Александр Кононов - Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3) Страница 55

Здесь было светло и пусто. Кое-где из-под осыпавшейся штукатурки краснел кирпич.

- Эй! Клади оружие, шкуры!

Матрос снова выстрелил.

На повороте к третьей площадке нападавших неожиданно встретили протянутые руки в вязаных теплых варежках.

- Оружие! - неистово заорал матрос.

На свет вышел приземистый городовой в толстой шинели, в башлыке, в валенках с калошами; трясущимися руками он отстегивал кобуру револьвера. Рыхлое его лицо было испуганное, злое.

- А ну, не балуй! - со зловещим спокойствием проговорил рабочий и наставил дуло винтовки к самым глазам городового. - По-русски сказано: сдавай оружие!

Сзади, за городовым, показались еще две головы в круглых шапках с бляхами-гербами, послышался лязг металла - полицейские, торопясь и толкая друг друга, выкатили на площадку пулемет системы "максим".

- Ну, вот это другой разговор. Теперь - без дурости, лапки кверху на двор!

- Повыше еще надо поглядеть, - пробормотал молодой солдат - тот, что был без оружия, - торопливо стал карабкаться по последним ступенькам наверх, где под шатром крыши висели колокола.

- Ты только не вздумай звонить там! - возбужденно захохотал матрос.

Через несколько секунд сверху раздался глухой голос солдата:

- Тут ничего больше нет.

Рабочий поправил на плече винтовку:

- Ну что ж... Поведем теперь арестованных по назначению.

- Куда это? - не понял матрос.

- К Тулочкину, куда же еще? - ответил рабочий таким тоном, будто это само собой разумеется. - А вы с нами? - спросил он Барятина.

- Конечно, конечно! Впрочем... Мне, собственно, надо быть на углу Среднего и Шестой линии. Там мой пост.

- Ваш пост? А что же вы бросили его? Попадет вам от Тулочкина. Рабочий хмуро усмехнулся.

- Да ведь стрелять начали... - неуверенно начал Барятин.

- Ну что ж - стрелять... Мы и без вас управились бы.

Рабочий, не глядя больше на него, стал рядом с матросом позади арестованных и скомандовал:

- Вперед, живо!

С чувством легкой обиды Барятин повернул к Шестой линии.

Когда он уже подходил к углу Среднего, из полуподвала на тротуар выбежала женщина в шляпке, крича исступленно:

- Позор! Позор! Позор!

Ее сразу же окружили прохожие.

Женщина высоко подняла длинную, в виде конуса, бутылку (в таких обычно продавали "Несравненную рябиновую" Шустова) и швырнула ее на тротуар. Осколки стекла звонко брызнули в разные стороны, бурая жидкость разлилась пятнами на снегу.

- Позор!

Барятин узнал курсистку Репникову, с которой он когда-то стоял в очереди за театральными билетами. Шляпка у ней сбилась на сторону, вдоль румяной щеки висела прядь стриженых волос.

Тут же переминался с ноги на ногу и сконфуженно ухмылялся огромный солдат.

- Что тут происходит? - повелительным тоном спросил Барятин.

Ведь это было совсем близко от поста, который ему доверили...

- Позор! - снова воскликнула Репникова. - Этот субъект забрался в винный погреб!

- Да погодите вы, барышня, я вам уже докладал: он отворенный был... Ну, мы и зашли. Теперь, сказывают, все народное.

- Позор! Он хотел вызвать пьяный погром!

- Позвольте-ка, - отстраняя с дороги одной рукой солдата, а другой Репникову, сказал Барятин таким тоном, что все собравшиеся сразу поверили: именно этому студенту с красной повязкой на рукаве и дано право распоряжаться здесь. - Кто открыл винный склад?

- Он отворенный был, - повторил солдат.

Барятин спустился по лесенке в подвал. На него пахнуло крепким винным духом, затхлым запахом плесени. Он задумался - на мгновенье. Что-то надо предпринять. Немедленно.

- Где дворник этого дома? - вернувшись из подвала, властно спросил Барятин и, случайно встретив в толпе восторженно-доверчивый взгляд какого-то паренька, на вид лет шестнадцати, ткнул в него пальцем: - Ну, вот вы! Поищите дворника. Скажите ему, что я велел ему сейчас же прийти сюда. Двоих нужно поставить охранять склад. Станете вы! - приказал он солдату.

- Что вы делаете? - закричала Репникова. - Он же первый украл бутылку!

- Попрошу не вмешиваться в мои распоряжения, - холодно заявил ей Барятин. - Сюда нужно еще одного человека.

- Я могу, - вышел из толпы человек в коротком полупальто и барашковой шапке - с виду рабочий.

- Где работаете? - строго спросил Барятин.

Рабочий взял руки по швам:

- На Семянниковском!

- Становитесь. Вы вдвоем будете отвечать за сохранность винного склада. Остальных прошу идти по своим делам.

