Жорж Санд - Говорящий дуб Страница 5

— Нет, благодарю вас, — отвечал Эмми, — я теперь всех боюсь и не знаю, как выбраться отсюда.

— Куда ты хочешь идти?

— Мне бы хотелось возвратиться в серанский лес, миновав Урсин-ле-Буа.

— Ты живешь в Серане? Мне очень легко провести тебя, потому что я иду в этот лес. Подожди меня здесь, под этим крестом, я только поужинаю в беседке и приду за тобою.

Эмми нашел, что деревенский крест стоит очень близко от балагана комедиантов, ему лучше хотелось бы идти с дедушкой Венсеном в беседку, тем более, что ему прежде, чем пуститься в путь, надо было подкрепить силы.

— Если вам не стыдно, — сказал ему Эмми, — то позвольте мне съесть подле вас кусок хлеба с сыром. У меня есть деньги, вот возьмите мой кошелек и заплатите за нас обоих, мне бы хотелось, чтобы вы поужинали на мой счет.

— Ого, какой ты честный и щедрый малый! — вскричал смеясь дедушка Венсен, — но у меня пустой желудок, а в твоем кошельке не бог весть сколько. Пойдем вместе. Возьми твои деньги назад, мальчуган, у меня хватит заплатить за нас обоих.

Пока они ели, Эмми рассказал дедушке Венсену всю свою историю.

— Я вижу, — сказал старик, когда Эмми кончил свой рассказ, — что ты неглупый и добрый малый, потому что не соблазнился луидорами Катишь и не захотел, чтобы ее отвели в тюрьму. Забудь ее, но не оставляй леса, так как тебе хорошо там. От тебя зависит не быть в лесу одиноким. Я отправлюсь туда за тем, чтобы приготовить помещение для двадцати рабочих, которые будут вырубать лес между Сераном и Ла-Планшем.

— Вы будете вырубать лес? — спросил опечаленный Эмми.

— Мы вырубим только часть леса, но не тронем твоего приюта в говорящем дубе, старые деревья не станем вырубать. Будь спокоен, тебя никто не потревожит, но ты мог бы работать вместе с нами. У тебя еще мало силы, чтоб управлять резаком или топором, но ты достаточно ловок для того, чтобы приготовлять связки хвороста, помогать рабочим, которым всегда нужен мальчик для разных поручений, и приносил бы им обед. Я взял на себя подряд вырубки леса. Рабочие получают плату поштучно, то есть за каждое срубленное дерево. Советую тебе положиться на меня относительно работы и платы. Старая Катишь была права, говоря тебе, что тот, кто не хочет работать, должен сделаться вором или нищим, а так как ты не хочешь быть ни тем, ни другим, то возьмись за работу, которую я тебе предлагаю, благо представляется случай.

Эмми принял это предложение с радостью. Дедушка Венсен внушал ему полное доверие. Он отдал себя в его распоряжение, и они вместе отправились в лес.

Когда они добрались до него, была уже ночь. Дедушка Венсен хорошо распознавал дорогу, но затруднялся в темноте найти то место, откуда было назначено начать вырубку леса; Эмми видел впотьмах зорко, как кошка, и провел старика к этому месту кратчайшим путем. Они нашли здесь шалаш, приготовленный рабочими, которые пришли сюда еще накануне. Это был шалаш с остроконечной кровлей, сделанный из кольев, переплетенный ветвями и прикрытый сверху большими пластами мха. Венсен представил Эмми рабочим, они ласково обошлись с мальчиком. Он поел горячего супа и заснул крепким сном.

На следующее утро мальчик принялся за работу: надо было разводить огонь, стряпать, мыть горшки, ходить за водою, в остальное время помогать строить новые шалаши для других двадцати рабочих, которые должны были придти. Дедушка Венсен, распоряжавшийся всеми работами, был удивлен сметливостью, ловкостью и проворством Эмми. Его нечего было учить как за что взяться, он сам мог поучить других, и все рабочие говорили про него, что он не ребенок, а какой-то колдун, которого послали им добрые лесные духи. Так как Эмми был послушен и скромен, то все полюбили его, и самые грубые из дровосеков отдавали ему приказания ласковым тоном.

Через пять дней Эмми спросил дедушку Венсена, не позволит ли он ему провести воскресенье, где ему вздумается.

— Ты можешь идти куда хочешь, — отвечал старик, — но я бы посоветовал тебе сходить в деревню и повидаться с теткой и с другими тамошними жителями. Если в самом деле тетка не захочет опять тебя взять к себе, то, по крайней мере, она будет довольна тем, что ты можешь сам зарабатывать себе хлеб без всяких хлопот с ее стороны; если же ты думаешь, что тебя поколотят на ферме за то, что ты оставил стадо, то я пойду с тобой и заступлюсь. Будь уверен, мой милый, что труд — лучший паспорт, и что благодаря ему можно многое забыть и простить.

