Ольга Чайковская - Летающее счастье Страница 18

Дальше мы вышли к речке, которая вьётся внизу, прошли некоторое время вдоль неё, перешли её по высокому мостику и на том берегу устроили привал.

Это легко так сказать — сперва роща, потом поле, потом речка. Мы сделали не меньше двенадцати километров, прежде чем дошли до того места, где рассчитывали остановиться.

Это, как и в первый наш день, была поляна, покрытая земляничными листьями. Но тут посередине стоял пень.

Всего лишь пень? — скажете вы.

Да, но зато какой это был пень!

Он давно прогнил изнутри и стал вазой для лесных трав, проросших в его середине. Стенки его от времени стали серебряными и сейчас, прогретые солнцем, казалось, звенели.

Это был не пень, а целое царство!

Его насквозь просновали муравьи — он был весь в чёрных дырочках. Его исползали разные жучки и божьи коровки, облепило крылатое радужное население. Все они, как видно, прилетели и приползли сюда погреться на солнышке.

А вокруг цвела жёлтая мать-и-мачеха на коротких мохнатых ножках. Мы нашли даже несколько лесных фиалок. Они еле держались на тонких стеблях, словно собирались отлетать.

И опять же я не стану описывать, как мы разжигали костёр, как раскладывали провизию, как обедали. Дошло, наконец, дело и до сказки.

— Что это мы с вами всё время говорим про жуликов, воров и обманщиков? — сказала я. — Надоело, правда?

— Совсем не всё время, — возразил сын. — Сказка про сэра Ланселота говорила совсем о другом.

— Но, кстати сказать, твой Ланселот тоже нарушил слово, — возразила дочь, которая, как вы, должно быть, уже заметили, была неизменной спорщицей.

— Ну это он просто вспылил! — сказал сын.

— И хотел прихвастнуть, — ехидно возразила дочь. — Знаешь, как хвастают?

— Оставим в покое сэра Ланселота, — вмешалась я. — Он, конечно, нарушил клятву. А сейчас я хочу рассказать вам о верности.

— Только, пожалуйста, — вдруг очень вежливо сказал кот, — если можно, пусть там никто не превращается в кошек.

— Ура! — закричали мы хором. — Он заговорил!

— Я не понимаю, — так же сдержанно продолжал кот, — почему все обязательно превращаются в кошек? Почему не в кур?

— Васенька! — ответила я. — Ты же знаешь, мировая литература очень любит котов. Может быть, это потому, что они такие красивые?

Мне всё-таки хотелось сказать ему что-нибудь приятное. Ведь он уже так много в жизни перенёс!

— А ты рад, что ты снова с нами? — спросила дочь.

— Рад, — благонравно ответил кот. — Рад.

— Почему же ты до сих пор с нами не разговаривал?

— Во-первых, — с достоинством сказал Васька, — я был занят размышлениями. А во-вторых… — Разговаривая, он теперь явно подражал нашему папе. — А во-вторых, полон рот шерсти был. — И Васька сплюнул на сторону. — Вылизывался, вылизывался, аж мутить стало.

— Костёр гаснет, — сказал Ральф.

Начался спор, кому идти за хворостом.

Надо вам сказать, что к вечеру всё у нас как-то пошло шиворот-навыворот — наверно, потому, что мы с непривычки устали. Всё-таки это был первый поход после длинного зимнего перерыва.

Дело не только в том, что никому не хотелось вставать и идти за хворостом. Почему-то у всех испортилось настроение.

— Павлик, — сказала я, — пожалуйста, сходи за хворостом.

— Почему именно я? — спросил Павлик. — Кстати, раньше это я был командиром походов. А теперь…

— Я схожу! — сказал, вскакивая, Ральф.

— Нет, пойдёт Павлик, — настаивала я.

Павлик, как нарочно, заупрямился и стал доказывать, что работал больше всех, когда разводили костёр. Еле-еле удалось мне послать его вместе с Ральфом. Вернулся он очень хмурым.

— Ох, кажется, я расскажу сейчас другую сказку, — сказала я, — совсем не ту, которую хотела. И в ней не будет ни кур, ни котов, зато будет прекрасный осёл.

По бескрайней горячей пустыне медленно шёл караван. Двугорбые верблюды шагали один за другим, звеня колокольчиками. Песок раскалился так, что в нём можно было печь яйца. Люди погибали от зноя и жажды. И даже верблюды уже еле шли.

Вдруг вдали показался оазис — деревья, трава и ручей. Верблюды прибавили шагу. Вода! Вода! Люди и животные кинулись к воде!

Всю ночь караван отдыхал в оазисе, а наутро отправился дальше.

Но один верблюд не смог подняться и отправиться в путь. Он лежал под градом ударов, он был болен, и силы покинули его. Хозяин каравана подумал, что верблюд всё равно сдохнет, и решил его бросить.

