Пол Стюарт - Фергус Крейн и огненные алмазы Страница 9

— Конечно умею. Даже попугаи говорят. А пингвины намного умнее попугаев.

— Пожалуй, да, — смущенно согласился Фергус. — Прошу прощения.

Пингвин кивнул, снова поманил Фергуса — на этот раз нарочито медленно — и, прошлепав через холл, двинулся по длинному коридору. Фергус последовал за ним.

Вскоре показалась широкая дверь. Пингвин помахал крылышком и пропустил гостя вперед.

Они вошли в длинную галерею. На одной ее стене, обшитой деревянными панелями, висели картины в дорогих рамах, на другой были большие окна. Помимо картин в галерее не было ничего, кроме кожаного кресла и складного столика, на котором лежала большая книга в кожаном переплете.

Дверь захлопнулась, и Фергус остался в одиночестве.

«Значит, дядя Тео служит в торговой компании „Удивительный рейс“, — подумал он. — А в этом горном уголке находится их главная контора».

Он зашагал по галерее, разглядывая картины. Это были сплошь портреты — судя по всему, семейные. Первым висел портрет сурового человека в цилиндре и крахмальном воротничке. Надпись внизу гласила: «Теософус Крейн». Рядом был портрет Марианны Крейн, добродушной пожилой дамы в черном кружевном капоре. Следующая картина изображала веселую парочку — «Мамочка и папочка Дюбуа». Фергус улыбнулся и пошел дальше, к портрету трех сестер — Полли, Молли и Долли Крейн. За ним висел еще один групповой портрет…

Фергус остановился как вкопанный.

Картина изображала семью — отца, мать и двоих сыновей. Старшему было на вид лет двенадцать, а младший… Фергус чуть не поперхнулся. Младший мальчик был как две капли воды похож на него самого!

Табличка под картиной гласила: «Семейство Крейн».

У Фергуса голова пошла кругом, его стало мутить. Он подошел к креслу, тяжело плюхнулся на мягкое кожаное сиденье, и только тогда взгляд его остановился на книге, которая лежала на столике рядом с креслом. На потрепанном кожаном переплете было написано: «Вахтенный журнал „Бетти — Джин“».

Глава тринадцатая

Дрожащей рукой Фергус открыл книгу и начал читать:

От изумления Фергус лишился дара речи. Он перевернул страницу, но дальше никаких записей не было. Он сидел в кресле, смотрел на горы и пытался осмыслить прочитанное.

Вскоре дверь отворилась и на галерею вошли три пингвина, а за ними на механическом кресле въехал человек, который сказал:

— Дорогой Фергус! Наконец-то мы встретились. Это я, мой милый мальчик. Твой давно пропавший дядя Тео!

Глава четырнадцатая

Пингвины несли подносы с великолепной снедью, а за ними двигался самоходный столик, накрытый на две персоны.

— Иди сюда, мой мальчик, — приветливо улыбаясь, сказал дядя Тео. — Ты, наверное, проголодался, а кроме того, тебе, конечно, захочется задать мне несколько вопросов.

— Не знаю даже, с чего начать, — растерянно проговорил Фергус, когда стол остановился перед ним и пингвины принялись расставлять на белоснежной скатерти круассаны, горячий шоколад, вазочки с вареньем и медом.

— Итак, начнем с начала, — сказал дядя Тео, направив механическое кресло к столу. — Познакомься с моими компаньонами Финном, Биллом и Джексоном. Если я не ошибаюсь, когда ты приехал, у дверей тебя встретил Джексон.

Пингвины слегка поклонились.

— Примите наши извинения, — сказал Финн (или Билл, а может, и Джексон — Фергус не мог отличить их друг от друга), — но мы должны идти в теплицу подрезать побеги.

— Да-да, разумеется, Билл, — сказал дядя Тео, наливая Фергусу чашку горячего шоколада. — Бегите, друзья. У нас с Фергусом есть все необходимое, не так ли, мой мальчик?

— Да, конечно, — отозвался Фергус.

Он взял из рук дяди чашку и отпил глоток. Шоколад был изумительный.

— Это один из маленьких секретов нашей торговой фирмы «Удивительный рейс», — пояснил дядя Тео, когда пингвины покинули галерею. — Горячий шоколад с эссенцией из орехов макадаччио. Ах, орехи макадаччио! Где бы мы, Крейны, были без них? Этот орешек сделал возможным все, что ты здесь видишь!

Дядя Тео широко развел руки, как бы желая обнять всю галерею.

— Однако я забегаю вперед, — спохватился он, взял круассан, намазал его густым слоем меда и продолжал: — Сначала надо ответить на твои вопросы. Спрашивай, не стесняйся.

