Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений Страница 106

Он родился 1 мая 1895 года в Москве в мещанской семье[3]. Об отце его мы не знаем ничего, кроме имени (Николай Васильевич) и предположительной даты смерти (1904); о матери известно немного больше. В адресных книгах они не значатся; юридически семья приписана к Красносельской слободе, но первый адрес, который попадается нам в собственных бумагах Минаева – и который останется с ним более чем на полвека – Известковый, 3. Малютка-переулок недалеко от Таганки, зажатый между идущими накосо Аристарховым и Большим Дровяным, образовывал вместе с ними полуфантомный московский топоним «Землянка»; типичная окраина. В 1920-е годы, наспех набрасывая свою автобиографию, Минаев эклектически соединит старые и новые мифы, сдобрив их щепоткой незамысловатого юмора:

«Я родился в Москве в 1895 г. 1 мая в день Интернационала, тем самым подчеркнув свою солидарность с трудящимися всего мира. Относительно моих отдаленных предков мне ничего не известно. Правда, очень приятно сознавать, что твои предки за попытку свержения капиталистического строя были вынуждены эмигрировать в Россию из Мексики, Бразилии или Перу, но к великому сожалению утверждать этого не могу, так как, если это и соответствует действительности, все же никаких удостоверений и документов не сохранилось.

Стихов мои предки, кажется, не писали, за что я им весьма благодарен. Очевидно они все свои поэтические задатки берегли для меня. Впрочем, все же был поэт Д. Д. Минаев, но он больше предок Есенина с одной стороны и Маяковского с другой нежели мой»[4]. (Тень однофамильца – блестящего версификатора со столь же тавтологичными именем и отчеством – будет следовать за ним всю жизнь).

Быт и занятия семьи Минаевых для нас трудновообразимы, а предубеждение против их класса велико: столичное мещанство оставило мало летописцев и воспоминателей (вообразите себе мемуары продавщицы, записки приказчика!). Это же касается и литературных родословных – поэт-крестьянин последние два века (от Слепушкина до Есенина) мог рассчитывать на живое любопытство и авансом испытанную приязнь; Брюсову пробковый заводик поминают и поныне. Сохранившиеся письма Маргариты Павловны Минаевой, матери поэта, выдают в ней натуру чистую и пылкую: написанные аккуратным разборчивым почерком, безупречно литературные, они содержат изрядное количество трогательных поучений («Остерегайтесь зелени и холодной сырой воды, следи, мой дорогой, чтобы был порядок, не расстраивайся, не сердись, будь похладнокровней, умей сдерживать себя, придет время – сам поймешь, что это вредно и нехорошо»[5]), но совсем немного биографических подробностей. Периодически звучат мягкие сетования на безденежье («Я сижу почти совсем без денег, первого все получили, а я при пиковом интересе так как забрала вперед перед отъездом и уже пришлось занять у кассира немного»[6]), рассказы о прочитанных книгах, редкие путевые впечатления. Возможно, она служит машинисткой («дома работаю на машине»[7]); с какого-то момента ее письма запечатываются в фирменные конверты «Акционерное общество Граммофон. Главная контора и склад» – полагаю, это и есть место ее работы.

Каждое лето она, в согласии с тогдашней практикой, отправляла детей на три месяца в деревню; одно из напутственных писем, отправленных сыну, выразительно рисует ее психологический портрет:

«Дорогой мой, я сознаю, что тебе не весело, но в Москве было бы гораздо и скучнее и вообще хуже. Конечно, только ты со мною и я и ты мы оба были бы покойнее ведь я знаю тебя ты не особенно покоен вдали от меня, но дорогой мой мальчик, успокойся, тебе надо отдохнуть, самое главное, и отдохнуть хорошо, но где же можешь ты получить столько спокойствия, как именно не здесь, где ты находишься. Ведь как мы с тобой ни ссоримся, мой дорогой сынок, но мы очень, очень друг друга любим и давай дадим себе оба слово никогда серьезно не раздражаться и чтоб между нами не было никаких недоразумений и ссор тем более»[8]. Иногда поездка в деревню заменялась вояжем в Нижний Новгород, где жила семья его дяди И. П. Сидорова, техника Нижегородской ярмарки. (В скобках сказать, вынужденная литературоцентричность сильно сужает нашу, и без того слабоватую, оптику: какие сюжеты, какие судьбы проходят мимо нас, если на них не падает слабый лучик художественного слова! Дядя Минаева – образованный, остроумный, легко и с удовольствием переходящий в письмах с прозы на стихи и обратно – в 1917 году затеял было, предчувствуя массовый спрос, уйти на повышение на пулеметный завод во Владимире, но, быстро сообразив, устроил себе совершенный дауншифтинг, скрывшись в нижегородских лесах, где пробавлялся бортничеством до конца 1920-х годов, когда следы его потерялись).

Всего детей было трое: около 1896 года родилась Антонина и около 1900-го Евгений. Редкие герои минаевских эпиграмм и инскриптов, они пройдут почти вне освещенного поля: Евгений, после каких-то неловкостей с басмачами в Средней Азии, окажется в Москве на среднеюридических должностях; Антонина будет работать бухгалтером[9]. Впрочем, пока судьба их не только еще не разлучила, но даже поставила рядом – на одной рукописной театральной афишке, где их роли распределились в высшей степени провиденциально: Женя Минаев демонстрировал упражнения с гирями, Антонина читала стихотворение Никитина, а наш герой (по свойски обозначенный в афишке домашним именем «Ляля») декламировал басню и изображал снежинку. Дело было 7 июля 1907 года на подмосковной даче М. В. и Н. Ф. Шемшуриных[10], любителей и знатоков народного театра; двадцать лет спустя Минаев напомнит им: «Пусть исчезли те года, / Пусть те радости иссякли, / Все же в памяти всегда / Ваши детские спектакли. / Беспечально время шло, / Горизонт казался чистым, / Было ясно и тепло / Режиссерам и артистам»[11].

При ретроспективном взгляде на его биографию отчетливо видны несколько ключевых поворотных точек: перемена траектории, избавление от смертельной опасности, счастливая встреча. Одна из них падает на 1904 год, когда уже сложившаяся, казалось, ровная линия ближайших нескольких лет вдруг, надломившись, направляет его судьбу по другому руслу. В этом году, по достижении Минаевым одиннадцати лет, его мать затребовала и получила следующую официальную бумагу:

«Свидетельство

Дано из Московской Мещанской Управы мещанке Красносельской слободы Маргарите Павловой Минаевой для представления в одно из средних учебных заведений при поступлении в оное сына ее Николая Николаева Минаева в том, что в Московском мещанском сословии по Красносельской слободе под № 1152 значится записанным Николай Николаев Минаев в семействе родителей отца Николая Васильева Минаева, ныне умершего и матери Маргариты Павловой Минаевой, веры Православной, родился 1го Мая 1893-го <так!> года, и что со стороны Мещанской Управы не встречается препятствий к прохождению ему курса наук в учебном заведении, в московской 5-й гимназии.