Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) Страница 2

Ну, прогорнил я. Пробный сбор учащихся был. Я видел, как ей трудно, но она держалась молодцом, даже смеялась и шутила. Профиль у нее какой-то особенный.

1 сентября

Как и следовало ожидать, с первого дня учебы между нами и учителями вспыхнула Причесочная война.

Мы, пытаясь сдержать натиск, медленно отступили на заранее подготовленные позиции, защищая каждый сантиметр родных волос. Куда там!

- Не хотите по-хорошему, - после тщетных уговоров заявила "Группе АБЭ" классрук Ангелина Ивановна, - будем по-плохому. Повторяю, мне не нравится, как одета и как причесана ваша троица. После уроков - к Афанасию Андроновичу!

В бой введена тяжелая артиллерия.

- Этот мужчина шутить не любит, - напомнил Боря, когда мы направились в кабинет директора.

- Будем считать, что наносим визит вежливости, - пошутил Андрей.

В приемную выпорхнула и промчалась мимо нас новая вожатая. Андрей посмотрел ей вслед, одобрительно поднял сросшиеся над переносицей брови,

- Град, выпади! - Босоз считает, что я не дорос до их разговоров о женщинах. - Как ножки, оцени? - спросил он Борю негромко.

Директор принял нас не сразу, у него было много людей и дел.

- Как только Скафандр (Скориков Афанасий Андронович - так ловко сократил Андрей) заведет нас в барокамеру... - учил нас Андрей. Это он так говорил.

А смысл был такой: как только Афанасий Андроновнч пригласит нас в кабинет, мы сразу в три голоса начинаем каяться - все равно проиграли. А Боре не хотелось ставить под удар Ангелину, которую он боготворил. Они отступали без боя.

Я смотрел на своих друзей и думал: до чего же они непохожи друг на друга. Андрей Босов - высокий, всегда одетый с иголочки. Вот и сегодня он явился в школу в наимоднейших брюках, расклешенных до невероятной ширины, в ярко-красных носках и в тупоносых туфлях на великанской платформе. Боря - приземистый и широкоплечий, пиджачок на нем мятый, немодные брюки-дудочки позабыли, а может, никогда и не знали, что такое глажка и "стрелки"...

Босов - "золотая голова", Матюшин - "золотые руки". Это все знают и все признают. Интересно, из какого вещества сделан я - недоразвитое туловище "Группы АБЭ"?

Наконец нас попросили войти. У директора был усталый вид, как у мамы после операционного дня.

Несколько минут он молча что-то писал и хмурился.

- Мы больше не будем, Афанасий Андронович, - начал, косясь на Андрея, Боря.

- Больше не будете, меньше не будете - это все не то. - Директор поднял на нас глаза. - Это детский сад. А у нас уже школа. И вы старшеклассники.

Комсомольцы. На кого же мне опереться, если не на вас?

Мы молчали. Ждали, куда он клонит.

- Знаете, чего вам не хватает, чтобы быть хозяевами школы? - спросил директор, вставая из-за стола.

С позапрошлого года мне известно, что такие вопросы называются риторическими. Они не предполагают ответа.

- Нам не хватает возможности носить ту прическу, которая по душе. Слова принадлежали мне, а голос нет. Сипение какое-то.

- Только и всего? - рассмеялся директор. - Ответственности вам не хватает, вот чего, - строго добавил он. Все ясно. Это у него пунктик такой - говорить об ответственности.

- Может, у нас вообще не хватает? - предположил Андрей.

Афанасий Андронович не ответил. Понимает риторические вопросы! Он снова сел и домашним голосом спросил, какую прическу мы хотели бы носить.

- "Дикобраз", - честно сказал я.

- "Гаврош", - честно сказал Боря.

- "Нормальную школьную", - торжественно отчеканил Босов. - Вы меня убедили. Можно идти?

- Подожди. Сейчас всех отпущу, - устало сказал директор. - Я хочу, чтоб вы поняли, ребята. Вот кончите школу - обзаводитесь какими хотите прическами.

На здоровье. Будут вам и "гаврош", и этот... "дикарь", что ли? Будут. Но пока вы у-ча-щи-е-ся. И это налагает на вас ответственность. Перед самими собой.

Перед учителями. Перед младшими товарищами, наконец. Порядок есть порядок. Так что давайте не будем!

- Так Матюшин же с самого начала сказал, что мы больше не будем! нетерпеливо воскликнул Андрей и пожал Боре руку.

- Я рад, что мы нашли общий язык, и надеюсь к этому не возвращаться. Директор поднялся. - До свиданья.

До свиданья, Андреевы клеши! До свиданья, моя причесочка! Здравствуй, отутюженный Боря!

2 сентября

Постригли.

7 сентября

Почти неделю не мог открыть дневник. Плохо для меня начался этот учебный год.

