Шамиль Ракипов - Откуда ты, Жан? Страница 42

— Мы бы помогли…

— А что я должен делать, простой разгрузчик? Если выгружать — пожалуйста.

— Не разгружать, а набирать.

— Что набирать?

Кабушкин, достав из кармана сложенную вчетверо немецкую газету, вытянул из неё первый номер «Звезды».

— Надо набрать нам второй номер.

Хасан вцепился в газету и начал читать её название вслух:

— «Звязда». Орган Минского горкома КП(б)Б. Червень, 1942 год. Шырэй партизанскую баратьбу!»

— Квартиру Татьяны Яковенко на Издательской улице, надеюсь, вы знаете, — сказал Жан. — Сегодня же приходите.

— Прости, дорогой, — облегчённо вздохнул Хасан. — Думал: провокатор. Как раз ты вошёл, когда я собирался идти к Яковенко. Товарищу Казаченко вчера ещё пообещал. Мы с ним старые знакомые.

— Мы с вами — тоже.

— Как? Я вас не помню.

— Сейчас одно слово скажу и вспомните.

— Ну, ну…

Кабушкин сказал на татарском языке незабываемые дорогие слова, которые научил его в детстве Харис:

— Я вас люблю!

Глаза Хасана расширились.

— Оттуда? — спросил он, кивнув головой на восток.

— Из Казани.

— Действительно, мы с вами старые знакомые![8]

Газета вышла в назначенное время. Народ передав вал её из рук в руки. Жители Минска приободрились.

Расплата

После провала Минский подпольный центр перебрался в лес и руководил борьбой народных мстителей через многочисленных связных. Поэтому Жану пришлось чаще бывать в городе. Мелкие партизанские отряды к этому времени объединились в крупные соединения и наносили оккупантам более ощутимые удары Генеральный комиссариат Белоруссии, во главе которо го стоял наместник Гитлера гаулейтер Вильгельм фо Кубе, вынужден был просить из Берлина дополнительные воинские части для борьбы с партизанами. Крупные механизированные соединения, численность которых доходила до сорока тысяч человек, были брошен в белорусские леса. Но партизаны умело маневрировали: уклоняясь от главных сил, они молниеносными ударами обрушивались на карателей там, где их совсем не ожидали.

Партизанам помогала Большая земля. Самолёты ночью доставляли оружие, боеприпасы, медикаменты. Регулярные войска фюрера таяли — застигнутые врасплох, они уничтожались по частям. Борьба народных мстителей усилилась и в самом городе. Жан и десятки других связных проникали в Минск лесными тропами, передавали мины, специально изготовленные для диверсий. По ночам взрывались казармы, военные склады, взлетали на воздух отправляемые на фронт железнодорожные составы.

Оккупанты за такие дерзкие операции зверски мстили мирным жителям, расстреливая заложников. Но жестокий террор не запугал советских патриотов. Не давала желаемых результатов и гебельсовская пропаганда, распространявшая грубую клевету на советскую власть. Тогда и созрел коварный план отравить сознание белорусского народа ядом национализма. Созданная в конце 1941 года из предателей так называемая «Белорусская народная самопомощь» по указке гитлеровцев обратилась к «сознательным белорусам» с призывом вступать в полицейский корпус обороны. Стало известно, что гитлеровцы готовятся также основать «Союз белорусской молодёжи», задачей которого являлось: «оторвать молодых белорусов от Востока и приобщить их к арийскому Западу».

Подпольный комитет решил усилить агитационную работу и уничтожить главного палача Белоруссии гаулейтера Вильгельма Кубе, областного комиссара Людвига Эренлейтера, начальника областной жандармерии Карла Калла, зондерфюрера Иоганса Эркаченко, главарей национал-фашистов Акинчица, Козловского, Ивановского и других предателей.

Жан, как руководитель оперативной группы, получив задание — покарать именем народа Вильгельма фон Кубе, начал собирать сведения об этом наместнике Гитлера. Самый страшный палач Белоруссии оказался любителем литературы — одной и той же авторучкой он подписывал свои распоряжения о зверских расправах над тысячами безвинных людей и с умилением писал свою весёлую комедию. Однажды Жан увидел его на главной улице Минска: тот шествовал в сопровождении прислужников и под усиленной охраной. Гаулейтер в белых перчатках бросал конфеты маленьким детям, которых по его распоряжению гнали под конвоем в концлагерь вместе с родителями. Однако этот палач-изверг чувствовал гнев народа и поэтому беспрестанно переходил с одной квартиры на другую, всегда ездил в сопровождении одинаковых автомашин, меняя место в колонне. Доступ к его дому преграждала сложная система пропусков. У дома круглые сутки гарцевали конные и пешие патрули, ходили парами переодетые в гражданские костюмы телохранители.

