Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа Страница 11

Глава III

ВОСПИТАНИЕ ЯЗЫЧЕСКОЕ И ХРИСТИАНСКОЕ

Взрослея, Лукреция становилась все красивее. Однако она не соответствовала канонам того времени, когда отдавалось предпочтение роскошным женщинам с пышными формами. Она скорее напоминала женщину-ребенка, обещающую стать красавицей. Некоторые авторы считают, что она отличалась роковым и возбуждающим очарованием. Однако портреты, созданные ее современниками Пинтуриккьо и Бартоломео Венециано, а также медали с ее изображением открывают перед нами не только ее красоту, весьма отличную от той, что была в почете в те годы, но даже какую-то хрупкость, еще и сегодня трогающую наше сердце.

Правильный овал ее лица выразителен и нежен, большие светлые глаза светятся внутренним светом, маленький прямой нос дерзко вознесся над изгибом верхней и чуть припухлой нижней губой, у нее по-детски круглый подбородок и тонкая шея. От всего этого candidissimo исходит стыдливое очарование, подчеркнутое золотым нимбом светлых волос. Ее скромный и гордый вид говорит о душе, жаждущей любви и страдания.

В то время как Лукреция выходила из кокона и постепенно превращалась в прекрасную бабочку, ее отец, кардинал Родриго, осознавал, что, дабы получить тиару, ему следовало опереться на своих соотечественников, испанцев, а на итальянцев ему рассчитывать не стоит. Поэтому он все больше и больше окружал себя стражами и секретарями иберийского происхождения. Они были ему преданы, так как их материальное благополучие зависело только от него. В ту пору он был одним из самых процветающих церковных иерархов. Якопо де Вольтерра так рисует его портрет:

Это человек весьма способный и большого ума; он искусный оратор и, даже обладая весьма средними познаниями в изящной словесности, умеет выгодно ими пользоваться и украшать свою речь; он ведет дела с удивительной ловкостью. Он сказочно богат, а покровительство нескольких королей и принцев создает ему определенную репутацию. Он живет в прекрасно выстроенном дворце, возведенном по его приказу между мостом Святого Ангела и Кампо деи Фьоре. Он извлекает колоссальные прибыли из своих церковных должностей, из нескольких аббатств, которыми он владеет в Италии, в Испании, и из трех епископств — в Валенсии, Порту и Карфагене; один только пост вице-канцлера приносит ему в год восемь тысяч флоринов золотом. У него столько серебра, жемчуга, тканей, вышитых золотом и шелком, и книг по самым разным наукам, и все это так роскошно, что достойно любого короля или папы1.

Успехи детей волновали Родриго не только потому, что он их любил, а еще и потому, что они должны были стать козырями в политической игре и в его продвижении к вершинам власти. Так, он начал наводить справки о молодых людях благородного происхождения из королевства Валенсия, достойных заключить с ним союз. В то время как Лукреция продолжала свои занятия греческим и философией, а Джулия Фарнезе учила ее заплетать в косу ее длинные волосы и наносить румяна на нежные щеки, отец среди знатных семейств своего родного края подыскивал такое, с которым можно установить выгодные связи. В тот момент один дворянин из Валенсии, граф д'Олива, предложил ему своего младшего брата, сеньора Валь д'Эйрориа, носившего восхитительное имя Керубен де Сентель. Ему было пятнадцать лет, и он ни разу не покидал пределов Испании. В Риме его никто не знал, как и сам граф д'Олива никогда не видел Лукрецию, о которой ему рассказывали посланники кардинала. Однако такой союз казался столь выгодным для обоих семейств, что Борджа и Олива быстро договорились о помолвке.

26 февраля 1491 года на валенсийском диалекте был составлен брачный контракт. Невеста была обозначена там следующим образом: «Синьора донья Лукреция де Борджа, девица, в нынешний момент живущая в Риме, родная дочь вышеуказанного преподобнейшего кардинала». В готовом документе уточнялось, что приданое составляло 100 тысяч марок, или валенсийских су в монетах и драгоценностях, и 11 тысяч су, выделенных сводным братом Лукреции, Педро-Луисом, первым герцогом Гандийским, сыном кардинала, родившимся до его встречи с Ваноццей. Поскольку невеста была еще слишком молода — Лукреции должно было исполниться одиннадцать лет через два месяца, — ее привезут в Испанию только через два года, а свадьба будет отпразднована и брак вступит в силу еще через полгода, «ибо тогда она войдет в достаточный возраст — тринадцать лет».

Однако пока шли торги вокруг этого соглашения, представился еще один кандидат: Гаспаро де Прочида, богатый испанец, владевший обширными землями в Италии и вследствие этого представлявшийся кардиналу Родриго, чьи запросы росли вместе с его богатством, более подходящим женихом.

Гаспаро был сыном дона Хуана де Прочида, графа д'Аверса, важного лица, связанного с Арагонским домом. Его владения находились в Неаполитанском королевстве, а значит, ближе к Риму, поэтому их было легче держать под контролем. Вот почему 30 апреля кардинал Родриго устроил пир в своем дворце, чтобы отметить новую помолвку Лукреции, таким образом давшей слово двоим.

В архивах больницы Ad Sancta Sanctorum хранятся документы, в которых описывается путаница, возникшая в результате заключения этих брачных договоров. По ним видно, что «родной отец» дал обещание отправить свою дочь в Испанию на собственные деньги и передать ее одновременно двум женихам. Неизвестно, как ему удалось окончательно порвать с Сентелями, однако они повели себя как люди приличные и получили компенсацию менее чем два года спустя: после восшествия Родриго на трон Святого Петра под именем Александра VI окажется, что некий Гийом де Сентель назначен пронотарием и казначеем в Перудже. Зато разрыв с семейством Аверса окажется делом более деликатным. Меньше чем за три месяца Лукреция — а ее мнения не спрашивали — оказалась дважды помолвлена, затем первая помолвка была расторгнута, и в ожидании расторжения второй помолвки она так никогда и не увидела Гаспаро де Прочида, обладавшего, как говорили, весьма привлекательной внешностью. Приученная склоняться перед волей отца и Адрианы, Лукреция подчинилась по примеру Маддалены Медичи, а также кузена Орсо и кузины Джулии. О свадьбах детей в таких семьях договаривались еще с колыбели. Лоренцо Великолепный в своих воспоминаниях говорит об этом весьма трезво: «Я взял в жены донну Клариссу, или, точнее, мне ее дали».

Весной 1492 года Феррандино, принц Капуанский, привозит папе обещание своего деда, короля Ферранте Неаполитанского, выплатить годовой налог Ватикану: 36 тысяч дукатов, 20 тысяч всадников и пять трирем. Чтобы увенчать чем-то значительным вновь обретенное согласие, Лодовико Арагонский, еще один внук Ферранте, вступал в брак с Баттистиной Узодимаре, внучкой Иннокентия VIII, рожденной от Теодорины Чибо и Герардо Узодимаре. Его Святейшество благословил этот союз в присутствии аристократии и кардиналов. Никого не возмутила эта семейная папская свадьба, однако, как считал Бурхард, папа повел себя неподобающим образом, допустив «прекрасный пол» сидеть за столом на свадебном пиру, тогда как правила запрещали женщинам принимать участие в трапезах, где присутствовал понтифик. Распорядитель церемоний Ватикана, этот страсбуржец, переселившийся в средиземноморский край, не мог понять неистовой страсти к наслаждению, завладевшей в те времена иерархами Церкви.