Постричь-ся - значит "постричь себя". Так нас Бабуся учила на уроках русского языка. А меня ПОСТРИГЛИ. Против моей воли. Да еще парикмахерша попалась бестолковая: полголовы обчекрыжила под допотопную "канадку". До-ис-то-ри-чес-ку-ю!

Думал, в школе засмеют. Ничего, обошлось. Андрей мне в утешение придумал поговорку: "Волосы не мысли, вырастают быстро".

8 сентября

В середине седьмого класса студенты-практиканты замучили нас длиннющими анкетами. Тогда же "Группа АБЭР" осуществила заброску в глубокий тыл противника. Было проведено совсекретное социологическое исследование "Уровень психической полноценности наших девочек". Агенты А, Б, Э и Р получили одно и то же задание: толкнуть девчонку (на уроке, на перемене, в буфете) и "зафиксировать реакцию", то есть, что она скажет.

Эксперимент проводился десять раз в примерно равных условиях. Было отмечено семь восклицаний "дурак" с двумя вариациями: "дурак ненормальный" и "дурак малахольный". "Ненормальный" и "малахольный" как однородные члены взаимно уничтожаются - остается "дурак" в чистом виде.

Оля Савченко сказала: "Ты что, того?"

Ира Макешкина сказала: "У тебя что, совсем?"

Но и это очень близко к общему результату, который (после обработки статистического материала) был сформулирован так: девочки наши жутко нервные и нa нашего брата реагируют абсолютно одинаково.

Правда, Аня Левская, помню, испортила картину, пробормотав в ответ на мой толчок что-то вовсе несуразное: "Зачем ты так?" Смех из меня чуть не брызнул, как повидло из пирожка, но я вовремя вспомнил, что нахожусь на задании, и опять нахально задел ее плечом. Центр ждет информацию и получит ее! Буфетная очередь, состоявшая главным образом из девчонок, вела себя агрессивно: "Вытолкать его, дурака такого!"

Но Анюта принялась меня защищать: "Ничего, ничего...

Он нечаянно..."

Чтоб не смазать общей картины, я не стал передавать ее нетипичные ответы в Центр...

И вот вчера, потехи ради, наша троица решила повторить давний эксперимент.

Без "дураков"! Девочки стали совсем другими. Не только внешне (на физкультуре я в первую минуту даже глаза зажмурил - думал, ослепну). И повадки у них иные, и голоса, и слова.

Та же Оля Савченко сказала: "Как ты с девушками обращаешься!"

Та же Ира Макешкина сказала: "Наши юноши в своем репертуаре".

Это уже не та Оля, не та Ира.

И только Аня Левская, как и полтора года назад, прошептала: "Зачем ты, Эдик, ведь ты же совсем не такой..."

Забыл, какое сегодня число. Кажется, 11-е. Или 12-е? Впрочем, какая разница! Числа хороши в моей любимой математике, где у них есть вес и смысл, где каждое из них красиво на своем месте, а в изящной словесности можно обойтись и без них. Какая разница, какое сегодня? Долой числа из дневника совсем!

Вот какая новость: Бабуся от нас уходит. На пенсию. А мне не хочется с ней расставаться. Не то чтобы я любил Бабусю, нашу Марию Степановну. Тем более к литературе я совершенно безразличен. Как вспомню все эти сравнительные характеристики - бедные литературные герои, мы же их разбирали, как двоечников на классном собрании. По поступочку, по словечку. Как только они живыми оставались! А сочинения - какая тоска! В восьмом классе я даже такой пункт плана взял в заключении: "Мое отношение к Пушкину". Модно было про "свое отношение", вот я и взял. А какое у меня отношение к Пушкину? Я даже не понимаю, почему он гениальный поэт...

Да, Мария Степановна уходит. Не знаю, чего я к ней так привязался. Вроде она меня не жаловала...

В четвертом, что ли, классе, помню, первый раз высказал на литературе свое мнение. Проходили мы басню дедушки Крылова "Стрекоза и Муравей". Мария Степановна и спрашивает: "В чем, дети, мораль?" Тяну руку: "Мораль в том, что почему он такой жадный..." - "Кто жадный?" - изумилась учительница.

"Муравей, - отвечаю. - Стрекоза к нему зачем прилетела? Помощи просить. А он еще издевается: "Так пойди же попляши!"

Многие засмеялись, а Мария Степановна решила, что Градов издевается над Крыловым, и до восьмого класса я не задавал ни одного вопроса. Спрашивают - отвечаю, а сам - ни-ни!

Когда проходили "Деревню" Пушкина, я вылез из молчального окопа и спросил, как понимать строки "Там девы юные цветут для прихоти бесчувственной злодея".

И опять "получил по башке, чтоб не высовывался"

(это мне Андрей потом так объяснил). А Мария Степановна возмутилась: "Циник ты, Градов!" И целую четверть меня дразнили Циником, хотя я и сейчас не пойму, в чем же состояло мое "наглое и бесстыдное поведение". Пушкин написал, а мне нельзя спросить?