Александр Кононов - Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3) Страница 54

На углу Среднего Барятин остановился в удивлении: на привычном месте не было городового.

- Попрятались, - словно в ответ ему, проговорил кто-то вполголоса.

- Главные-то их силы на чердаках сидят, у пулеметов. Чуть что - они сверху поливать нашего брата примутся...

- Пусть только попробуют.

За последние дни каким-то путем широко стал известен среди населения хитроумный план министра внутренних дел Протопопова: вызвать преждевременную вспышку народного гнева и погасить ее - силами полиции повсеместным обстрелом с крыш.

Заводы роптали открыто, озлобленно, с каждым днем все решительней.

Голодные рабочие бросали станки и выходили на улицу - безоружные, хорошо зная, что часом раньше или часом позже их встретит пулеметный огонь. К рабочим присоединялись женщины, случайные прохожие и, конечно, вездесущие, неутомимые мальчишки.

Собиравшиеся на перекрестках кучки людей росли, вырастали в толпы, шли куда-то, - движение это с первого взгляда казалось стихийным, и только посвященные знали: есть сила, которая всем этим руководит, - ее так и не смогли подавить бесчисленные и бессмысленные аресты.

Барятин к посвященным не принадлежал.

Он потолкался в толпе... Какой-то солдат, тревожно оглядываясь во все стороны, позвал его к воротам и спросил сиплым шепотом:

- А что, вертаться нам в казармы или нет?

- Ни в коем случае! - с неожиданной для себя решительностью велел Барятин и вдруг сообразил: надо что-то делать. К кому-то идти. Но к кому?

Многих он знал в Питере, начиная с мадам Клембовской и кончая добродушнейшим Семеном Шахно.

А пойти в такое время было не к кому.

Растерянный, он поспешно шагал по улице, все ускоряя для чего-то шаг, вдыхал крепкий морозный воздух (мельком подумал: окончательно застудил легкие, умру...) и вдруг увидел себя перед знакомым домиком на Черной речке: здесь жила Даша.

Он увидел ее на пороге, закутанную в теплый платок, бледную, с лихорадочно горящими глазами.

- Винтовки начали давать на Восьмой линии, - сказала Даша, глядя не на Барятина, а куда-то поверх его плеча. - Погодите, Борис Сергеевич, вместе пойдем. Только вот комнату закрою.

Через минуту она вышла, застегивая на ходу шубку, и они почти побежали вдвоем, словно боялись опоздать.

На углу Восьмой линии, на втором этаже неприметного каменного дома, в обширной пустой комнате сидели за конторским столом двое: низенький усатый человек, по виду - рабочий, и военный с погонами прапорщика, с лицом желтым и нездоровым. На столе перед ним лежали груды винтовок, шашек и даже два кинжала, один из них - в дорогой оправе из слоновой кости.

Усатый посмотрел на студенческую шинель Барятина и велел прапорщику:

- Выдать одну винтовку.

- Одну на двоих? - зазвеневшим от обиды голосом спросила Даша.

- Нет, на одного. Ты, девушка, останешься здесь, мне помощница будет нужна.

Желтолицый прапорщик, болезненно хмурясь, выдал Барятину винтовку и узкую полосу красного ситца.

Даша торопливо пошарила у себя в карманах шубки, вытащила английскую булавку и зашпилила полосу на рукаве Барятина чуть повыше локтя.

- Твой пост, товарищ, - сказал низенький рабочий, - будет на углу Среднего проспекта и Шестой линии. Гляди веселей: там винный склад имеется, как бы не разбили. Разобьют - ответишь! Понятно?

- Понятно, - с чувством огромного душевного облегчения ответил Барятин и, крепко держа винтовку обеими руками, стал спускаться по грязной, заляпанной талым снегом лестнице - по ней навстречу ему шли рабочие, студенты, солдаты...

- Ты уже получил оружие? - с радостным удивлением спросил знакомый голос.

Барятин в волнении не разобрал, его ли это окликнули, - так торопился к выходу.

Уже выйдя на Шестую линию, он услышал откуда-то сверху отрывистые, сухие выстрелы, что-то резко щелкнуло рядом с ним на покрытой снегом мостовой - раз, другой...

Растерянно оглянувшись, он встретился глазами с широколицым матросом, стоявшим в нише раскрытых ворот с карабином, надетым через плечо дулом вниз; скаля не то весело, не то свирепо белые зубы, матрос махал ему бескозыркой.

Барятин нерешительно пошел к воротам и вдруг услышал женский вопль:

- О господи, да скорей же! Убьют!

Подойдя ближе, он увидел, что за матросом стоит в воротах целая толпа. Тут были рабочие, солдаты, женщины...

Одна из них, должно быть, и крикнула: "Убьют!"

- Ты такой отчаянный или просто не разобрался, что к чему? - спросил Барятина матрос. - Это ж по тебе, по твоей повязке садили с колокольни...

