор снова к Воробьеву с вопросом:

— Ты зачем гражданское население обижаешь?

— Никого я не обижаю, что вы…

— Никого? Бляхин, зови женщину, — приказал майор, не оборачиваясь.

Стоявший у двери Бляхин толкнул дверь, и на пороге появилась та самая тетка, у которой Воробьев купил сало.

— Узнаешь? — спросил майор.

— Первый раз вижу…

— Этот покупал? — кивнул на Воробьева майор.

— Он самый… — быстро ответила женщина и принялась плакать и вытирать слезы платком, в котором были завернуты деньги. — Вот они, и гроши его… Выйшла на вулыцю, на видному перевирить… А оно — одна только советская, шо сверху, а те уси вон какие… — она протянула деньги, показывая их всем, и снова принялась плакать.

Майор взял у нее деньги.

— Ну?

— Ничего я не знаю, товарищ майор, — стоял на своем Воробьев. — «Уси», — передразнил он тетку. — Может, в другом месте ее надули, а я виноват.

— Як же в другом?.. Як же в другом?.. — закричала женщина, сделав шаг вперед. — Вот же и они были тут, — указала она на Яшку.

— Верните сало, — приказал майор.

— Да нет у меня никакого сала.

— Хорошо. Бляхин, достаньте мне его вещмешок.

Не успел Бляхин подойти к постели Воробьева, как тот кинулся ему наперерез, выдернул руку из бинта, схватил за плечо:

— Не лезь! — В глазах сверкнула такая злость, что Яшке сделалось страшно. — Клоун, отдай сало.

— А я что?.. А я…

— Отдай!

Белобрысый метнулся в сторону, сунул руку под матрац, вытащил сало с налипшей на него мелкой соломой, протянул майору.

— Нате…

— Кого ограбили, тому и верните.

Женщина схватила сало, стала обирать с него соломинки, а потом сунула в платок, кое-как завернула, кланяясь в майорову спину, ушла. А майор качался с носков на пятки и смотрел на Воробьева, наблюдал, как тот конфузливо засовывал левую руку в петлю, как долго расправлял бинт, скатавшийся в грязный жгут, и морщился от боли.

— Бляхин, быстро к дежурному: пусть пришлет из наряда двух солдат. С оружием. Срочно.

Майор смотрел на Воробьева, а тот и бровью не повел, но видно было: он что-то лихорадочно соображает. Жутко стало Яшке: двух солдат, с оружием!.. Нет, зря Яшка не ушел сразу же, как только увидел, что это не Андрей. А тут еще тетка показала на него…

— Откуда у тебя гитлеровские оккупационные марки? — спросил майор, потрясая распущенными веером денежными бумажками.

— Откуда! — удивился Воробьев. — Мало их, что ли, валялось? Поднял где-то.

— Зачем?

— Так. Для интересу, — легкая ухмылка тронула его лицо.

— Коллекционер?

— Угу.

Пришел Бляхин, с ним два солдата с карабинами.

— Ну, хорошо, — проговорил майор. — Сейчас мы твою коллекцию проверим. Бляхин, достань-ка все-таки его вещмешок.

— Не тронь! Не имеете права! — побледнел Воробьев.

— Смирно! — приказал майор. — Он арестован, — кивнул майор солдатам.

Бляхин достал вещмешок и передал майору. Тот потряс его, словно пробуя на вес, и снова вернул Бляхину.

— Доставай, что там есть.

Бляхин вытащил пару белья, потом извлек банку тушенки…

— Откуда?

Воробьев не ответил.

— Ясно, — заключил майор. — Украл у своих товарищей на кухне. Что там еще?

Бляхин выложил офицерский широкий ремень, шерстяные носки, две пачки табаку. Последним достал немецкий котелок, плотно закрытый крышкой. Котелок глухой тяжестью, как утюг, стукнулся о пол. Воробьев как-то затаился и притих, ждал, что вот-вот все и кончится. Но когда майор приказал Бляхину подать ему котелок, Воробьев изменился в лице, сжал правый кулак.

— Смирно! — снова напомнил ему майор и открыл котелок. Отвернул углы мягкой тряпки и вдруг отпрянул, как от яркого света.

Яшка приподнялся на цыпочки, заглянул и увидел полный котелок часов.

— Хорош коллекционер! — проговорил майор. — Вор ты, бандит и мародер! Мерзавец! Увести его и строго охранять: этот на все способен.

Нагнув голову, Воробьев медленно пошел к выходу. За ним — солдаты с карабинами.

— Ничего у тебя не выгорит, майор, — бросил злобно верзила. — Видал я таких начальников!

Майор не ответил. Закрыл котелок, потряс им, покачал головой: тяжелый.

— А ты? — обратился он к Клоуну. — Дружок его? Вместе работаете?

— Что вы, товарищ майор?! Я ничего не знал…

— Ладно. Разберемся. А сейчас шагом марш на работу. — И к Яшке: — Ты зачем здесь? Тоже торгуешь?

Не смог ответить Яшка майору, зачем он здесь, слова застряли в горле. Отпустил бы его майор — ведь случайно он тут оказался….

За Яшку ответил медлительный Бляхин:

— Брат он Воробьеву дак.

— Брат?! — удивился майор. — Вот как дело поставлено!

— Не брат он мне, — почти закричал Яшка, — не брат!.. — Губа задергалась: вот-вот заплачет Яшка, смотрит жалостливо на Бляхина, зачем тот неправду говорит… А Бляхин только руками разводит.