— Как вы меня нашли? Почему вы — мой давно пропавший дядя? И почему мне грозит опасность? Какая опасность? И…

— Фергус, Фергус, Фергус, — улыбнулся дядя Тео. Глаза его весело поблескивали за стеклами очков в тонкой стальной оправе. — Успокойся, мой милый, и отведай эти великолепные круассаны. Я все тебе расскажу, но сначала тебе не мешает познакомиться со своей родней, — показал он на портреты, развешанные на стене. — Этот суровый на вид господин в цилиндре — мой дед, а твой прадед, основатель семейной фирмы «Крейн и сыновья». В те времена фирма производила пуговицы. Надеюсь, ты слышал о «двойной застежке Крейн»?

Фергус покачал головой.

— Ничего страшного. Когда-то пи один порядочный дождевик не мог называться дождевиком, если у него не было «двойной застежки Крейн». Рядом с дедом — его супруга, бабушка Марианна, а это, — он указал на портрет веселой парочки, — это Мамочка и папочка Дюбуа, благослови их Господь. Родители моей мамы. Моя мама — твоя бабушка — не кто иная, как знаменитая портретистка Рейчел Дюбуа. Уж о ней-то ты наверняка слышал.

Фергус снова покачал головой.

— Ничего страшного, — продолжал дядя. — Некогда ни одна порядочная гостиная в стране не могла называться гостиной, если в ней над каминной полкой не висела картина кисти Дюбуа. Она написала все эти портреты. Прекрасные работы, ты не находишь?

Фергус кивнул.

— Дальше висит портрет трех сестер моего батюшки — тетушек Полли, Молли и Долли. Они были неразлучны до самого конца.

— До самого конца?

— Произошла ужасная катастрофа. Во время второго акта мюзикла «Рыба-велосипедист» обезумевший от ярости слон ринулся в партер. У них не было ни малейшего шанса на спасение.

— Про мюзикл «Рыба-велосипедист» я слышал! — сказал Фергус.

— Неужели? — удивился дядя Тео. — Я думал, что этот спектакль давно снят с репертуара. Как странно… Впрочем, это не имеет значения. — Он откашлялся и указал на семейный портрет, висевший у них над головой: — А это мой отец Теодор, моя матушка Рейчел, я и…

— Мой отец! — вскричал Фергус.

— Да-да, конечно… — Дядя Тео обвел картину задумчивым взглядом. — Конечно, твой отец, великий капитан Маркус Крейн — исследователь, искатель приключений и первооткрыватель ореха макадаччио!

Фергус не сводил глаз с изображенного на картине мальчика. У мальчика была та же веселая улыбка и та же озорная искорка в глазах, что и на знакомой фотографии его отца, висевшей дома над камином.

— Ах, милый Маркус, — продолжал дядя. — Когда мама писала эту картину, фирма «Крейн и сыновья» переживала тяжелые времена. «Двойная застежка Крейн» вышла из моды, все мечтали только о застежке «молния», и мы жили на деньги, которые мама зарабатывала живописью. Помнится, когда я уже пошел на поправку, Маркус мне сказал…

— Вы были больны? — спросил Фергус, оторвав взгляд от портрета.

— Да, у меня был суставной ревматизм. А потом… потом отказали ноги… — Дядя Тео умолк. В галерее на мгновение воцарилась тишина, но вскоре он продолжил свое повествование: — Итак, Маркус мне сказал: «Тео, на пуговицах свет клином не сошелся. Мир велик, и нам с тобой предстоит еще много путешествий и много открытий». Понимаешь, он хотел меня подбодрить, — улыбнулся дядя Тео. — Но мы оба прекрасно знали, что я уже никогда не встану на ноги, и путешествия придется совершать ему одному.

Голос дяди перешел на шепот, а потом он и вовсе умолк.

— Когда папа скончался, я взял на себя управление компанией «Крейн и сыновья», а Маркус предпринял свое первое путешествие — отправился к Ледовому Дворцу. Там он познакомился с Финном, Биллом и Джексоном. Они спасли ему жизнь, отбив его от мороженщиков, разъезжавших в моржовых упряжках. Ну да это длинная история. Напомни, я как-нибудь тебе ее расскажу.

— Обязательно напомню, — отозвался Фергус, широко раскрыв глаза от изумления.

— Пока Маркуса ие было, я покончил с пуговицами и занялся изобретательством.

Для начала изобрел кое-что попроще — например, саморегулирующуюся настенную лампу,

автоматический стеллаж.

У меня открылся настоящий талант. Долгие годы, проведенные в постели и на механическом кресле, не прошли даром — у меня было много времени для размышлений.