Мария Прилежаева - Осень Страница 7

Так она могла бы сказать.

Что он ответил бы? Он не посмел бы ее уволить, да ему и не дали бы! Но как оставаться работать, когда за каждым твоим шагом следит недобрый пытающий взгляд, каждое твое слово ловит настороженное ухо? Слабая. И годочки подошли... Она и вправду стала все что-то терять, забывать, тосковать...

Можно было попроситься в какую-нибудь школу-новостройку. Город растет, на окраинах, может быть, даже и нужда в учителях. Но при мысли о новостройке в ней поднималась темной бурей такая гневная гордость, какой она и не подозревала в себе. Из своей школы, где проработала столько лет, проситься в другую? Проситься?! Нет. Вы просите меня.

"Стоп, стоп, Ольга Денисовна! Собственно, кто вы такая, чтобы так уж вами дорожить? Хорошая учительница? Это - да, не поспоришь".

Но прежний директор, добрый, чуть ироничный (два года назад схоронили), говаривал: "Вы, Ольга Денисовна, хорошая учительница, да по теперешним требованиям некоторых качеств вам не хватает. Не хватает вам практической сметки, раз. Общественной жилки, два. К примеру, на учительской конференции о своем педагогическом опыте выступить. На торжественном собрании слово о задачах и о чем-нибудь таком произнести. Докладывать, показываться на глаза руководству. - Он шутливо диктовал ей программу, которой сам ни когда не следовал. - Днюете и ночуете в школе, Ольга Денисовна, на школе всю себя тратите. А другое..."

Другого у Ольги Денисовны не было. Не депутат, не заслуженная. А могло бы? Могло бы, да не было.

За такими размышлениями Ольга Денисовна, незаметно для себя, засиживалась над брошенной тряпкой до прихода с работы соседей, и комната оставалась неубранной, потому что соседка Нина Трифоновна, продавщица галантерейного отдела универмага, едва заявившись домой, уводила ее на общую кухню чаевничать, ужинать и "делиться о жизни". Ольга Денисовна давала себя уводить. Раньше все занята, занята, теперь время беречь незачем.

- Вам картошку чистить, - командовала Нина Трифоновна, - а я скоренько антрекоты поджарю. Вовка голодным волчищем вернется, сей минут подавай, а то гаркнет, сердце в пятки уйдет.

Вовка, муж пятидесяти пяти лет, электромонтер ЖЭКа, всей округе известен был услужливостью и незлобивым характером, так что "гарканье" его было чистейшей фантазией Нины Трифоновны. У них не было детей, все нерастраченное материнство Нина Трифоновна отдавала своему седеющему, насквозь прокуренному Вовке, обихаживала, холила, поила, кормила, и жили они, как говорится, душа в душу. Раньше Ольга Денисовна не ценила рядом с собой это маленькое, тихое счастье, даже слегка пренебрежительно относилась к нему, привыкнув и любя говорить с учениками на литературном кружке о других чувствах и образах, красивых и ярких, "Незнакомке" Крамского и Блока, Настасье Филипповне Достоевского, Аксинье Шолохова...

Теперь, проводя за общим ужином вечер с соседями, она грелась возле их тепла, как путник, застигнутый ночью, греется у небольшого костерика...

Нина Трифоновна была великой охотницей посудить об удачах и бедах, горестях и радостях ближних. Самой ближней была соседка по коммунальной квартире Ольга Денисовна, в судьбе которой произошел крутой поворот. Нина Трифоновна видела, учительница сникла, с каждым днем гаснет, и жалела ее.

- И что это, Ольга Денисовна, без причины голову вешаете? Не с чего вам голову вешать. На прожитие пенсии довольно? Обувка, одежка, мебелишка кое-какая есть, на пропитание в ваши годы много ли надо? Значит, довольно. Чего ж вам? Наработались, Ольга Денисовна, хватит. Не все государству да государству, для себя хоть маленько пожить.

Муж, после сытного ужина, удовлетворенно пуская из папиросы "Беломор" колечки сизого дыма, развивал противоположную точку зрения.

- Несознательные твои взгляды, Нина, отсталые. Жизнь тогда есть полная жизнь, когда в ней содержание.

Нина изумленно шлепала себя по коленкам ладонями:

- Содержание! Это что? Цельный день за прилавком стой, это тебе содержание? Да бог с ним! Да спасибочка! Не. Я как до пенсионных лет доживу, в тот же месяц на заслуженный отдых.

- А дальше?

- А дальше попервоначалу примусь за ремонт. Всю как есть квартиру, включая места общего пользования, своими руками подниму до зеркального блеска. Ремонт кончу, хлам разбирать. С хламом расправлюсь - то на тряпки, то чинить, то старьевщику...

- Нынче старьевщики вывелись, - спорил муж.

- Ладно, придумаю что ни то. А после обеда в киношку.

- Одна?