После долгих мытарств Жан познакомился в городе с горничной Кубе. Та сказала ему, что гаулейтер даже не ест и не пьёт без предварительной проверки своего врача всего того, что подают на стол. От неё же узнал он о том, что Кубе собирается ехать в Смолевичи, где выступит с речью на митинге. В дороге будут охранять его наряд мотоциклистов и броневики. Дорога уже закрыта и вдоль неё выставлены часовые.

Жан решил ехать в Смолевичи. Уговорил фотокорреспондента гнусной газетёнки, выпускаемой предателем Козловским, отведать в ресторане французского вина. Затем на редакционной машине заглянули вдвоём к Нюре, знакомой Жана. Это была та самая Нюра, которая спасла его в начале войны. Теперь она жила в центре города, выполняя задания подпольного комитета.

В её комнате всё было готово к приёму гостей. После добавочной порции вина, прихваченного в ресторане и приправленного Нюрой изрядной дозой снотворного, фотокорреспондент раскис. Хозяйка и Жан уложили его спать, а сами, закрыв квартиру, спустились вниз…

Жан уверенно вёл машину корреспондента, на ветровом стекле которой был приклеен специальный пропуск для участия в предстоящем торжестве. Развеселившаяся Нюра беззаботно хохотала, то и дело щёлкая затвором фотоаппарата. Несколько раз их задерживали на дороге часовые, проверяли документы, заглядывали в багажник, но раскрыть лежавшие на заднем сидении футляры фотоаппаратов не догадывались.

— Жан, а что будет с фотографом? — спросила Нюра. — Его ведь надо убрать…

— Зачем? — ответил он. — Пусть выспится. После скажет нам спасибо, что сами сфотографировали Кубе за него.

— В последний раз, — добавила Нюра. — Дай бог, чтобы только всё обошлось благополучно.

Жан повернул машину в сторону отеля, напротив которого плотники под неослабным взором гестаповцев и полицаев достраивали трибуну.

— Подожди меня в машине, — сказал Жан и, взяв на сиденье футляры — один с фотоаппаратом, другой с миной, повесил их ремни себе на плечи. — Пойду опохмелюсь.

В баре он заказал себе столик и угощал всех, желающих промочить горло. Через полчаса плотники ушли. Жан тоже вышел из бара заснять готовую трибуну.

Всунутая в рукавицу мина выпала из футляра и притаилась под лестницей трибуны, ожидая своей жертвы. Но Кубе не приехал…

В назначенный час, когда Жан вырулил машину за город, прогремел сильный взрыв. То взлетела на воздух трибуна.

— Жаль, без оратора, — вздохнула Нюра. — Не угадали.

— Ничего, — успокоил её Жан, — в другой раз угадаем.[9]

В начале декабря были сильные метели, выпало много снегу. Партизанские отряды ушли в глубокие леса Поэтому Жан две недели не показывался в городе. Вернулся он в середине декабря изнурённый, усталый.

Осведомлённая в партизанских делах Нюра уже давно его ждала. Было много новостей, неотложных дел, связанных с подготовкой побега из лагеря военнопленных, где по соседству она работала буфетчицей. Там же, в буфете, у неё в кульках с мукой лежали новые крупные шрифты для листовок, вынесенные из Дома печати для передачи в надёжные руки…

Однако Нюра не торопилась делиться новостями. Прежде кинулась к нему и повисла на шее. Она должна была это делать, избегая лишнего любопытства соседей, живших за перегородкой. Для них они — жених и невеста.

— Раздевайся, Жан, и садись к столу. Сейчас я налью тебе горячего чаю.

— Спасибо, — сказал он. — Прежде хотелось бы услышать, что нового.

Нюра начала рассказывать.

Жан слушал её внимательно. Синие глаза его сузились, на лбу образовались морщинки. Он думал о предстоящих делах, о встречах, которые должны состояться на улице и которые ни в коем случае не должны вызывать подозрений.

— Шрифты, говоришь, новые для листовок? — переспросил он, оживляясь. — И много ли?

— Порядочно. Только не знаю, кому передать их. Новые.

— Найдём.

Выпив предложенную чашку чая, Жан поднялся.

— Пошли!

— Куда?

— Проветримся.

— Но ты же устал. Отдохни.

— Успею…

Нюра переоделась, и вскоре они вышли на улицу.