Моя жизнь и стремление. Автобиография - Карл Фридрих Май Страница 11

Мама сшивала большие пальцы рук, потому что это было сложно, бабушка сшивала вдоль мизинцы, а мы с сестрами прошивали средние пальцы. Если бы мы были действительно трудолюбивыми, то к концу недели вместе мы зарабатывали бы одиннадцать или даже двенадцать новых пенни. Какое пиршество!

Вместо этого был свекольный сироп за пять пфеннигов, намазанных на пять булочек; они были очень тщательно измельчены и распределены. Это было одновременно наградой за прошедшую неделю и воодушевлением на грядущую.

Пока мы таким образом усердно работали дома, отец был так же занят вне дома, но, к сожалению, его работа была больше почетной, чем прибыльной.

Цель состояла в спасении короля Фридриха Августа и всего саксонского правительства от краха.

Раньше они просто думали ровно противоположное: короля следует свергнуть, а правительство изгнать из страны.

Этого они хотели почти во всей Саксонии, но в Хоэнштайне и Эрнсттале очень скоро от такого отказались — и по самым веским причинам: это было слишком опасно!

Самые громкие крики объединились и ворвались в пекарню.

Затем пришел Святой Ермандад («святое братство» — вооруженная организация по охране общественного порядка, полиция — прим. перевод.) и они затворились.

В течение нескольких дней они чувствовали себя великими и могущественными политическими жертвами и мучениками, только вот их жены не хотели иметь ничего общего с таким героизмом, они сопротивлялись изо всех сил. Они пришли все вместе, они ссорились, они ходили назад и вперед, они убеждали других женщин, они спорили, они прибегали к дипломатии, они угрожали, они просили. К ним присоединились спокойные, рассудительные мужчины.

Почтенный старый пастор Шмидт произнес примирительные речи.

Городской судья Лайриц тоже.

Полицейский Эберхард ходил от дома к дому и предупреждал об ужасных последствиях бунта.

Его поддерживал сержант Грабнер.

В сумерках возле больших церковных ворот мальчики рассказывали друг другу только о расстрелянных, повешенных, и особенно об эшафоте так, что всякий слышащий клал руку на шею и горло себе.

Вот как получилось, что настроение изменилось довольно радикально.

О свержении короля больше не было и речи. Напротив, он должен был остаться, потому что лучше него не было никого. Отныне его нужно было не свергать, а защищать.

Были проведены встречи, чтобы обсудить, как это лучше всего сделать, и, поскольку все говорили о борьбе, войне и победе, само собой разумеется, что мы, мальчики, должны были не только впадать в воинственные настроения, но и усердно работать над военным обмундированием и военными подвигами.

Я только издали, разумеется, потому что я был мал для этого, да и времени не было: приходилось шить перчатки.

Но другие мальчики и девочки, стоя в каждом укромном уголке и закутке, рассказывали друг другу то, что слышали дома от своих родителей, и вели очень важные дискуссии о том, каким образом лучше всего сохранить монархию и отменить республику.

Особенно возмущала злая старая женщина. Она была во всем виновата. Она называлась Анархия и жила в глухом лесу. Но ночью она проникла в города, чтобы сносить дома и жечь амбары, такой зверь! К счастью, все наши отцы были героями, и никто из них не боялся никого, в том числе и этой жестокой Анархии.

Было принято решение о всеобщей вооруженной мобилизации для Короля и Отечества.

В Эрнсттале издревле существовали стрелковая рота и сторожевая рота.

Первая стреляла в деревянную птицу, вторая за ней — в деревянный диск.

Вдобавок к этим двум компаниям должны были быть созданы еще две или три, особенно польская компания по нанесению дальнобойных ударов на расстоянии.

Затем выяснилось, что в нашем маленьком городке было очень необычное количество людей крайне воинственных, как стратегически, так и тактически.

Нам не захотелось упустить ни одного из них. Их сосчитали. Их было тридцать три.

Это оказалось очень кстати и прекрасно сработало, а именно: нам нужен был капитан, старший лейтенант и лейтенант для каждой роты. Если бы было сформировано девять новых рот помимо стрелков и гвардейцев, то в сумме получилось бы одиннадцать, и все тридцать три офицера были бы задействованы.

Это предложение выполнили.

При этом небольшое количество голов при подсчете восприняли как должное.

Но барабанщик, мастер чулочно-носочных изделий, господин Лезер, который проходил службу в армии и, следовательно, мог тренировать все тридцать три офицера, утверждал, что это даже и к лучшему, потому что, чем меньше рота, тем меньше людей может быть застрелено в ней на войне. И поэтому так и оставили все, как решили.

Мой отец был капитаном Седьмой роты.

Ему дали саблю и сигнальный свисток.

Но он не был удовлетворен этим назначением: он искал чего-то более высокого.

Поэтому, как только он вымотался, он тайно решил, никем не замеченный, попрактиковаться в «высшем командовании».

И поскольку он выбрал меня в помощь, я на время избавился от шитья перчаток, и каждый день гулял с ним в лесу, где наши тайные продвижения происходили на лугу, окруженном кустами и деревьями.

Отец был то лейтенантом, то капитаном, то полковником, то генералом; но я был саксонской армией.

Я прошел обучение сначала как «взвод», потом как целая рота.

Потом я стал батальоном, полком, бригадой и дивизией.

Я должен был то ехать, то бежать, то вперед, то назад, то направо, то налево, то атаковать, то отступать.

Я не терялся и испытывал стремление и любовь к этой деятельности.

Но я был все еще тем же маленьким ребенком, и поэтому при резком и вспыльчивом характере моего генерала можно легко представить, что мне было невозможно развиться из простого маленького капрала в полноценную могучую армию за такое короткое время, не испытав на себе строгости воинской дисциплины. Но я не плакал ни при каких наказаниях: я тоже был солдатом Саксонской армии, которая страдает, но борется!

Заработная плата тоже не заставила себя ждать. Когда отец стал заместителем коменданта, он сказал мне:

«Мальчик, ты очень помог в этом. Я сделаю тебе барабан. Ты должен стать барабанщиком!»

Какое это было счастье!

И были моменты, когда я действительно был уверен, что получал все эти шлепки, удары и побои только ради блага и спасения короля Саксонии и служения ему! Если бы король только знал!

Я получил барабан, потому что мой отец всегда держал свое