- А хоть и одна? А вечером тебя дожидаюсь с работы. В комнате чистенько, на столе вкусненько.

- Непередовые у тебя, Нина, взгляды.

Нина Трифоновна заливалась тоненьким смехом.

- Гляньте, Ольга Денисовна, а у самого глазки замаслились. Кто из мужиков не желает, чтобы жена полностью при нем состояла, себя не делила, его одного обихаживала?

Муж пускал темный клуб дыма и, следя, как он растекается и тает под потолком, задумчиво говорил:

- Так нет у нее ни мужика, ни детей, ни какой тетки-калеки, за кем бы ухаживать.

Нина Трифоновна смолкала, словно устыдившись чего-то. Молча убирала посуду, искоса поглядывая на учительницу. Никого у Ольги Денисовны. Ни мужа, ни детей, ни тетки-калеки.

7

Все еще не веря глазам, она без конца перечитывала путевку в дом отдыха Рабпроса (профсоюза работников просвещения) на южное побережье Крыма. Едет к морю, на юг! Она, Ольга Денисовна, учительница, не знавшая никуда дорог, кроме Волги, милой Волги, но никуда, кроме Волги, один раз в году, в летние месяцы.

Море. Какое оно?

Ольга Денисовна лежала на верхней полке купе в жестком вагоне; вагон качало, потряхивало; Ольга Денисовна смотрела в окно на летящие мимо сиренево-желтые степи; чистенькие украинские мазанки в вишневых садах; клубящиеся, как белые дымки, облака в светлом небе - знойно, южно.

На юг! В Крым! К морю!

Когда после поезда на крутом повороте автобуса у Байдарских ворот оно сверкнуло слепящей голубизной, скрылось за уступом скалы, снова сверкнуло и больше не уходило, распахиваясь все шире, сияя горячей и ярче, Ольга Денисовна замерла. Вокруг, в автобусе, громко восхищались: ах, ох! чудо! Ольга Денисовна молчала.

Она была одинокой учительницей и с горечью думала о себе: старая дева. Она стеснялась выражать свои чувства, даже высказывать о чем-нибудь мнения - ей представлялось, все только и думают и говорят о ней: "Вон старая дева". Она боялась грубости и насмешек, всюду подозревала насмешки и оттого жила замкнуто, сторонилась шумного общества, да никто в шумное общество ее и не звал. Постепенно в ней усиливались унылость и одинокость. Только в школе она оживлялась.

И здесь, в доме отдыха, не умела сразу себя перестроить и в первый день отправилась к морю одна. Небольшой поселок, где расположился их дом отдыха, в те годы был заселен негусто, просторный пляж был малолюден. Ольга Денисовна убрела подальше от людей. Мелкая галька, еще прохладная после ночи, каменно шумела под ногами; море с тихим плеском набегало на берег. Невыразимое словами чувство изумления и счастья поднялось в ней. Она шла и глядела, глядела на сияющую синеву, где вспыхивали, ускользали, вновь серебрились искры солнца и света, и давно позабытый детский восторг бытия бурно пробудился в ее душе.

И тут она увидела его. Он крупными шагами шел пляжем ей навстречу, и Ольга Денисовна не смутилась, не замкнулась, как обычно с нею бывало при первых знакомствах или неожиданных встречах. Сейчас не имело значения, кто он, откуда, что подумает о ней, как на нее поглядит. Сейчас было море и волшебно вернувшееся из детства и юности, всю ее озарившее чувство свободы и счастья.

- Хорошо? - спросил он.

- Хорошо.

- Тоже впервые?

- Впервые.

- Тогда посидим.

Она засмеялась:

- Почему "тогда"?

Они сели близко у моря. Набирали горсти гальки, сыпали между пальцами, снова набирали, сгребали в кучки. И говорили. С удивлением Ольга Денисовна узнала, что Николай Сергеевич ее земляк и даже ехал в одном с ней вагоне в соседнем купе, тоже по путевке союза Рабпрос, хотя не имеет прямого отношения к школе, а работает заведующим городской опытной ботанической станцией.

Вот и сказалась общественная ограниченность Ольги Денисовны. Не слышать про городскую ботаническую станцию! А чем они там занимаются? Как чем?! Выращивают морозосуховетроустойчивые сорта декоративных растений для украшения города, сельских клубов и так далее, а кроме того, Николай Сергеевич еще специально изучает лечебные свойства трав. Возможно, это редкое в наше время занятие станет его второй профессией или даже основной, все может стать. Как много мы потеряли, позабыв народные знания даров земли, таких простых! Трава? Подумаешь, мудрость. А ведь мудрость.

Так он рассуждал. Они сидели под горячим солнцем, разувшись (он засучил до колен полотняные штаны), море тихо накатывало и холодило им ноги, а он все рассказывал о своих травах, и Ольге Денисовне ужасно понравилось, как он увлечен, - как мальчишка. Сколько ему может быть лет?