Арабские сказки - Книга тысячи и одной ночи Страница 16

И так продолжалось, пока вино не заиграло в их головах и умах; и когда напиток взял власть над ними, привратница встала и сняла одежды и, оставшись обнаженной, распустила волосы покровом и бросилась в водоем. Она стала играть в воде и плескалась и плевалась и, набрав воды в рот, обрызгала носильщика, а потом она вымыла свои члены и то, что между бедрами и, выйдя из воды, бросилась носильщику на колени и сказала: "О господин мой, о мой любимый, как называется вот это?" — и показала на свой фардж. "Твоя матка", — отвечал носильщик, но она воскликнула: "Ой, и тебе не стыдно?" — и, взяв его за шею, надавала ему подзатыльников. И носильщик сказал: "Твой фардж", — но она еще раз ударила его по Затылку и воскликнула: "Ай, ай, как гадко! Тебе не стыдно?" — "Твой кусс!" — воскликнул носильщик, но женщина сказала: "Ой, и тебе не совестно за твою честь?" — и ударила его рукой. "Твоя оса!" — закричал носильщик, и старшая принялась бить его, приговаривая: "Не говори так!" И всякий раз, как носильщик говорил какое-нибудь название, они прибавляли ему ударов, так что затылок его растаял от затрещин, и его сделали посмешищем. "Как же это, по-вашему, называется?" — взмолился он наконец, и привратница сказала: "Базилика храбреца!" И тогда носильщик воскликнул: "Слава Аллаху за спасение! Хорошо, о базилика храбреца!"

Потом они пустили чашу в круг, и вторая женщина встала и, сняв с себя одежды, бросилась носильщику на колени и спросила, указывая на свой хирр: "О свет глаз моих, как это называется?" — "Твой фардж", — сказал он, но она воскликнула: "Как тебе не гадко? — и дала ему затрещину, от которой зазвенело все в помещении. — Ой, ой, как ты не стыдишься?" — "Базилика храбреца!" — закричал носильщик, но она воскликнула: "Нет!" — и удары и затрещины посыпались ему на затылок, а он говорил: "Твоя матка, твой кусс, твой фардж, твоя срамота!" — но они отвечали. "Нет, нет!" — "Базилика храбреца!" — опять закричал носильщик, и все три так засмеялись, что опрокинулись навзничь. И они снова стали бить его по шее и сказали: "Нет, это не так называется!" — "Как же это называется, о сестрицы?" — воскликнул он, и девушка сказала: "Очищенный кунжут!" Затем она надела свою одежду, и они сели беседовать, и носильщик охал от боли в шее и плечах.

И чаша ходила между ними некоторое время, и потом старшая среди них, красавица, поднялась и сняла с себя одежды, и тогда носильщик схватился руками за шею, потер ее и воскликнул: "Моя шея и плечи потерпят еще на пути Аллаха!" И женщина обнажилась и бросилась в водоем, и нырнула, и поиграла, и вымылась, а носильщик смотрел на нее обнаженную, похожую на отрезок месяца, с лицом подобным луне, когда она появляется, и утру, когда оно засияет. Он взглянул на ее стан и грудь и на тяжкие и подрагивающие бедра, и она была нагая, как создал ее господь, и носильщик воскликнул: "Ах! ах! — и произнес, обращаясь к ней: —

Когда бы тебя сравнил я с веткой зеленою,Взвалил бы на сердце я и горе и тяжесть.Ведь ветку находим мы прекрасней одетою,Тебя же находим мы прекрасней нагою".

И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщику, села ему на колени и сказала, указывая на свой фардяс: "О господин мой, как это называется?" — "Базилика храбреца", — ответил носильщик, но она сказала: "Ай! ай!" И он вскричал: "Очищенный кунжут!", но она воскликнула: "Ох!" — "Твоя матка", — сказал тогда носильщик, но женщина вскричала: "Ой, ой, не стыдно тебе?" — и ударила его по затылку. И всякий раз, как он говорил ей: "Это называется так-то", — она била его и отвечала: "Нет! нет!" — пока, наконец, он не спросил: "О сестрица, как же это называется?" — "Хан[28] Абу-Мансура", — отвечала она, и носильщик воскликнул: "Слава Аллаху за спасение, ха, ха, о хан Абу-Мансура!"

И женщина встала и надела свои одежды, и они вновь принялись за прежнее, и чаши некоторое время ходили между ними, а потом носильщик поднялся и, сняв с себя одежду, сошел в водоем, и они увидели его плывущим в воде. Он вымыл у себя под бородой и под мышками и там, где вымыли женщины, а потом вышел и бросился на колени их госпожи, закинув руки на колени привратницы, а ноги на колени покупавшей припасы. И он показал на свой зебб и спросил: "О госпожи мои, как это называется?" — и все так засмеялись его словам, что упали навзничь, и одна из них сказала: "Твой зебб", — но он ответил: "Нет!" — и укусил каждую из них по разу. "Твой айр", — сказали они, но он ответил: "Нет!" — и по разу обнял их…"

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала десятая ночь, сестра ее Дуньязада сказала ей: "Докончи нам твой рассказ".