Восторженный холодок пробежал по спине Барятина. До чего ж все толково у него выходит! Увидел бы его сейчас Григорий Шумов!

Паренек, важничая, привел испуганного дворника-старичка.

- Кто открыл склад? - требовательно прикрикнул на него Барятин.

- Не могу знать!

- Сейчас же разыщите замок, любой, какой найдется, и навесьте на двери погреба. Эти два товарища будут нести охрану склада.

- Слушаю!

Дворник рысцой побежал исполнять приказание.

Собственноручно навесив принесенный дворником замок и вручив ему ключ со строгим наказом - не давать никому, Барятин пошел наконец на свой пост.

Мороз усилился. Небо было тугое, в свинцовых тучах. Где-то за Невой постреливали.

Промчался к Большому проспекту на предельной скорости грузовик с вооруженными солдатами и рабочими, - над кабиной шофера развевался красный флаг.

Вечером поднялся ветер, угнал к морю тучи, и над высокими крышами города, огненный, яростный, разлился закат.

Барятин прохаживался взад-вперед, воинственно придерживая рукой незаряженную свою винтовку, и все время видел себя как бы со стороны: картина получалась привлекательная. Посмотрел бы на него Григорий Шумов!

41

С минуты ареста у Григория Шумова один только раз тоскливо сжалось сердце - когда ворота тюрьмы закрылись за ним с железным лязгом.

Вот он и в неволе!

По обе стороны ворот под тусклым фонарем стояли часовые в черных шинелях. Один из них огромным ключом стал замыкать ворота.

Околоточный Васильев, судя по всему, бывал здесь не один раз. Привычной рукой он нашарил в полумраке боковую дверь, отворил - Шумов вошел вслед за ним в коридор с низко нависшим потолком, впервые в своей жизни вдохнул тюремный воздух - неимоверно спертый, затхлый, пропитанный каким-то застарелым кислым запахом, до того едким, что с непривычки першило в горле.

Их встретил, звеня связкой ключей, младший надзиратель и повел в канцелярию.

Канцелярия оказалась обыкновенной комнатой, уставленной конторскими столами и шкафами, через застекленные дверцы которых виднелись связки "дел" в коричневых обложках, с тесемками, похожими на шнурки от ботинок. Однако окна в этой комнате были загорожены толстыми решетками.

В этот час в канцелярии был только один чиновник, с хмурым лицом плохо выспавшегося человека, - должно быть, дежурный; при виде вошедших он потянулся, широко зевнул, отчего на глазах его выступили слезы, нехотя взял у околоточного толстую книгу, имевшую вид разносной, что-то черкнул в ней и буркнул сердито:

- Произвести личный обыск.

Околоточный Васильев, козырнув, молча ушел, а тюремный надзиратель подошел к Шумову и сказал почему-то шепотом:

- Раздевайтесь.

Гриша снял шинель.

- Дальше, дальше, - прошептал надзиратель, - до белья.

Он вывернул наизнанку все карманы в одежде Григория Шумова, стараясь, чтобы каждое его движение было видно не перестававшему зевать чиновнику, тщательно ощупал изнутри подошвы ботинок и, отложив в сторону кожаный ремень от брюк, сказал:

- Можете одеваться.

- А пояс? - спросил Гриша.

- Новичок, видно, - кисло усмехнулся чиновник.

- Ремни, подтяжки, веревки, помочи, - монотонным голосом, словно повторяя давно заученное, проговорил надзиратель, - согласно инструкции, заключенным не выдаются.

Ах, да - это ведь делалось для того, чтобы узники не могли повеситься. Как-никак - забота. При этой мысли Гриша усмехнулся. Хмуро наблюдавший за ним чиновник вдруг рассердился:

- В восемьдесят первую камеру!

Он крикнул это с таким видом, как будто решил строго наказать Шумова за его неуместную при таких обстоятельствах улыбку.

Уже рассвело, когда Гриша переступил в сопровождении надзирателя порог камеры.

Ничего страшного в ней, кроме присущего всей тюрьме отвратительного запаха, на первый взгляд не замечалось.

Навстречу Шумову неожиданно хлынул шквал громких возгласов:

- Добро пожаловать!

- Нашего полку прибыло!

- Коллега, сюда шагайте! В тесноте, да не в обиде.

Надзиратель, проворчав довольно равнодушно: "Шуметь не положено", пошел к дверям, сопровождаемый громким смехом.

Большинство арестованных, судя по их тужуркам, были студенты. В доме предварительного заключения арестантские халаты не выдавались.

К Шумову подошел длиннобородый, солидного вида мужчина в форме Лесного института и отрекомендовался:

- Староста здешней камеры, так называемой студенческой. Ваше место, коллега, вон там, у самого окна. Располагайтесь и чувствуйте себя как дома.