Иван Феоктистов - Анекдоты и предания о Петре Великом Страница 10

Въ числѣ предложенныхъ визиремъ условій было и требованіе выдачи Кантемира, находившагося со своимъ семействомъ въ русскомъ станѣ. Но Петръ безъ всякихъ колебаній отвергъ это условіе, сказавъ:

— Я лучше оставлю туркамъ землю, простирающуюся до Курска, уступивъ оную: надежда мнѣ остается снова ее возвратить; но нарушеніе даннаго слова невозвратно. Я не могу онаго преступить и предать князя, оставившаго свои владѣнія изъ любви ко мнѣ. Мы ничего не имѣемъ собственнаго, кромѣ чести. Отступить отъ нея — значитъ перестать быть государемъ.

Получивъ такой рѣшительный отвѣтъ, визирь не настаивалъ болѣе на этомъ условіи.

Кантемиръ навсегда покинулъ родину и переѣхалъ жить въ Россію. Сынъ его, Антіохъ Кантемиръ, былъ извѣстнымъ русскимъ писателемъ, «Сатиры» котораго до сихъ поръ служатъ предметомъ изученія на урокахъ словесности.

XXIII.

Петръ, обвиненный рижскимъ магистратомъ.

18 ноября 1711 года Петръ впервые посѣтилъ завоеванную у шведовъ Ригу. Онъ пробылъ здѣсь до 7 декабря и это время посвятилъ устройству порядка новыхъ своихъ подданныхъ. Генералъ-фельдмаршаловъ графа Шереметева и князя Меншикова, благодаря соединеннымъ дѣйствіямъ которыхъ и была взята Рига, тогда же наградилъ онъ пожалованіемъ не малаго числа гаковъ (земельныхъ участковъ) въ завоеванной землѣ.

Одинъ изъ гаковъ, доставшійся князю Меншикову, принадлежалъ рижскому гражданину, который не зналъ за собою никакой вины. Онъ рѣшился пойти къ своему новому государю и объяснилъ ему, что онъ ни въ чемъ передъ его величествомъ не провинился и, кажется, ни малѣйшей не подалъ причины къ его гнѣву, и потому не можетъ понять, за что родовой его гакъ у него отнятъ и отданъ князю Меншикову.

Государь терпѣливо его выслушалъ и сказалъ:

— Ежели ты правъ, то можешь принадлежащее тебѣ отыскивать судомъ.

— Но на кого и гдѣ я могу жаловаться?

— На Меншикова и въ здѣшней ратушѣ[20], — отвѣчалъ государь. — Если же дѣло это коснется и до меня, то и я долженъ буду отвѣтствовать: ибо кто находится здѣсь, то, кто бы онъ ни былъ, долженъ подлежать и законамъ здѣшнимъ.

Удивленный такимъ отвѣтомъ и не видя въ государѣ ни малѣйшаго гнѣва, гражданинъ спрашиваетъ:

— Итакъ, все милостивѣйшій государь, вы позволяете мнѣ подать жалобу?

— Никто не можетъ отнять у тебя права защищать себя, — отвѣчаетъ Петръ.

Тогда гражданинъ, написавъ прошеніе на князя Меншикова, какъ на захватившаго силою наслѣдственный его гакъ, подаетъ это прошеніе въ ратушу. Но судьи не принимаютъ прошенія, объясняя, что гакъ пожалованъ князю по именному указу государя. «Слѣдовательно», заключили судьи, «жалоба твоя касается особы самого государя, а государя судить мы не можемъ».

Гражданина объявляетъ судьямъ, что онъ объяснялся съ самимъ царемъ и что его Величество приказалъ ему подать просьбу именно въ ратушу. Послѣ многихъ разсужденій прошеніе наконецъ было принято, разсмотрѣно членами магистрата, и найдено, что дѣйствительно гакъ принадлежитъ просителю и что въ указѣ, которымъ пожалованы князю Меншикову гаки, не только не объявлена вина просителя, но даже не упомянуто его имени. Вслѣдствіе этого одинъ изъ членовъ ратуши отправленъ къ его свѣтлости съ донесеніемъ, что подана на него просьба и что по здѣшнимъ законамъ долженъ онъ прійти въ ратушу и выслушать жалобу и судейскій приговоръ. Князь отвѣчаетъ на это, что гака онъ и не думалъ отнимать отъ просителя, а пожалованъ онъ ему государемъ.