И Шахразада ответила: "С любовью и охотой. Дошло до меня, о счастливый царь, что они, не переставая, говорили носильщику: "Твой айр, твой зебб, твой кол", а носильщик целовал, кусал, и обнимал, пока его сердце не насытилось ими, а они смеялись и, наконец, спросили его: "Как же это называется, о брат наш?" — "Вы не знаете имени этого?" — воскликнул он, и они сказали: "Нет", и тогда он ответил: "Это всесокрушающий мул, что пасется на базилике храбреца и кормится очищенным кунжутом и ночует в хане Абу-Мансура!"

Девушки так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а затем они снова принялись беседовать, и это продолжалось, пока не подошла ночь. И тогда они сказали носильщику: "Во имя Аллаха, о господин, встань, надень башмаки и отправляйся! Покажи нам ширину твоих плеч". Но носильщик воскликнул: "Клянусь Аллахом, мне легче, чтобы вышел мой дух, чем самому уйти от вас! Давайте доведем ночь до дня, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой". И тогда та, что делала покупки, сказала: "Заклинаю вас жизнью, оставьте его спать у нас, — мы над ним посмеемся! Кто доживет до того, чтобы еще раз встретиться с таким, как он? Он ведь весельчак и остряк!" И они сказали: "Ты проведешь у нас ночь с условием, что подчинишься власти и не станешь спрашивать ни о чем, что бы ты ни увидел, и о причине этого". — "Хорошо", — ответил носильщик, и они сказали: "Встань, прочти, что написано на дверях".

Носильщик поднялся и увидел на двери надпись золотыми чернилами: Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится. И тогда он воскликнул: "Будьте свидетелями, что я не стану говорить о том, что меня не касается!" После этого покупавшая встала и приготовила ему еду, и они поели и потом зажгли свечи и светильники и подсыпали в них амбру и алоэ. Они сидели и пили, вспоминая любимых, а потом пересели на другое место и поставили свежие плоды и напитки и продолжали есть и пить, беседовать, закусывать, смеяться и повесничать. Но вдруг постучали в дверь, и одна из женщин пошла к двери, а затем вернулась и сказала: "Наше веселье стало полным сегодня вечером". — "А что такое?" — спросили ее, и она ответила: "У двери три чужеземца, — календеры[29], с выбритыми подбородками, головами и бровями, и все трое кривы на правый глаз, а это удивительное совпадение. Они похожи на возвратившихся из путешествия. Они прибыли в Багдад и впервые вступили в наш город. А постучали в дверь они потому, что не нашли места, где провести ночь, и подумали: "Может быть, хозяин этого дома даст нам ключ от стойла или хижины, где мы сегодня переночуем". Их застиг вечер, а они чужестранцы и не Знают никого, у кого бы приютиться. О сестрицы, у них у всех смешной вид…" И она до тех пор подлаживалась к сестрам, пока те не сказали: "Пусть их входят, но поставь им условие, чтоб они не говорили о том, что их не касается, а не то услышат то, что им не понравится!"

И женщина обрадовалась и пошла и вернулась, и с нею трое кривых, с обритыми подбородками и усами. Они поздоровались и поклонились и отошли назад, а женщины поднялись им навстречу и приветствовали их и поздравили с благополучием и посадили их. И календеры увидели нарядное помещение и чисто убранную трапезу, уставленную зеленью, горящими свечами и дымящимися курильницами и закусками и плодами и вином, и трех невинных девушек, и воскликнули вместе: "Клянемся Аллахом, хорошо!" Потом они обернулись к носильщику и нашли, что он весел, устал и пьян, и, увидев его, они сочли его одним из своих же и сказали: "Он календер, как и мы, он чужестранец или кочевник". И когда носильщик услышал эти слова, он встал и, вперив в них взор, воскликнул: "Сидите и не болтайте! Разве вы не прочли то, что на двери? Вы вовсе не факиры! [30] Вы пришли к нам и распускаете о нас языки!" И календеры ответили: "Просим прощения у Аллаха, о факир! Наши головы перед тобою". Женщины засмеялись и, поднявшись, помирили календеров с носильщиком и подали календерам еду. И те поели и сидели беседуя, и привратница поила их, и чаша ходила между ними, и носильщик сказал календерам: "А вы, о братья, нет ли у вас какой-нибудь истории или диковинки, чтобы рассказать нам?" И жар разлился по ним, и они потребовали музыкальные инструменты, и привратница принесла им бубен, лютню и персидскую арфу, и календеры встали и настроили инструменты, и один из них взял бубен, другой лютню, а третий арфу, и они начали играть и петь, а девушки закричали так, что поднялся большой шум. И когда они так развлекались, вдруг постучали в дверь, и привратница встала, чтобы посмотреть, кто у двери.