- Никак не пристреляются, - проговорил бородатый солдат-ратник, снял с всклокоченной головы папаху, почесал за ухом, снова надел: - Сверху трудно...

- Снизу легче? - засмеялся матрос.

- А снизу ты и вовсе его не зацепишь. Он в укрытии.

- "В укрытии"! Что ж, так мы тут и будем хорониться? Или как, по-твоему: должны мы спустить фараонов с неба на землю?

- В обход надо. (Барятин оглянулся на голос - говорил стоявший в углублении ворот пожилой рабочий.) В обход, с Малого проспекта...

- Веди! - сразу же решил матрос.

Он первый высунулся на улицу из ворот, и тут же о фундамент дома цокнула пуля.

- Не так просто, - сказал рабочий. - Придется по одному перебежать на другую сторону, а уж оттуда - податься на Малый проспект.

Наступило молчание.

Кто-то прошептал, вздохнув:

- Ох, лютуют над народом!

- А ну, кто за мной? - закричал матрос и, сорвав с плеча карабин, бегом кинулся на мостовую.

За ним выбежал пожилой рабочий, следом за рабочим - Барятин и солдат-ратник.

На колокольне, что стояла между Малым и Средним проспектами (церковная паперть выходила на Восьмую линию), словно провели железной палкой по частоколу.

- Из пулемета садят, драконы! - пробормотал матрос, перебежав на другой тротуар, снял бескозырку и вытер рукой потный лоб.

- Жарко стало? - с насмешливым участием спросил пожилой рабочий, добежавший секундой позже.

- Жарко! Ну, друг, показывай, где тут твой обход, я нездешний.

- Надо будет так: до Малого проберемся без помех - если будем держаться ближе к стенам, тут пуля нас не достанет, - по Малому проспекту тоже. А с Восьмой линии надо пробиваться в открытую, с боем. Правильно? неожиданно обратился рабочий к Барятину.

- Правильно, - просипел Борис, от волнения судорожно поводя шеей.

- А ты как считаешь? - Матрос поглядел на ратника. - Ты из Павловского полка, что ли?

- Ага! - Солдат озабоченно глядел на верхушку колокольни. - Нелегкое, братцы, дело будет снять их оттуда.

- Там видно будет, - хмуро отозвался рабочий. - Мы на легкие дела подряда не брали. Цепочкой шагайте, потесней к стене!

С минуту шли молча, прижимаясь то к стенам, то к оградам, которые, на счастье, были здесь высокие, каменные.

На углу Малого к ним присоединились еще несколько солдат. Двое из них были без винтовок.

- Вы что, папахами воевать собрались? - насмешливо кивнул им матрос на ходу.

- Видишь, какое дело, - ответил солдат помоложе; вид у него был на редкость смирный: - Не догадались мы давеча...

- Не догадались? Побоялись, скажи лучше. В казармах винтовок хватает.

- А теперь одна у нас надея - добыть оружие с бою.

- Ишь ты! Да ты, земляк, я вижу, не так уж робок?

Рабочий сделал знак рукой:

- Подходим к углу Малого. С угла по Восьмой линии еще с десяток шагов можно пройти незаметно, а там - по команде - бегом.

- Проверить оружие! - сказал матрос, снял снова бескозырку и вытер лоб.

Барятин повернул затвор винтовки и похолодел: хотя он в своей жизни, кроме охотничьих ружей, никаких огнестрельных предметов в руках не держал, нетрудно ему было догадаться, что винтовка его не заряжена.

Сказать? А разве этим поможешь?

Крадучись, полусогнувшись, подошли к церковным воротам.

- Раньше времени не стрелять! - хрипло проговорил матрос и первым кинулся во двор.

Барятин увидел голубей; зашумев крыльями, они поднялись с колокольни, со второго ее яруса, и, описывая широкие круги, стали подниматься к небу. "Глупые птицы, тут же стрелять будут".

Он бежал, стараясь не отстать от матроса.

На первую площадку колокольни ворвались без выстрела. На площадке со свету казалось совсем темно; пахло сыростью, известкой, птичьим пометом.

Слышно было, как тяжело дышит матрос.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, обозначились впереди выщербленные ступени; у стен лежал косыми грядами снег, занесенный ветром. Перил не было.

- Теперь, товарищи, поаккуратней, - вполголоса сказал рабочий. - Тут и упасть недолго.

Шершавые стены были покрыты инеем. Подниматься пришлось медленно, шаг за шагом. Лестница повернула в сторону. Наверху блеснул просвет, и матрос, закричав: "Сдавайся, фараоны!" - выстрелил из карабина и цепко побежал по ступеням на вторую площадку.

Здесь было светло и пусто. Кое-где из-под осыпавшейся штукатурки краснел кирпич.

- Эй! Клади оружие, шкуры!