Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина - Белоусов Сергей Страница 14

— Ты правда глупый, — вздохнула она. — Совсем как маленький. У меня ноги устали, и есть хочется. Ты мне стул принеси и булочку. А лучше покажи, где, я сама возьму, а то у тебя в лапах она болотом пропахнет.

Бестолковый Глупус засуетился, делая приглашающие жесты, прошлепал к стене, потер ее передним ластом, и в стене проступила и отворилась дверь. Аленка выбралась из клетки, подошла к двери и шагнула внутрь.

Там на полу стояло большое корыто, в котором плескалась на дне та же зеленая жидкость. Очевидно, оно должно было служить удобным диваном для почетных гостей. На небольшом возвышении рядом стояло корыто поменьше. В нем, сталкиваясь и наползая друг на друга, грудой копошились раки, головастики, крупные водяные пауки и проворные, размером всего с кулачок, осьминоги.

К горлу девочки подступила тошнота, она резко повернулась, чтобы выскочить из каморки, но дверь загораживала туша Глупуса, уставившегося на нее преданными круглыми глазами.

И тут раздалась отрывистая дробь барабана, неведомая сила подняла Глупуса вверх, пронесла над Аленой и вдавила в корытце с омерзительной снедью, исчезнувшее под его туловищем.

Девочка выскочила из каморки и застыла на месте. Исчезли ванна, клетка, лампочка на облезлом шнуре и смрадный запах болота. Круглый зал был устлан пушистым белым ковром. Вверху сияла и позванивала многоцветная люстра, а в двух шагах перед Аленкой, протягивая к ней руки и улыбаясь, стоял маленький, чуть повыше ее самой, человечек. На нем был серый плащ до пят, вышитый голубыми драконами. Серебристый, сверкающий до боли в глазах капюшон человечек откинул на спину, и темные кудри рассыпались по плечам, обрамляя его доброе приветливое лицо.

— Я уже все приготовил, — радостно сказал он Аленке. — Пепси-колы ящик, картошки нажарил, салат твой любимый с зеленым горошком и пломбир в шоколадном сиропе. Поехали скорей, а то картошка остынет.

Глава восьмая

Королева пустыни

Медленно переставляя ноги, утопая по щиколотку в песке при каждом шаге, Лиза брела по пустыне. Впереди, сзади и по бокам до самого горизонта расстилался песок, в затылок ей било злое тяжелое солнце. Сколько уже времени идет она вот так, Лиза не знала.

Оказавшись вдруг посреди волнистой и необъятной пустынной равнины без друзей, без сестры, с волшебными таблетками в кулаке, Лиза испугалась, но не удивилась. Сказка есть сказка, случиться может всякое — надо быть готовой к неожиданностям. Только вот что теперь с Аленкой?

Девочка вздохнула и задумалась: как ей быть? Лечь на песок, обмотать голову свитером от солнечного удара и ждать, пока кто-то придет на помощь — несолидно. Значит, надо идти. Куда? Вокруг — сколько хватает глаз — не видно даже холма, за которым можно надеяться встретить оазис.

Поразмыслив, Лиза сняла свитер, обвязала им голову, повернулась так, чтобы солнце светило ей в затылок, и пошла к горизонту. Кто его знает? Может, это обитатели Волшебной страны проверяют ее на мужество и стойкость? В кармане джинсов девочка обнаружила забытую барбариску, сунула ее в рот, и будущее окончательно представилось ей не таким уж страшным.

Так прошло неизвестно сколько времени, но, наверное, немного, потому что солнце за Лизиной спиной только чуть сдвинулось к закату. Но идти становилось все тяжелее. Ноги вдавливались в песок, передвигаться быстро было невозможно. Песок набивался в кроссовки, приходилось то и дело останавливаться и вытряхивать его. Лиза попробовала было идти босиком, но обожгла ноги и обулась снова.

Есть ей не хотелось, но пить… Что там пепси-кола! При виде чашки обычной воды, казалось Лизе, она умерла бы от счастья. Да еще начинала разбаливаться голова.

Был, правда, резерв — волшебные таблетки. Девять красных — бесстрашие и девять зеленых — быстрота и ловкость. Значит, можно продержаться 4–5 часов. Желтые — таблетки хитрости — здесь, наверное, ни к чему. Кого здесь перехитришь посреди песков — саму себя?