Караван ушёл, и верблюд остался один. Он лежал на боку и был не в силах даже щипнуть немного той травы, на которой лежал. Целый день и целую ночь лежал он без движения.

А наутро еле повернул голову и запёкшимися губами сорвал несколько травинок. Потом ещё несколько.

Потом поднял голову и стал есть.

Силы его прибывали с каждым часом, наконец он встал на свои шаткие ноги и доплёлся до источника. Вода вернула ему бодрость.

И стал он жить в прекрасном оазисе, пить прозрачную воду ручья, есть сочную траву и сладко спать. Шкура его теперь лоснилась, и стал он красавцем верблюдом, если только верблюда можно назвать красавцем.

А главное, он был наконец свободен!

И вот однажды вдали раздался звон колокольчиков — это шёл другой караван, состоявший на этот раз из ослов. Наш верблюд, заслышав шаги животных и крики погонщиков, поскорее спрятался в глубине оазиса. Он боялся, что его найдут, снова нагрузят тяжкой кладью, снова станут бить.

Караван остановился в тени деревьев. И представьте себе, тут произошло точно то же самое — один из вьючных ослов не смог встать, сколько его ни били. И его тоже бросили издыхать. И он тоже отлежался, дополз до источника. А потом наелся, напился и встал на ноги.

Таким образом в оазисе оказалось два обитателя, которые, конечно, очень скоро должны были встретиться.

Весёлый, гладкий, сытый осёл теперь часто гулял вместе с таким же весёлым, сытым и гладким верблюдом.

Они были свободны!

Но всё-таки нужно помнить, что оазис этот лежал на самом караванном пути, а значит, сюда снова могли прийти люди и поймать обоих. Тогда конец их свободе и счастью.

Однажды, когда они вдвоём гуляли по прекрасной зелёной поляне, осёл вдруг поднял уши.

— Бубенцы! — сказал он. — Наши! Да, я не ошибся! Так звенят только бубенцы нашего каравана!

— Бежим! — взволнованно сказал верблюд. — Бежим спрячемся в чащу, чтобы нас не нашли.

Но осёл вдруг пришёл в ослиный восторг.

— Наши ослы идут! Наши ослы идут! — кричал он. — Ах, как я рад! Мне хочется петь от радости! Мне хочется плясать!

— Замолчи, проклятый осёл! — стонал верблюд. — Они тебя услышат! Неужели ты скучаешь по тяжёлым тюкам и палкам погонщиков? Замолчи!

Но осёл продолжал реветь во всё горло:

— Как я рад! Как я счастлив! Я хочу петь! И я буду петь!

Напрасно бедный верблюд умолял его замолчать. Осёл ревел всё громче и громче.

Погонщики услышали его рёв, отправились на поиски, а через некоторое время поймали и осла и верблюда.

Осёл радостно ревел.

Верблюд стоял и плакал.

А потом? Потом караван отдохнул, верблюда и осла нагрузили, как и других, и даже больше других, потому что они были сильнее, и снова начался путь по раскалённой пустыне. Длинный, тяжкий путь под ударами погонщиков.

Верблюд шёл следом за ослом.

— Ну как, доволен, проклятый осёл? — говорил он. — Да ниспошлёт аллах все беды на твою ослиную голову! Теперь нам с тобой до смерти таскать тюки и терпеть побои!

— Го-го-го! — загоготал осёл. — Я совсем не собираюсь таскать эти проклятые тюки! Теперь-то я знаю, что нужно делать. Вот посмотри.

И он лёг.

Сперва погонщики подумали, что осёл споткнулся. Но он не вставал. Они принялись осыпать его ударами. А он не вставал.

— Что это с ним? — удивился хозяин каравана. — Такой жирный, здоровый осёл! Жалко бросать! Видно, он заболел.

И хозяин велел разгрузить осла и распределить его ношу среди других животных.

Но осёл и тут не встал.

— Взвалите его на верблюда, — сказал хозяин, — дотащим его до какого-нибудь города, а там я его продам.

И осла взвалили на спину верблюда. Того самого, с которым он был в оазисе.

Верблюд шёл, нёс проклятого осла и плакал.

— Из-за тебя я потерял свободу, несчастный дурак! — говорил он. — А теперь вот приходится тащить тебя самого.

— Зато лично я нисколько не устану, — издевался осёл. — Что касается меня, то лично я обязательно освобожусь.

Пустыня кончилась, а караван всё шёл и шёл. Наконец на пути его встретилась река. Через реку был мост, но такой узкий, что по нему можно было идти только в одиночку. Один за другим вступали на мост ослы. Дошла очередь и до верблюда.

Добредя до середины, он остановился.

— Ах, как мне весело! — сказал он вдруг.