Эмми поблагодарил старика за добрый совет и исполнил его. Тетка думала, что его нет уже в живых, и очень испугалась, увидев его; Эмми умолчал о всех своих приключениях, но сказал ей, что работает у дровосеков и что никогда больше не будет ей в тягость. Дедушка Венсен подтвердил его слова и прибавил, что заботится о нем и любит его, как родного сына. Точно так же говорил он и на ферме, где их обоих хорошо приняли. Большая Наннетта разыграла из себя добренькую, при всех поцеловала Эмми и дала ему кой-какое старье из одежды и сыру. Словом, Эмми, примирившийся со всеми и оправданный, отправился обратно в лес со старым дровосеком.

Когда они прошли пустошь, он сказал дедушке Венсену:

— Вы не рассердитесь на меня, если я проведу ночь в дупле моего дуба? Я обещаю вам, что еще до солнечного восхода приду на работу.

— Делай что хочешь, — отвечал дровосек, — но что тебе за охота спать, как птица на насесте!

Эмми объяснил ему, что любит этот дуб, как человека, дровосек выслушал его, улыбаясь, такая привязанность к дереву отчасти удивила его, но он поверил Эмми. Ему захотелось видеть норку Эмми в дубе, и он проводил мальчика до него. Старик должен был влезть на дерево, чтобы видеть приют Эмми, он был еще силен и ловок и мог легко пролезть между ветвями.

— В дупле уютно, — сказал дедушка Венсен, спускаясь с дерева, — но придет время, когда тебе нельзя будет спать в нем, кора на дереве все нарастает и свертывается около отверстия, так что со временем совсем закроет его, а ты не будешь же вечно такой тоненький, как соломинка. Впрочем, если ты так любишь это дупло, то можно вырубить его пошире, хочешь, я вырублю?

— Нет, нет! — вскричал Эмми, — я не хочу рубить мой дуб, ведь он умрет от этого.

— Не умрет, — возразил дедушка Венсен, — если вырубить больное место в дереве, то оно будет еще лучше расти.

— Нет, я подумаю, когда придет пора, — отвечал Эмми.

Он простился со стариком Венсеном, и они расстались.

Эмми очень обрадовался, что очутился опять в своем старом жилье. Ему казалось, что прошел уже целый год с тех пор, как он оставил его. Он вспомнил об ужасной ночи, проведенной у Катишь и предался очень разумным размышлениям о различии склонностей по отношению образа жизни. Он раздумывал о нищих, населяющих Урсин-ле-Буа, которые считали себя богатыми, потому что в соломенных тюфяках были зашиты луидоры, они жили в смрадных лачугах и терпели позор и унижение, тогда как он прожил целый год один, не прибегая к нищенству, — среди роскошной листвы дуба, наслаждаясь запахом фиалок и других цветов, пением соловьев и малиновок, ни в чем не нуждаясь, не терпя ни от кого унижения, ни с кем не ссорясь, наслаждаясь здоровьем и не питая в сердце никакого дурного и ложного чувства. Все жители деревни Урсин, начиная с Катишь, говорили, что у них больше денег, чем нужно на постройку хорошеньких хижин, на обработку садиков и на разведение скота, но леность мешала им пользоваться тем, что они имели, и они коснели в бесчестной жизни. Они как будто гордились тем, что внушают отвращение и презрение, и обкрадывают настоящих бедняков, которые страдают не жалуясь. Какое печальное и постыдное безумие, и как дедушка Венсен был прав, говоря, что труд красит жизнь!

Эмми, боявшийся проспать, проснулся еще за час до рассвета и посмотрел вокруг. Луна, вышедшая поздно с вечера, еще сияла на небе, птицы еще не просыпались, сова не возвращалась из своего ночного путешествия.

Тишина приятна, но в лесу редко бывает совершенно тихо, так как в нем вечно слышен шелест, скрип, падение листьев и разные другое звуки. Эмми наслаждался этою тишиною и как бы черпал в ней новые силы после оглушительной суматохи на ярмарках. Он припомнил звуки шарманки комедиантов, спор покупателей с продавцами, визг рысей и рев волынок, крики испуганных животных, хриплые песни гуляк, — одним словом, все, что удивляло его, забавляло или приводило в ужас. Какая огромная разница между этим гамом и таинственными, внушающими благоговение, голосами леса! С рассвета поднялся легкий ветерок и слегка закачал верхушки деревьев. Вершина дуба как будто заговорила:

— Не горюй, будь спокоен и счастлив, маленький Эмми.

“Все деревья говорят”, — сказала ему Катишь.

“Это правда, — подумал Эмми, — каждое дерево имеет свой особенный голос и поет или стонет на свой лад. Катишь говорит, будто деревья не понимают того, что говорят, это неправда, — старая колдунья лжет, потому что она недобрая. Она-то их не понимает, а что они радуются и жалуются — это верно”.