Все же Лиза очень надеялась обойтись без таблеток. Ведь было ясно сказано: их можно расходовать только в самом крайнем случае.

Пот заливал глаза, очки то и дело соскальзывали с переносицы. Пришлось снять их и сунуть в карман. Близорукими глазами девочка вглядывалась в расплывающийся горизонт, и вот там вдали забрезжила темная полоска.

Лиза, как могла, прибавила шагу, ойкая от боли в ногах. Непослушный сухой язык, казалось, распух во рту и горел от жажды. Темная полоска приближалась. Уже можно было различить издали ветвистые кроны пальм и какое-то легкое ажурное строение в глубине за ними, — наверное, башенку дворца.

Еще немного, еще двадцать шагов, еще чуть-чуть… Когда Лизе показалось, что до нее доносится даже легкий ветерок, шевелящий листья пальм, видение вдруг качнулось, задрожало и растаяло колдовским маревом.

«Мираж», — поняла девочка. Ноги больше не держали ее. Лиза опустилась на песок, легла на живот, лицом в ком свитера и, забыв о своем стремлении бороться до конца, решила умереть.

Умирать оказалось приятнее, чем представлялось ей до сих пор. Головная боль понемногу уплывала, затылок больше не пекло, жажды не чувствовалось. Под закрытыми веками кружился тихий хоровод разноцветных пятен, предсонных видений, перетекающих одно в другое. Вот выплыло озабоченное лицо мамы, губами она притронулась к Лизиному лбу, и все пропало.

Сколько длилось забытье, Лиза не знала. Она медленно выплывала из пустоты и видела сон.

Солнце, небо, бесконечный песок, посреди песка вниз лицом лежит девочка в синих джинсах и белой майке, уткнув голову в красное пятно свитера. Тело ее неподвижно, а над ним вверху раскручивается, как бы привязанная к солнцу за нитку, черная недобрая птица. Как бывает во сне, девочка была Лизой, и та, что видела все это со стороны, будто на экране, тоже была она — Лиза.

Но вот что-то в картине переменилось: едва заметная точка появилась на горизонте. Сначала она вроде бы не двигалась — так была далеко и вдруг стала стремительно расти, приближаться. Можно уже было различить ее цвета — синий и белый.

Дребезжащий пронзительный звон разбил сухую тишину пустыни. Черная птица в панике всплеснула крыльями, оскальзываясь в воздухе, резко взмыла вверх и растворилась, растаяла — искать другую поживу. А по песку, едва касаясь его мощными колесами, давая звонки, воткнув дуги прямо в небо, с непостижимой скоростью несся к Лизе громадный синий троллейбус с широкими белыми полосами по бокам.

Вот он резко затормозил на полной скорости и встал, как врос в песок в двух шагах от девочки. Дверца у кабины распахнулась, и с водительского кресла спрыгнуло и выскочило наружу маленькое существо — пушистое, золотисто-красноватого цвета — волоча за одну лямку тугой, больше его самого рюкзак.

Тут все поплыло, размылось и исчезло — снова наступило забытье… Лиза очнулась от колкого резкого запаха и ощущения свежести и прохлады. Она медленно перевернулась на спину, подняла голову и села.

Солнце переместилось к закату, под майку забирался легкий холодок, над головой Лизы на четырех шестах был натянут парусиновый тент. Напротив нее на задних лапках (или ножках?), подперев передней правой голову, а в левой держа блестящую поварешку, сидело странное и удивительно забавное существо. Оно походило не то на большую белку, не то на маленькую обезьянку. Все существо от головы до кончиков лапок было покрыто длинной, густой и пушистой шерстью красно-апельсинового цвета — на затылке шерсть загибалась назад и прикрывала уши. Хвост того же цвета, но, опоясанный коричневыми кольцами, пружинисто стоял дугой и зависал над макушкой. На маленьком личике, безволосом, бронзовом, словно загорелом, сияли голубые человеческие глаза, обрамленные темными ресницами. Глаза эти внимательно с ласковым интересом следили за девочкой.

«Пить», — хотела произнести Лиза, раскрывая сухие губы, но выговорилось почему-то другое:

— А зачем вам поварешка?

— Спина чешется, — смущенно объяснило существо, — лапой не достаю. Ну как ты? Встать сможешь?