Обо всемъ этомъ чрезъ члена ратуши доложено было Петру, и Петръ подтвердилъ справедливость отвѣта Меншикова.

— Такъ что же, ваше величество, приказать изволите? — спрашиваетъ присланный членъ.

— Дѣлайте то, — отвѣчаетъ Петръ, — что законы ваши повелѣваютъ. И если гакъ тотъ дѣйствительно принадлежитъ просителю, то я долженъ быть отвѣтчикомъ.

— Въ такомъ случаѣ, всемилостивѣйшій государь, должно будетъ вашему величеству самому пожаловать въ ратушу къ отвѣту.

— Хорошо, — сказалъ государь, — когда пришлете мнѣ повѣстку, я буду.

Теперь судьи разсмотрѣли дѣло вновь и приговорили возвратить гакъ его законному владѣльцу. Государю послана повѣстка.

Въ назначенное время Петръ отправился въ ратушу. Члены магистрата встрѣтили его у крыльца. Онъ вошелъ съ ними въ присутственную залу и приказалъ имъ сѣсть, а на особомъ стулѣ и самъ сѣлъ. Прочли ему дѣло и спросили, не имѣетъ ли онъ къ этому что-нибудь прибавить? И когда государь отвѣтилъ, что не имѣетъ, тогда прочтенъ былъ законъ, по которому повелѣвалось не быть въ палатѣ при заключеніи дѣла ни просителю, ни отвѣтчику, — и Петръ вышелъ въ другую комнату. Въ отсутствіе его было сдѣлано окончательное заключеніе, и отвѣтчикъ обвиненъ. Опять позвали Петра въ присутствіе и прочли заключеніе.

Великій государь, выслушавъ приговоръ, поблагодарилъ судей за безпристрастіе, поцѣловалъ каждаго въ голову и сказалъ, что когда онъ самъ, государь ихъ, повинуется ихъ закону, то да не дерзнетъ никто противиться оному. Итакъ гакь былъ возвращенъ просителю.

Объ этомъ происшествіи Голиковъ слышалъ отъ своего товарища по торговлѣ — купца Ивана Волкова, а Волкову разсказывалъ въ 1765 году самъ престарѣлый владѣлецъ гака, бывшій въ то время въ той же самой ратушѣ ратсгеромъ[21]; разсказывая, онъ не могъ удержаться отъ слезъ умиленія при воспоминаніи о справедливости, оказанной ему покойнымъ монархомъ.

XXIV.

Катериненталь.

По завоеваніи Ревеля Петръ развелъ въ немъ, на берегу моря, на казенный счетъ большой увеселительный паркъ — съ прудами, островками на нихъ, фонтанами, статуями, съ прекраснымъ увеселительнымъ замкомъ и другими строеніями въ италіанскомъ вкусѣ. Паркъ этотъ въ честь второй жены своей, Екатерины Алексѣевны, назвалъ онъ Катериненталемъ[22].

По прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ пріѣхалъ онъ опять въ Ревель, когда паркъ уже разросся и представлялъ прекрасное мѣсто для прогулокъ. Прогуливаясь въ немъ, Петръ былъ чрезвычайно удивленъ, что не видитъ здѣсь никого изъ городскихъ жителей.

— Какая тому причина, что никто изъ горожанъ здѣсь не прогуливается? — спросилъ онъ часового.

— Намъ не велѣно, — отвѣчалъ тотъ, — никого сюда пропускать.

— Какъ! — воскликнулъ изумленный государь, — какой дуракъ вамъ это велѣлъ?

— Наши офицеры, — отвѣчалъ часовой.

Петръ обратился къ бывшимъ при немъ и сказалъ:

— Какіе глупцы! Они думаютъ, что я для себя одного, а не для всѣхъ людей съ такими расходами завелъ это увеселительное мѣсто.